ию она занимает сейчас?
— Такую же.
— Но ведь кое-что изменилось. В частности начали сбываться ее мрачные прогнозы.
— Ты немного спутал. Со мной она беседовала уже после того, как пропала Юлька. А ты до этого места еще не добрался.
— Но виды она на тебя имела еще раньше, тебе же Витяша об этом сказал. Так что не путай меня. Ну а Витяша? Неужели и после его смерти она не сообщит в ментовку?
— Полагаю, что нет. Витяша в "Усладе" числился как бы за штатом. К тому же она без труда себя убедит, что случай стоит особняком. Заурядное убийство с целью грабежа… какой-нибудь обколотый наркоман. Там, говорят, и шприц нашли.
— Полнейшая чепуха! Ты сам-то хоть это понимаешь?
— Мамочка поверит. Ей выгодно в это поверить, и у нее сильно развито самовнушение.
— Ладно, мы скакнули в сторону. Пойдем дальше. Следующее обеспокоенное лицо — инвалид. У которого было что-то вроде романа со второй убитой. Мужик здравомыслящий, но звезд с неба не хватает. Понимает это и рассчитывает на твою помощь.
— Хочет поквитаться с убийцей. Вбил себе это в голову, черта с два вышибешь.
— А что, нормальное желание. Еще одно обеспокоенное лицо — ты. Ну, с тобой все ясно и о тебе потом. Четвертый в этом ряду…
— Разве есть еще и четвертый? Я тебе вроде ни о ком больше не рассказывал.
— А ты подумай.
— Что тут думать. Девочки шушукаются, конечно, между собой, но это так, на уровне ля-ля. Во всяком случае ни у одной из них чувство самосохранения не пересилило желания заработать. Как обслуживали клиентов, так обслуживают. Доктор далек от наших проблем. Мужик он золотой, но мыка, и кроме медицины, по-моему, знать ничего не хочет. Митя… Ну, это такой тип, которого по большому счету интересуют только жратва и бабы. Мишане все до фонаря, что не касается его лично. Витяша — сам жертва.
— Это он сейчас жертва. А тогда?
— Так ты его имеешь в виду? — задумчиво проговорил Хлебосолов.
— Именно. Ты же сам только что рассказал, что он тебе намекал на мотив убийств, который ему якобы известен. Значит, он размышлял над этим делом, и может быть, даже что-то разузнал наверняка. Пока отложим этот аспект и вернемся к теме.
— Пропадает Юлька…
— Да, пропадает Юлька. Сто к одному, что она не просто пропала, а пополнила все тот же скорбный список. Ты поначалу пытаешься убедить других и себя, что, может быть, это не так, но в результате даешь убедить себя в обратном.
— Просто мне не хотелось лезть во всю эту кашу… — поморщился Кирилл.
— Я представляю. У тебя отсутствовал личный мотив как у инвалида, и у этого… Второго гомика… Здорового… Как его…
— Мишаня.
— Ну, пусть Мишаня. Теперь у него тоже есть личный мотив. Так он тебе заявил?
— Так.
— Да и у Мамочки. Она боится потерять свой бизнес. Это тоже серьезная мотивация. А у тебя никаких личных побуждений не было.
— И кроме того…
— И кроме того, ты был абсолютно согласен с этим… с Мишаней, что сыском должны заниматься профессионалы. Ты, конечно, пообещал этому инвалиду…
— Петру.
— Петру, что поможешь ему в поисках, но сделал это скорее из сострадания, чем в действительности собирался что-то предпринимать. Так ведь?
— Ну почему… Я бы поспрашивал людей, поузнавал бы…
— Ага. Словом, потолок бы воду в ступе. И остался бы на том же самом месте, где застрял твой одноногий. Мало гореть жаждой мести, надо еще знать что делать.
— Хотелось бы тебе возразить, да не получается. Дуй дальше.
Доломанов выпил стопку водки, зажевал принесенным Кириллом сыром.
— Дальше? А дальше убивают Витяшу, и это в тебе что-то переворачивает на сто восемьдесят градусов. Нет, он для тебя ничем не ближе, чем эти алки, ирки, юльки. Погибни он первым, ты бы и не вздрогнул. Но он уже четвертый. Четвертый! От этого ты уже не можешь отмахнуться. И если про девчонок ты, как и наверняка их подружки, где-то в глубине души подумывал, что те сами где-то "накосячили" и поплатились за свои "косяки", то про Витяшу ты так подумать не мог…
— Ничего подобного я тебе не говорил! — возмутился Хлебосолов.
— Да и не надо! Что я тебя, первый год знаю? Не-ет, Авдей Доломанов людей насквозь видит! И еще вглубь на три метра!
— Не лопни от собственной значимости. И не гони отсебятину.
— Погоди, — отмахнулся Авдей. — Ведь Витяшу за что убили?.. Нет, сначала другой вопрос: девочек за что убили? Первым делом необходимо установить мотив. Установишь мотив, все остальное подтащишь им как магнитом.
— Ну, это как раз вопрос не из самых сложных. Мотив ясен.
— Деньги?
— Они, родимые. Все трое имели сбережения. Потом их не оказалось.
— Могли так запрятать, что их просто не нашли. Или должники, прослышав о смерти, не спешат объявляться. Нет, ты не подумай, я не ставлю под сомнение твою версию, я наоборот, с целью ее укрепить…
— Понятно. Про Алку точно известно, что она ссудила кому-то деньги под проценты. Но долговой расписки нигде нет. Ирина тоже всю дорогу чего-то мышковала. Юлька собиралась купить квартиру, делилась планами с Доктором. И тоже никаких расписок. Юлька, уже зная о гибели двух подруг, ничего не опасалась. Выходит, нечего ей было опасаться. Почему версия с маньяком не прокатывает, я тебе уже объяснял. У Ирины из дома ничего не взяли, с Алки ничего не сняли — почему? Значит, завладели чем-то более ценным. Вот такие примерно умозаключения на этот счет.
— Но к Витяше все это не относится, — выслушав, произнес Доломанов.
— К Витяше не относится. Его деньги Мишаня передал мне, а я — родителям.
— И вот теперь вернемся к первоначальному вопросу: за что его убили?
— Мы ведь исходим из того, что это дело рук одного человека?
— Вероятность совпадения исключить нельзя, но пока мы ее отринем по причине очень низкого коэффициента. Так что получается?
— Получается, что его убили из-за того, что он что-то узнал.
— Логично. Но вернемся к этому чуть позже, если ты не возражаешь.
— Как угодно.
— А пока скажи-ка мне вот что. Кто из известных тебе мужиков мог сотворить такое?
— Никто! — решительно заявил Хлебосолов. — Из известных мне — никто!
— А, конечно! — саркастически усмехнулся Авдей. — Они все милые, порядочные люди, и ты просто представить себе не можешь…
— Не в этом дело. Я понимаю, что у убийцы не вытатуировано на лбу, что он убийца, но у Мити, его шурина, Доктора, Мишани — есть алиби…
— Алиби можно подстроить. Это обычная практика преступников.
— У Мити с шурином и Доктора — алиби железное, подтвержденное кучей народа. У Мишани — нет машины. Да и Витяшу бы он… Нет, не вижу смысла. Муж Мамочки, кстати, как раз в те дни, когда убили Аллу и Ирину, уезжал за границу.
— Еще один персонаж? — удивленно изогнул бровь Доломанов.
— Забудь о нем. Это к тому, что Мамочка тоже вне подозрений. Она жена верная и такую штуку могла бы провернуть только в паре с собственным мужем.
— Ага! Выходит, все-таки, могла бы!
— Не подлавливай меня. Это я исхожу из того, что могли бы все.
— Ладно, я понял. А этот подозрительно суетящийся инвалид? По твоим раскладам выходит, что он как бы априори чист и свят. У него же есть машина?
— Машина есть.
— И подруга его к нему подсела бы безо всякого опасения. К тому же он знал, где и в какую смену она работает. Да и Ирина могла бы его впустить. Именно его — могла бы.
— Да теоретически-то все правильно… — поморщился Хлебосолов.
— Только не рассказывай мне сказки про большую любовь. Откуда мы знаем, как да что у них там было на самом деле…
— Я и не собираюсь.
— А что сильно переживает, так может, он актер хороший, играет. И в том, что он постоянно будирует эту тему — тоже есть своя логика.
— Да он на своем протезе с грехом пополам ходит. Нет, не стал бы он Алку в лесопосадки тащить. Тяжело это с одной ногой, неудобно, да и след специфический мог остаться. Он бы нашел более подходящий способ избавиться от трупа.
— А ты не допускаешь мысли, что он просто-напросто имитирует свою немощность?
Кирилл рассмеялся.
— Накрутить можно все что угодно и в отношении кого угодно. Если принять твою версию, то Петр все эти убийства задумал по меньшей мере год назад. Ведь он уже тогда мучился со своим новым протезом, а на прежних вообще передвигался очень и очень немного, предпочитал костыли.
— У него мог быть сообщник. Как тебе такая версия, подходит?
— Ты с ним, случайно, нигде не сталкивался? — спросил Кирилл.
— С кем?
— С Петром.
— Да я о нем сегодня от тебя впервые в жизни услышал!
— Точно?
— Да где бы я с ним пересекся! Сам-то подумай! Лишь бы сказать…
— Что ж ты тогда его с ходу в убийцы определил? Странно…
— Да ну тебя! Если все вокруг не убийцы, значит, остается только один человек, пригодный на эту роль. Один, так сказать, зловещий персонаж…
— Кто же это?
— Да ты, кто же еще! — с нескрываемым удовольствием произнес Доломанов и взялся за бутылку, намереваясь долить себе водки.
— Ну-ка притормози! — Кирилл рывком поднялся с дивана и без особых усилий отобрал у друга бутылку. — Тебя с голодухи уже развезло, несешь всякую ахинею. Лучше закусывай как следует. — Он отодвинул водку на дальний край стола.
— Что ты, шуток не понимаешь? — усмехнулся Авдей. Хмель уже действительно забрал его, но не так сильно, как это хотел представить Хлебосолов.
— Тупость, даже облеченная в форму шутки, все равно остается тупостью.
— О, да ты еще и мастер афоризма! Вот уж чего не мог предположить.
— Вот именно, афоризма. Одного единственного, так что успокойся.
— Ладно, тогда давай еще одну сигарету, — заявил Доломанов.
— Тебе много не будет? Ты же у нас некурящий, — протянул ему пачку Кирилл.
— Давай-давай…
Авдей прикурил, как это делают неопытные курильщики, выпустил дым.
— Нравится? — полюбопытствовал Хлебосолов, наблюдая за ним.
— Только когда выпью. А вообще — дрянь. Едко, горько, противно…