Так и закончилась ее милицейская карьера. Но Лина недолго горевала. Переквалифицировавшись в "ночные бабочки" она ничуть не тяготилась избранной стезей.
С ним она больше не виделась. Он предпочитал не пользоваться услугами профессионалок. А адрес Лина давно сменила…
— Ну, она меня заездила! — выйдя с девушкой из спальни и похлопав ее по заднице, с довольным видом проговорил Генок.
— Слыхали, слыхали, как ты орал: "Давай, сука лягавая! Давай, ментяра!" — скопировал голос друга Бас. — Аж стекла дрожали!
— Ну, кто еще хочет комиссарского тела?! — распахнув китель и уперев руки в бока, вопросила Лина.
Блузки на ней уже не было, чулки она тоже сняла.
— Я, я хочу! — вскочил Жало.
— Тогда погоди, пока я душ приму. Не волнуйся, это недолго.
— Я его с тобой приму, — заявил Жало. — Обожаю водные процедуры!
— Ну как хочешь, — согласилась девушка и, покачивая бедрами, направилась к ванной. Жало устремился за ней.
Вскоре оттуда послышался шум воды и веселое плескание.
— Жало там всю ванну затопит, — покачал головой Рома.
— Его ванная, его и проблемы, — ответил Бас. — Дельфин, мать его!
— Слушайте, мужики, ну вы дали! — куря с блаженным видом, протянул Генок. — Где вы такую тигрицу откопали?
— Где-где, в ментовке и откопали, — пожал плечами Рома.
— Не, я по натуре спрашиваю.
— По натуре — в ментовке, — подтвердил Бас. — Она раньше там следачкой пахала. А вообще есть такая служба "Услада"…
— Проститутки?
— Ну. Только элитные.
— Да откуда в нашем городе элитные. Это же тебе не Москва.
— Ну, значит, полуэлитные. Такие штуки у них называются "ролевые игры". Там не только мусориха есть, всякие. И вдвоем, и втроем представления устраивают. Лесбийский акт могут изобразить и все такое. Да ты еще сам все увидишь.
— И у блядей прогресс, мать их!
— Дорого, правда, берут, суки. Берегов не видят. Но и отрабатывают, надо признать.
— В этом я уже убедился.
— Погоди, еще не вечер. Все еще впереди. Сейчас немного восстановишься…
— Да ты чо! Меня теперь хоть самого трахай, сил совсем не осталось.
— Посмотрим, что ты через часок запоешь. И хватит дымить своей мочалкой! На, зобни "косячок". Травка — высший сорт.
— Ты же говорил, что нету!
— Это я со спецом, чтобы растянуть твое удовольствие. Ну как?
— Кайф! — выдыхая специфически пахнущий дымок, простонал Генок. — Все, вот теперь я дома! Как пел один шкет из Казахстана: "Нирвана!"
…Когда Лина с Жалом вернулись в комнату, на ней был все тот же неизменный китель, а на нем — махровое полотенце, обернутое вокруг бедер. Волосы у обоих были мокрые, лица веселые.
— Линок, примешь немного? — кивнув на стол, предложил Бас.
— А у вас только водка? — окинула та взглядом бутылки.
— Еще пиво есть.
— А вина не взяли?
— Не додумались. В следующий раз обязательно прикупим.
— Ладно, налейте. Мне надо хоть немного отдохнуть.
Девушка подняла с пола юбку, но Рома остановил ее жестом, и она не стала надевать ее, а аккуратно повесила на спинку стула.
— Перекуси, отдохни, — пододвинул к ней посуду Бас, — а потом все-таки займись протоколами. Ты ведь еще не всех допросила.
— Я вот что думаю, — выпив водку и запив ее соком, проговорила Лина. — А не устроить ли вам очную ставку?..
— Это как это? — шмыгнув носом, уставился на нее Генок.
— Это когда двоих сразу "допрашивают", — пояснил Рома и гыкнул.
— Двоих… — качнул головой Генок, — это еще понятно. А вот троих…
— Сейчас ты сам все увидишь, — ткнул его в плечо Рома.
— Что значит — увидишь! — поправил друга Бас. — Очная ставка-то с кем будет?
— С ним. Выходит, он будет не смотреть, а участвовать. Что скажете, гражданка следователь?
— Без него никак, — с набитым ртом поддакнула лейтенантша.
— Ну вот видишь!
Лина украдкой бросила взгляд на настенные часы. До прихода Мити оставалось пятьдесят девять минут. Она еще не решила, к какому состоянию ей подвести клиентов к этому часу: чтобы они отпустили ее с миром, или наоборот — чтобы они продлили заказ и оплатили дополнительное время…
— Ну что, отдохнула? — улыбаясь обратился к ней Рома.
— Ага.
— Значит, "Встать! Руки за спину!"?
— Молодец, правила знаешь. Ты и ты! Ткнула она пальцем в Рому и Генка.
— А я? — весело вытаращив глаза и разведя руками, воскликнул Бас.
— И ты! — обостренный ноготком пальчик уперся ему чуть ли не в переносицу. — Встать! Руки за спину! Вперед марш!..
Глава 7
Состояние микроавтобуса уже достигло крайнего предела, когда он мог заглохнуть посреди дороги или просто-напросто развалиться, и Митя, мужественно противостоя несправедливым в общем-то нападкам и укорам Мамочки, все-таки убедил ее в необходимости срочного ремонта.
Мамочка, будучи далеко не в восторге от сроков и, главное стоимости этого ремонта, попросила Кирилла подменить на несколько дней Митю…
Кирилл на своей "шестерке" поехал по адресу, куда за два часа до этого доставил одну из девушек. Заперев машину на ключ, он поднялся на первый этаж трехэтажного дома в районе "Бии" и нажал на кнопку звонка.
— Минуту! — раздалось за дверью, и вскоре она открылась.
На пороге стоял молодой мужчина в сине-зеленом полосатом халате. У него не было левой ноги, и он опирался на никелированные костыли, полукруглые упоры-крепления которых охватывали его предплечье.
— Кирилл, у тебя курить есть? — по-свойски спросил мужчина.
— Найдется.
— Угости, а то мои все кончились. Да ты заходи, заходи…
— Да ну, натопчу у тебя…
— Нестрашно. Заходи, вместе покурим. Алка все равно еще в ванной, знаешь ведь ее, это у нее что-то вроде мании.
Кирилл вошел в квартиру и сел на диван в единственной комнате. Хозяин устроился на стуле напротив него, машинально пытаясь прикрыть полой халата культю, что у него, естественно, не получилось. Они оба закурили, гость без особого вкуса, а инвалид с явным наслаждением.
— Алка, поди, все выкурила? — пуская колечками дым, спросил Кирилл.
— Ты что, она же не курит! Просто я не рассчитал. Сунулся в запасник, а там ни одной пачки не осталось. Я же их оптом покупаю.
— Ясно… Ну а вообще как дела, Петро? С работой все нормально?
— Грех жаловаться…
…Петр был постоянным клиентом "Услады". Кадровому военному, саперу, ему так и не довелось понюхать пороха, хотя для представителя советского офицерского корпуса последнего десятилетия двадцатого века это было скорее исключением, чем правилом. Ногу он потерял при следующих обстоятельствах: мотострелковый батальон колонкой передвигался к месту учений. С одной из машин была потеряна связь, и комбат послал его, заместителя командира саперной роты, узнать, в чем там дело. Даже не приказал, а просто попросил по рации: выясни, мол, если не трудно, и дай им по тыкве от моего имени. По склизкой, раскисшей от дождей грунтовке колонна ползла с черепашьей скоростью, и для молодого старшего лейтенанта не представляло никакой сложности пробежаться туда-сюда и выполнить несложное поручение командира.
"Комбат-батяня, батяня-комбат"… Если бы майор знал, чем его невинный приказ обернется для подчиненного, он бы наверняка самолично бегал бы вдоль колонны взад-вперед, лишь бы этого избежать.
Петр поскользнулся. Прозаичное слово, прозаичное действие, и отнюдь не прозаичные, трагические последствия…
Обгоняя по обочине дороги идущие машины, старший лейтенант не удержал равновесия и упал. Нога его угодила под колеса БМП, и как ни мала была скорость последней, несколько тонн металла сделали свое дело: когда Петра доставили в госпиталь, речь о спасении конечности даже не стояла. Благо хоть ампутацию сделали толково и не допустили заражения крови.
Так молодой офицер стал инвалидом Министерства Обороны. Он приехал в родной город, на пособие, выплаченное ему к вящему удивлению без особых проволочек, купил комнату в коммуналке, обменял ее с помощью родителей на однокомнатную квартиру, устроился на работу, очень даже неплохую по нынешним временам — в ремонтную мастерскую, благо, руки у него росли из "того" места. Простые и радиотелефоны, любая бытовая техника, аппаратура, хоть отечественного хоть импортного производства — пожалуйста, починим — будет как новая. Военная пенсия плюс стабильный заработок — жить можно. Казалось бы полный порядок: квартира, машина, работа. Молодость, руки, голова. Здоровье, наконец. Он и на протезе умудрялся на лыжах десяточку отмахивать. А уж машину водить — так это вообще без проблем.
Лишь один психологический пунктик оказался более трагичным следствием того несчастного случая, чем даже физическая утрата. У Петра начались проблемы с женщинами. Не у них с ним. А наоборот. Представительниц прекрасного пола как раз не очень отталкивал дефект во всем остальном абсолютно здорового мужчины. Тем более, что он был молод, силен, недурен собой, работящ и не пьяница.
Но Петру казалось, что нормальными женщинами, не скрывающими расположения к нему, руководит не что иное, как самая обыкновенная жалость. Та самая жалость, которую с давних времен на Руси не отличали от любви, да и не сильно этого хотели, а обозначавшие эти чувства слова никто и никогда не воспринимал иначе как синонимы. А молодой мужчина по вполне понятным причинам жалости на дух не принимал, бежал от нее как от огня, и посему, когда доходило до интимной близости с очередной оказавшейся в его орбите претенденткой, в голове Петра щелкал какой-то тумблер, и он оказывался несостоятельным.
Но такое случалось только при общении с "нормальными" женщинами. С профессионалками Петр не испытывал ни малейших проблем. Осознание того, что для них он обычный клиент, пусть и с некоторым изъяном, и главное, что девочек интересует — лишь его деньги, непостижимым образом избавляло Петра от каких бы то ни было комплексов, и "тумблер" его в этих случаях оставался в выключенном состоянии.
Сначала Петр пользовался услугами разных сотрудниц "Услады", да и других аналогичных фирм тоже. Но последние несколько месяцев он "западал" исключительно на Аллу…