– Куда? Домой или к Балзие? Пиджак не забудьте… – сказал шофер.
– Не пропадет… Давай на всю катушку. Потом за врачом!
Шофер дал газу.
– Привезу Нурлана… Беда: как только начинают испытывать бомбы в Семипалатинске – Семен-ага не может поднять головы, валяется пластом. Вообще-то в такие дни все в ауле как сонные мухи, а старики вообще не могут с постели подняться… Наши люди похожи на космических лаек – всякие эксперименты проводят на них! Уехать бы отсюда – да на чужбине не лучше, наверно… Весь Казахстан теперь как какая-то адова помойка. Синеморье усохло, а от Зайсана в двух шагах атомные бомбы взрывают…
В ожидании врача Кахарман усиленно прикладывал к голове друга холодное мокрое полотенце. Вскоре шофер привез Нурлана. Худощавый молодой человек в распахнутом белом халате быстро вошел в дом и сделал Семену Архиповичу укол. Шофер, возвращая Кахарману пиджак, сказал:
– Нурлан наизусть знает болезнь Семен-ага. Можете ставить чай – пока он вскипит, Семен-ага уже придет в себя…
Кахарман был в растерянности, не зная, верить или не верить шоферу, этому простому грубоватому парню.
– Рад познакомиться с вами, Кахарман-ага, – приветливо обратился к нему Нурлан. – Много наслышан о вас…
Глядя на улыбающегося молодого человека, Кахарман узнавал в нем знакомые черты лица Откельды. Они пожали друг другу руки.
– Кахарман-ага, – вдруг обратился к нему Нурлан, – присядьте, пожалуйста, я пощупаю вам пульс.
Кахарман подчинился. Щупая пульс, Нурлан спросил:
– Наверное, Семен-ага, с утра немного выпил?
– Всего рюмочку…
– В такие дни достаточно и этого, чтобы мгновенно подскочило давление… А вы переутомлены, Кахарман-ага. Нервная система истощена предельно… Надо бы вам подлечиться, отдохнуть…
– Раньше как-то не обращал внимания, а здесь, на Зайсане, понял, что действительно нервы у меня ни к черту, – признался Кахарман. – Спасибо за совет.
Пока электрический чайник закипал, Семен Архипович в самом деле пришел в себя. Он сел и осмотрелся вокруг.
– Ты опять вернул меня к жизни, Нурлан, – устало пошутил он. – Кахарман, я тебя сильно напугал?
– Не вставайте, – предупредил его Нурлан. – Вам нужно еще полежать.
Вечером, когда скот был пригнан и аул утихомирился, Жомарт заехал за Кахарманом, как и обещал. Кахарману не хотелось оставлять приболевшего Семена Архиповича в одиночестве, но тот лукаво подмигнул, обняв за плечи сынишку Балзии:
– Вот кто со мной останется, так что не волнуйся… Сарсен, ты почитаешь мне сказки? – Он шутливо погрозил пальцем Жомарту: – Только одно условие: доставь моего гостя обратно в целости и сохранности…
– Я и сам могу добраться: ноги у меня еще ходят, кажется… Я не задержусь, – чуть-чуть обиделся Кахарман.
– Ну конечно… Разве твои земляки отпустят тебя до утра? – махнул рукой Семен.
Он оказался прав. Люди, издавна считавшие Кахармана своим защитником, продержали его на свадьбе до самого утра.
Всю ночь не смолкали разговоры, молодежь пела песни – свадьба пришлась на пятницу, впереди были выходные дни. Свадьбы везде одинаковые – веселые, счастливые, но если бы она была в Караое или Шумгене, то обязательно бы устроили скачки, состязания борцов и много чего другого, согласно синеморским обычаям. Не без грусти понимал Кахарман, что синеморскую свадьбу теперь ему, наверно, никогда не придется увидеть…
Тем не менее весть о приезде Кахармана распространилась по аулу быстро – его появления на свадьбе все ждали. Первыми с ним стали здороваться старики, благословляя его: «Пусть удача всегда будет с тобой, Кахарман. Прости нас за то, что мы покинули родину и нашли приют здесь, на Зайсане. Ты рассудительный человек – ты не укоришь нас, а поймешь. Что нам было делать, когда в море не стало рыбы?»
Потом его обступила молодежь, выражая почтение, с жадностью – что с удовлетворением отметил для себя Кахарман – слушала рассказы Кахармана о поездке в Москву и Алма-Ату. В какую-то минуту Кахарман остался один – пользуясь этим моментом, к нему подошла девочка школьного возраста и, краснея от смущения, спросила: «Кахарман – ага, а где сейчас Бериш?» Этот вопрос и удивил, и обрадовал Кахармана. Удивил не только потому, что в Караое или Шумгене девочке было бы неприлично так открыто спрашивать о мальчике. А скорее потому, что этот вопрос приятно напомнил ему еще раз: Бериш-то вырос! Целых четырнадцать лет парню!
Недавно Айтуган принесла ему вот какую новость: «Бериш надумал жить и учиться в городском интернате – это недалеко от Караоя. Лето он будет проводить у дедушки с бабушкой. Пока тебе не говорит об этом – побаивается: просил меня поговорить с тобой». Кахарман не очень-то обрадовался этому решению. «Не забывай, – предупредила Айтуган. – Он такой же упрямый, как и ты. Если решил – не отступит». В конце концов, Кахарман решил не препятствовать желанию сына, расценив это как любовь к отеческой земле. Пусть он заступит на место отца, пусть даже рядовым рыбаком – это все-таки не мотаться по всему Казахстану, измочаливая и себя и семью. Он решил с ним поговорить наедине, выбрал время. «Мать передала мне твою просьбу. Хочу заметить: ты уже вполне взрослый, впредь с любым делом обращаться прямо ко мне, без посредников. Я согласен с твоим решением, уважаю его: зимой интернат, а летом, в самом деле, поезжай к деду и бабке. Я в тебя верю, Бериш, – верю в твою самостоятельность!» – «Я тоже верю в тебя, коке!» – выкрикнул Бериш и пулей выскочил вон, видимо чувствуя, что в противном случае не убережется от нежного порыва, от нежного объятия, которых он в последнее время стал стыдиться, как многие подростки.
Вот о чем вспомнил он в ту минуту, когда незнакомая девочка стояла напротив него и стыдливо ожидала ответа на свой вопрос.
Интересно, что хотел сказать ему Бериш этой своей странной фразой: я верю в тебя… Подбадривает, поддерживает, чтобы он окончательно не раскис? Или намекает на то, что он стал много пить – катится на дно, мучается, карабкается обратно, и Бериш верит, что он спасется?
Снова стали Кахармана окружать люди. Девочка выжидательно смотрела в лицо Кахармана. Щеки ее пылали от стыда, а теперь вдобавок ко всему она еще и растерялась – так сильно, что готова была заплакать. Кахарман, как бы испугавшись этого, быстро ответил: «Бериш вернулся в Синеморье. Учится в интернате, в райцентре. Лето проводит в Караое – у деда и бабушки. Уже год, как я не видел его».
Люди вокруг зашумели, заговорили разом:
– Вот тебе и Бериш!
– Мы-то думали, что только Кахарман у нас такой молодец, а сын весь в отца пошел…
– Благослови его Аллах!
Некоторые старухи даже всплакнули. Кахарман хотел спросить девочку, чья она дочь, но ее и след простыл. Свадьба тем временем шла своим чередом.
– Пусть Кахарман скажет! – раздались голоса за столом.
– Да-да, ждем Кахармана!
Все посмотрели на него. Кахарман взял в руки бокал с шампанским. Наступила полная тишина. Жених и невеста тоже встали, как и Кахарман, чтобы стоя выслушать пожелание старшего.
– Дорогие мои! Я радуюсь вместе с вами в этот незабываемый для всех вас день. Будьте счастливы! И не забывайте, вы – дети Синеморья! Дай нам всем бог вернуться на родину, вернуться к нашему морю!
Разве могла кого-нибудь оставить равнодушным такая страстная речь Кахармана?
– Так дай нам всем Бог, – повторил последние слова Кахарман еще раз, – вернуться на родину. Вернуться к морю, дорогие мои земляки!
Казалось, на минуту они поверили, что это когда-нибудь произойдет – ибо вдруг, повторив свои последние слова, он на минуту поверил в это сам.
Наступило время смены блюд. Многие поднялись из-за стола, чтобы походить, размять ноги. К Кахарману подошел управляющий Зайсанрыбпромом. Кахарман знал Рахимбека давно, но они не были, в общем-то, близкими друзьями. Они нередко пересекались в министерстве в Алма-Ате, были одного возраста, были на «ты», и потому Рахимбек начал разговор без обмена любезностями.
– В Семипалатинске мне много рассказывал о тебе, Кахарман, Иван Якубовский. Буду, краток: хочу зазвать тебя к себе главным инженером…
Рахимбек был искренен, им двигала только забота о деле – это Кахарман понял сразу, отчего был тронут таким доброжелательным предложением.
– Спасибо, Рахимбек, что не отвернулся от меня. – Кахарман мягко улыбнулся. – Однако не идеалист ли ты? Мою кандидатуру не то что в обкоме не пропустят – ее уже в отделе забракуют.
– Боишься Карабая? Он что – родной брат секретаря Синеморского обкома?
– Я никогда и никого не боялся. А насчет родства ты, между прочим, прав – Карабай приходится ему двоюродным братом. Так что расположения к себе мне ждать не приходится…
– Я поговорю с первым секретарем обкома. Протазанов – человек решительный. Если он встретится с тобой, вопрос будет решен положительно. Мне нужны деловые люди, Кахарман. В те годы, когда мы боялись и рот раскрыть, на ключевых должностях засели одни подхалимы и карьеристы – теперь настает другое время, и оно зовет к себе других людей!
– Ты станешь объяснять Карабаю, что берешь меня для пользы дела? – Кахарман усмехнулся. – Нет, они этого не поймут, не надейся. Ты сам окажешься в опале. Пойду рядовым рыбаком в колхоз к Жомарту. Будет видно, что делать дальше…
– И все-таки я поговорю! – стал настаивать Рахимбек. – Не делай этого. Это моя личная просьба к тебе. – И Кахарман приятельски положил ему руку на плечо. – Идет?
К утру в доме остались только земляки. Столы были убраны в комнатах наведен порядок. По обычаю, дастарханы расстелили на полу и сели вокруг, подогнув под себя ноги. Хозяин дома выставил спиртное. Кахарман, не опрокинувший ни единой рюмки за весь вечер, обратился к землякам:
– Может, хватит пить? По крайней мере, на сегодня. – В самом деле, – поддержал Кахармана Оразбек. – Давайте-ка лучше угостимся зеленым чаем, а, ребятки?
Молодежь не посмела возразить старшим, но по их лицам было видно, что они разочарованы. Заметив это, Кахарман обратился к хозяину: