— Не помню. Несколько дней назад. А почему ты интересуешься?
— Да вот, пропала она куда-то. Мы все волнуемся. А вы, вроде, подруги.
— Да ну, какие подруги, просто знакомые. И насколько я знаю Юлю, это в ее характере, взять и сорваться куда-то, уже были случаи.
— Выходит, просто приятельница? А кто у тебя здесь подруги? Ради кого ты, собственно, постоянно ходишь в "Усладу"?
Девушка метнула в молодого человека короткий, но внимательный взгляд. Он беспечно улыбался, однако глаза его за стеклами очков были холодны, смотрели серьезно, пристально.
— Друзей в жизни человека бывает очень мало, — взяв протянутые Мамочкой деньги и медленно, хотя и чисто механически, пересчитывая их, менторским тоном проговорила Татьяна. — Вот и у меня всего две подруги. Одна еще с начальных классов, другая из двора, где я раньше жила. А все остальные — приятельницы, знакомые. Здесь я со всеми приятельствую, с кем-то чуть ближе, но не более. Опять-таки, здесь мои постоянные покупательницы, а это тоже форма близости.
— Ясно.
— А что это ты меня допрашиваешь, как следователь подозреваемую?
Теперь взгляд девушки, направленный на собеседника, был жесткий, режущий.
Тот не выдержав, отвел глаза в сторону.
— И правда, Витяша, — поддержала Татьяну Мамочка. — Что это за социологический опрос! Кому какое дело, кто с кем дружит!
— Да я просто… — оправдывающимся тоном проговорил юноша. — Не бери в голову! — подмигнул он Татьяне. — Я без задней мысли…
— Все правильно? — спросила Мамочка, указав взглядом на деньги.
— Как будто могло быть иначе, — улыбнулась ей в ответ Татьяна.
— Обсчитаться всякий может, никто от этого не застрахован.
— Только не ты.
— А костюм либо я завтра тебе верну, либо отдам за него деньги.
— Да-да, мы же договорились. Ну, я пошла. Всего хорошего.
— Мамочка, мне с тобой надо поговорить… — услышала Татьяна слова Витяша из-за закрытой ею двери.
Поборов искушение остаться и подслушать, о чем будет идти речь, она прошла по коридору, на ходу попрощалась с девочками и покинула квартиру.
На улице было пасмурно, но в холодном и промозглом воздухе, несмотря на позднюю осень, ощущалось скорее что-то весеннее. Дополняли это впечатление и лужицы, соседствующие с островками снега, что гораздо привычнее наблюдать в апреле.
Выйдя из подъезда, Татьяна остановилась, посмотрела на пасмурное небо и несколько раз глубоко с наслаждением вздохнула.
Ей не понравилось то, о чем спрашивал ее Витяша, и еще пуще — как он это спрашивал. С таким скрытым подтекстом, будто намекал, что ему что-то известно.
"… Ты Юльку давно видела?"
Да видела она ее, видела. В последние минуты жизни видела! Твое-то какое собачье дело!
С Алкой получилась накладка — сильно быстро нашли. С Юлькой такого не случится. Конечно, повозиться пришлось больше, но дело того стоило.
Заманить ее все в тот же гараж вместе с деньгами оказалось несложно: Юлька девка бедовая, да и ей, Татьяне, доверяла безоглядно.
А вот Вадим ее начинал беспокоить. Он все больше и больше входил во вкус. И всегда после "дела", в постели, так накидывался на Татьяну, словно намеревался ее разорвать.
Они утопили ее. Вадим заранее привез две фляги речной воды и наполнил ею большой цинковый бак, стоящий в гараже. Туда он без лишних прелюдий и окунул головой ничего не подозревающую жертву. А Татьяна держала ее за ноги, не давая вырваться.
Потом они сняли с тела всю одежду и уложили ее в большую прочную сумку, в каких коммерсанты носят товар на рынок. Это оказалось сделать легче, чем ожидалось: во-первых, погибшая была худенькой и невысокой, а во-вторых, мертвый человек не чувствует боли, ему не страшно задохнуться, и поэтому его можно сгибать, ломать и запихивать как угодно, чем Вадим, чуждый малейшим сомнениям, не преминул воспользоваться.
Да, он, определенно входил во вкус, и это пугало Татьяну.
Ночью на весельной лодке, одолженной Вадимом у приятеля, он отплыл по реке на глубокое место, сунул в боковые карманы сумки пару обрезков увесистых металлических труб, перемотал ее тяжелой якорной цепью, найденной им на причале, навесил на нее для надежности огромный, чуть ли не пудовый, амбарный замок, и перекинул свой страшный груз через борт.
Отгребя чуть выше по течению, он утопил и узел с одеждой покойной, внутрь которого был завернут приличных размеров камень "для балласта".
Татьяна в это время стояла на берегу, наблюдая в свете фар автомобиля за действиями своего друга. Картина была преисполнена некоего сюрреализма.
Она вспомнила, как внушала Вадиму, что вода в баке обязательно должна быть речной. Тот не понимал зачем, и нервничал, как делал это всегда, когда чего-нибудь не понимал. Действительно, если тело будет в сумке, зачем изображать несчастный случай? Кому придет в голову паковать случайно утонувшее тело? Она терпеливо внушала своему недалекому приятелю, что если все-таки случится так, что тело, по какому-нибудь нелепому недоразумению, обнаружат, то лучше, чтобы при вскрытии в легких было установлено наличие не хлорированной, а речной воды. Тогда решат, что жертву топили в реке, и даже такая, кажущаяся на первый взгляд мелочью, деталь может увести следствие в сторону.
Она, готовясь к делу, долго раздумывала, не вскрыть ли убитой живот. Всем известно, ну не всем, а людям грамотным, что если этого не сделать, трупные газы могут наполнить тело, и оно всплывет. Если же оболочку разрушить, то вероятность этого гораздо меньше, почти ничтожна. Но в конце концов она решила положиться на тяжесть балласта, на прожорливость обитателей подводного царства и на природу-матушку: со дня на день водоемы должен был сковать ледяной панцирь. А кровь — это дополнительные следы, кому они нужны. Да и Вадима лишний раз к чему будоражить…
Тройная операция принесла им около четырнадцати тысяч долларов. С теми "баксами", что удалось скопить Татьяне, получилась весьма приличная сумма. С такими деньгами уже вполне можно было начинать "раскручиваться".
Вроде все удалось, все шло, как они, вернее она, она одна, и задумывала. Она чувствовала, что Вадим начал относиться к ней с большим уважением.
И тут этот Витяша! Куда он лезет, что ему надо! Это не калека — Алкин хахаль. Тот лишь кулаки стискивает да зубами скрипит. Чувствует, конечно, что-то, но чувства к делу не подошьешь, а мозгов у него не хватит раскрутить тему. Педик — другое дело, у него головенка варит, он может и докопаться при желании. Нехорошо он смотрел. И говорил нехорошо.
Вынюхивает, сволочь! Довынюхивается на свою голову!..
"Педераст проклятый!" — подытожила Татьяна свои мысли и зябко передернув плечами, направилась из двора на улицу, чтобы там поймать такси…
Хлебосолов смотрел из окна на женскую фигурку, навьюченную пакетами, но думал вовсе не о ней. Он не подозревал, да и не мог подозревать, насколько эта спокойная, всегда приветливая и симпатичная коммерсантка, у которой и он время от времени что-то покупал, имеет близкое отношение к его нынешним тяжелым раздумьям…
Потомственная морячка, в роду которой не один мужчина нашел успокоение в морской пучине, обрела свое последнее пристанище в воде, правда не морской, а речной и саваном ей послужила брутальная торгашеская сумка. На сей раз убийцы могли не беспокоиться: останкам Юли никогда не суждено было всплыть на поверхность и стать объектом исследования…
Глава 13
— Я смотрю, у вас новенькие… — прихлебывая кофе, проговорил Доктор.
— Ну да, ротация кадров, — ответил Кирилл. — Только удивительно, как это ты заметил: ты же им в лица никогда не смотришь.
— С чего ты… Как это… Смотрю, почему… Лишь бы сказать…
— Как же, ты им другие части осматриваешь! — хохотнул Хлебосолов. — A-а, ты их наверное по этим частям и различаешь!
— Ты… Это… Балбес… Болтаешь всякую… Сам не знаешь… Болтун…
— Кирилл! — строго поглядела на охранника Мамочка. — Возьмите, пожалуйста, — протянула она Доктору очередной бутерброд.
— Угу…
— Еще кофе?
— Да… Спасибо… Не откажусь… М-м… Достаточно… Спасибо…
— Пейте на здоровье.
— Кофе у вас… М-м… Высший сорт… Как всегда, превосходный…
— Что верно, то верно, кофе у Мамочки всегда на высоте, — подхватил Хлебосолов. На сей раз он тоже не отказался от угощения.
Хозяйка кабинета просияла от заслуженной похвалы.
— Слышал, у вас здесь негритянка появилась… Почему… На осмотре… Не было..?
— Ах, Доктор, Доктор! — рассмеялся Хлебосолов. — И тебя цепляет черненькая тема! Ишь как глазенки заблестели! Негритяночку ему подавай!
— При чем тут… Дурак… Осмотр все должны… Тем более афрорусские…
— Афрорусские! Ха-ха-ха! Наш Доктор изобретатель нового термина!
— Да прекрати ты насмешничать! — осадила Кирилла Мамочка. — Тоже мне, юморист выискался. Не обращайте на него внимание, — повернулась она к Доктору.
— Да что на дураков… Я и вообще… Не знаю что ли его… Он и есть…
— Док, а хочешь я вас познакомлю? — продолжал дурачиться Хлебосолов. — Нет, правда?
— Болтун!
— Ох, извини. — Кирилл вдруг напустил на себя серьезный вид. — Я и забыл…
— Опять какая-нибудь глупость… В своем репертуаре… Что с тебя…
— О чем это ты? — вдруг заинтересовалась Мамочка. — Ну-ка…
— Да у нашего Доктора жена строгая. Выше его на полголовы, и рука у нее тяжелая. Если врежет, мало не покажется. В колледже преподает. Учащиеся от одного ее взгляда в обморок падают. Вот Док и не позволяет себе ничего лишнего. Проявляет только чисто теоретический интерес, так сказать. Облизывается, как кот на сметану, но более ни-ни…
— Заткнись! — рассердился Доктор. — Идиот! Вроде не пацан… А такое…
— Ладно, извини, я пошутил, — произнося это, Кирилл подмигнул Мамочке. Та, собрав все силы, попыталась согнать с лица веселую улыбку, но это ей плохо удавалось. — Больше не буду.
— Шуточки у тебя…
— Вот, возьмите, — протянула хозяйка кабинета Доктору традиционный конверт.