— Так уж и маньяк…
— У Ирины из квартиры ничего не пропало, у Аллы оставили сережки, золотые, между прочим, какие-то деньги в карманах.
— А ты не допускаешь такого варианта, что Иру мог убить один человек, Аллу другой, про Юльку я вообще молчу? И к "Усладе" это может иметь ровным счетом никакого отношения? Скажем, в одном случае отверженный любовник убил из-за мести, а в другом — кредитор, чтобы не отдавать долги? Да мало ли что: случайная ссора, давняя вражда… Тяжкое оскорбление наконец… Этот ряд можно продолжать очень долго.
— И все же. Я бы хотела, чтобы ты…
— Чтобы я — что?
— Чтобы ты попробовал выяснить… что произошло. Частным образом, так сказать.
— Вот здрасьте! Давеча Петюня меня обольщал, теперь ты!
— Неудивительно! Если кому-то это по силам, то только тебе. Ты парень с головой, здесь знаешь всех и вся. И вообще…
— Послушай, Мамочка, — с некоторым раздражением произнес Хлебосолов. — Раз уж мы беседуем серьезно и откровенно, скажу тебе прямо: самым правильным в этом деле было бы заявить органам, что обе убитые имеют отношение к твоей фирме…
— К нашей.
— К твоей. Я здесь наемный охранник. Следствие ведь никак не увязывает две смерти в одно целое, а знай они это, может, уже нашли бы преступника.
— Ты же понимаешь, что это совершенно невозможно!
— Отчего же? Да, придется на какое-то время прикрыть контору, лечь на дно. Это ударит по карману, но разве святое дело правосудия не стоит того? Тебе лично ничего не грозит: девочки заявят, что работали без руководителя, значит, за сводничество никого не привлекут, а сама проституция не является уголовным преступлением…
— Ты же не серьезно все это предлагаешь?
— Абсолютно серьезно. Это более разумно, чем устраивать частный сыск. А то ты хочешь избежать неприятностей для себя лично, так сказать, и капитал приобрести и невинность соблюсти. А с чего ты решила, что у меня что-то получится? Я филолог. Фи-ло-лог, а не юрист. Ладно Петя: "пепел Клааса стучит в его сердце", он горит жаждой мести. Но ты-то умная, опытная женщина! Ты ведь отлично понимаешь, что не надо заниматься самодеятельностью, а следует поступить так, как я сказал.
— Тогда от "Услады" мокрого места не останется, — перебирая бумажки на столе и не поднимая глаз, проговорила Мамочка.
— Да ну, со временем все утрясется. И в конце концов, пес с ней! Речь ведь идет об убийствах! И куда ты скроешься от своего собственного вопроса: кто следующий?
— Может быть, я ошибаюсь… — не очень уверенно произнесла Мамочка.
— И такое может быть, — пожал плечами Хлебосолов.
— Если бы была уверена, что закрой я "Усладу" и обратись в милицию, они найдут убийцу или убийц, я бы ни минуты не колебалась. Но я почему-то не верю, что они могут это сделать. Нет, очень сомнительно…
— Смотри, тебе решать…
— Спасибо, Кирюша, упокоил пожилую женщину! Спасибо!
— Брось, ты же не рассчитывала всерьез, что я примирю тебя с твоей совестью.
— Совесть здесь ни при чем. Если бы с точки зрения здравого смысла…
— Это понятно, — примирительно кивнул Хлебосолов.
Зазвонил телефон.
— Да, — подняла трубочку Мамочка. — Слушаю… Да-да! — Лицо ее ожило. — Мулатка? Но она не сильно светлая?.. Так… Понимаю. А черты лица у нее… — негроидные?.. Да? Вот как… Ага… Понимаю… Где жить? Ну, это мы обсудим… Конечно, конечно…
Кирилл показал знаком, что пойдет покурить. Мамочка, увлеченная разговором, машинально кивнула ему.
На неделе уже дважды прошел снег. Частично растаял, но частично лег на землю, зацепился за нее белыми островками, как будто снежный десант, захвативший отдельные плацдармы, ждал с неба основного наступления зимы…
Хлебосолов курил у открытой форточки, наблюдая в окно за потешной пегой беспородной собачонкой, радостно и бестолково носящейся по двору.
В дверь позвонили условным сигналом, и он услышал, как кто-то из девочек открыл ее.
— Кирилл, привет!
Хлебосолов обернулся.
— А, Витяша. Здорово, коль не шутишь.
— Да никогда в жизни. Это ведь ты у нас шутник, а я при тебе и не берусь.
— Льстишь, негодник.
— И не думаю. Мамочка у себя? Мне с ней переговорить надо.
— У себя. Но она занята.
— У нее кто-то есть?
— Нет. Она по телефону решает одну наиважнейшую проблему.
— Какую, если не секрет?
— Она собирается вызвать сюда негритянку из Новосибирска. Спецзаказ.
— Негритянку? Х-ха! Знаю я здесь одного негритоса.
— Только одного?! — изобразил на лице удивление Кирилл.
— Очень остроумно! — Витяша улыбнулся, продемонстрировав свои фирменные ямочки на щеках. — Я же говорю, это ты у нас шутник!
— Да ладно тебе.
— Хочешь познакомлю?
— С кем?
— Да с негром этим. Теряешь нить разговора. Это от никотина.
— Нет уж, спасибо. Чего не надо, того не надо, — хмыкнул Кирилл.
— Зря отказываешься. Вот такой парень. Культурный, симпатичный. По-русски так потешно лепечет. А на банджо играет — закачаешься!
— Не всем же, Витяша, повезло как тебе. К сожалению, я не могу должным образом оценить всех достоинств твоего друга в силу примитивизма сексуальной ориентации, заложенной в меня природой. Не обессудь.
— Над недостатками не следует убиваться, их надо безжалостно искоренять!
— К сожалению, мой необычный друг, мне мои недостатки в миллион крат милее, чем достоинства всех остальных людей вместе взятых.
— Что ж, мне остается только скорбеть над человеком, к которому природа не была достаточно снисходительной!
— Скорбеть я тебе запретить не могу. Только делай это тихо, а то я вспыльчивый.
— Как скажешь. Юлька здесь? — прекратив пикировку спросил Витяша.
— Нет, — ответил Кирилл, поймав себя на том, что вопрос заставил его напрячься.
— Черт, уже несколько дней не могу ее поймать! Как сквозь землю…
— Зачем она тебе?
— Да заняла у меня стольник на два дня, а уже неделя прошла. Конечно, не такие уж большие деньги, но все же…
— Отдаст, куда денется.
— Ага, если объявится. В чем я уже начал сомневаться.
— А почему, собственно? Подумаешь, пару дней девчонки нет!
— Во-первых, не пару. Во-вторых, она заплатила за комнату, для того и деньги у меня перехватывала, и у других. В-третьих, все эти события…
— И ты туда же?
— А еще кто? — заинтересованно поглядел на Кирилла Витяша.
— А, ладно, проехали, — досадливо махнул тот рукой.
— И все же?
— Петюня, Мамочка…
— Ясно. Девчонки между собой шушукаются, успокаивают сами себя, что все это, мол, совпадение. Но Мамочка-то не дура. И одноногий, видать, тоже. Мне Мишаня рассказывал, что он вас у себя собирал. И все же он хоть и не дурак, но и не умный.
— Почему же?
— Ему не Мишаню, ему меня к тебе в пару звать надо было. Мишаня — это сила, а в таком деле не сила, крепкая голова нужна. Типичный солдафонский подход.
— А ты бы не прочь был поиграть в сыщики-разбойники?
— Что об этом говорить, — усмехнулся Витяша. — Меня ведь не позвали.
— Брось, ты и сам можешь проявить инициативу, приятель.
— Да ну ее, мне что, больше всех надо? Ладно, кури, я пойду.
Витяша повернулся, чтобы уйти, но Кирилл, уже докуривший к тому времени, окликнул его:
— Постой, гей!
— Ага, запомнил! — повернулся к нему улыбающийся Витяша.
— Зайди-ка. И дверь закрой. Перекинемся парой слов.
Витяша вернулся в кухню, запер дверь и сел на табурет возле столика.
— Слушаю тебя, — произнес он, с любопытством глядя на примостившегося на подоконнике Хлебосолова. — Говори.
— Мамочка считает, что маньяк из окружения "Услады"!
— Да? А Петр?
— Петр так не считает. Он сосредоточенно ищет мотив убийства.
— А ты?
— А я вообще ничего не считаю. И если бы вы ко мне не лезли, даже бы не думал об этом. За всех переживать… знаешь…
— Это ты врешь. Но мне без разницы, поступай как знаешь.
— А я никак не собираюсь поступать. Отсюда вопрос: какого хрена вы все на меня ставку делаете? Да-да, и ты тоже! — пресек в зародыше готовые к озвучиванию возражения Витяши Кирилл. — Это ты своему Мишане сказки великих русских писателей насвистывай, а мне не стоит мозги полоскать, я тебя насквозь вижу. Ты, как и Мамочка, как и Петр, хочешь меня к чему-то подтолкнуть, вот только зачем — не пойму.
— Ай, ничего хитрого здесь нет, — Витяша усмехнулся одной стороной рта, так что ямочка на щеке исполнила свою партию соло, а не в дуэте. — А ставку на тебя все делают по разным причинам. Это же элементарно. Вот Петр как рассуждает своим вымуштрованным в казармах умишком: здоровые крепкие мужики решат любую проблему. А кто в округе здоровые крепкие мужики? Ты да Мишаня. Здесь еще комплекс калеки сыграл свою роль: будь он о двух ногах, может, и не пригласил бы вас в союзники, а сам бы кинулся в бой. Словом, мотивация примитивна до жалости.
— А ты циник, дружок! — покачал головой Хлебосолов.
— А тебя задевает? Не должно бы: цинизм — это арго умных людей.
— Цинизм — не язык, а состояние души. Ты что-то напутал.
— Поупражняемся в полемике?
— Нет-нет! В другой раз. Продолжай свое повествование.
— Мамочка, в отличие от Петра, при всей ее женской ограниченности, усугубленной дефицитом общения с интеллектуалами, хитра как протобестия…
— Слушай, Витяша, я сам не чужд витиеватости, это у меня такая форма развлечения, но ты здесь, по-моему, всех переплюнул!
— Это я тебя пародирую. Так вот. Понятно, что Мамочка подставляться ментам не хочет, а прояснить ситуацию хочет еще как. Каким образом это сделать? Нанять частного детектива? Траты. А для Мамочки слово "траты" — второе по мерзости после слова "извращение". Она кстати, наводила справки в агентстве. Во-первых, ее поразили расценки, во-вторых, заявление детективов, что по уголовным делам им вообще запрещено работать…
— Серьезно?
— А ты думал! Здесь тебе не Чикаго тридцатых годов… Ну а уж то условие, что гонорар подлежит уплате вне зависимости от результата расследования, ее вообще добило. Что делать? Надо обращаться к кому-то из своих…