По шее, спускаясь к позвоночнику, пробегают мурашки. Я резко оборачиваюсь, ожидая увидеть за спиной тянущиеся руки лавандера, но там… никого. Лишь одинокий поблекший фонарь, словно последний на поле сражения воин, пытающийся с треском отбиться от подступающей со всех фронтов тьмы.
Слышу странный звук. Сквозь плотный туман – собирающийся точно на представление – ничего не разглядеть. Нечто катится по склону вниз. Если бы не ситуация, мог бы спутать с тележкой из супермаркета, в которую мы иногда забирались, чтобы, видимо, свернуть шеи, но это не она.
Прежде чем меня охватывает собственный страх, под кожу мне пробирается Уиджи. Ощущаю его продолжением себя. И за первой открытой дверью в его голову находится комната, заполненная тревогой. Ей на смену распахивается вторая. И неприятные эмоции впиваются в меня, подобно пиявкам. Смятение, а за ним – легкое раздражение, подпитывающиеся желанием кому-нибудь врезать.
Наплевав на безопасность, я бросаю велик и подбираюсь ближе. Впереди два силуэта. Мгла жмется к ним обоим вплотную. Мешает рассмотреть. И наконец я вижу…
Лавандер с лицом Кибы прокручивает в руке биту и опускает ее с хищной улыбкой себе на плечо. Он приближается к отступающему Уиджи. Его слова, до этого неразличимые, обретают смысл.
– Хочу, чтобы ты страдал. Так же, как и я, – голос лавандера звучит жутко.
– Неужели? – Уиджи ставит ногу на педаль велосипеда и хмыкает, пытаясь казаться смелее, но я ощущаю, как в его голове звенит страх. – И что же ты мне сделаешь?
Становится слишком тихо, и острая, словно лезвие, фраза лавандера разрезает ночь:
– Я тебя сломаю, волчонок.
Дальше события развиваются стремительно. Бита пролетает над головой Уиджи, но тот успевает уклониться, повалившись с велика. Уиджи пинает лавандера в живот так сильно, что у меня самого сжимается желудок, норовя вывернуться наизнанку. Затевается драка.
Уиджи и лавандер месят друг друга, подобно бездомным псам на обочине у бензоколонки, а я не могу заставить себя даже пошевелиться. И должен ли?
Чужие травмы всегда чужие.
Если вмешаться, станет только хуже. Но почему лавандер не превращается в фантом? Отыгрывает свой скрипт? Не успеваю уследить за мельтешением, как оба замирают, и в меня снова врезаются чувства Уиджи. Влетают на огромной скорости, будто машина на трассе. Так, что я отшатываюсь. Ощущаю иглы, впивающиеся глубже и глубже. Отделиться от его эмоций становится все сложнее.
Прихожу в себя не сразу. Двигаюсь, набираясь решимости, к лежащим на асфальте телам. Вижу широкую спину Кибы, навалившегося на Уиджи. Они замерли в странной позе, и мне становится по-настоящему жутко. Первая мысль: Киба его душит. Но стоит подойти ближе, меня одолевает животный ужас, который бесконтрольно смешивается с чужеродными эмоциями, и уже не отделить, где чьи.
Пурпурная бита валяется в стороне. Я подхватываю ее без долгих раздумий и со всей дури бью лавандера по хребту и ребрам. Слышится мерзкий треск костей. Лавандер отрывается от шеи Уиджи и мычит, а я каменею от увиденного. По его губам стекает струйка крови, и он слизывает ее, обнажая клыки.
Суперлавандер пьет кровь мальчишек?
Я настолько шокирован представшей картиной, что растерянность уступает невиданной ярости. Зубы едва не скрипят от бурлящей ненависти, охватившей меня как пламя. Никогда прежде мне не доводилось видеть Уиджи таким беспомощным. Никогда наш лидер не подставлялся. Всегда находил выход даже там, где, казалось, его нет.
И вот лежит он недвижимый посреди пустынной улицы и едва дышит.
Беззащитный и замученный.
Из моего горла вырывается рев. Я сжимаю биту и сбиваю ей мерзкую улыбку с лица суперлавандера. Пинаю его в бок, совсем теряя контроль. Бью, бью, бью. А он сдавленно смеется, как обезумевший. Или безумен уже я…
Меня хватают за лодыжку, и бита застывает в воздухе. Дышу тяжело и прерывисто. Грудь вздымается. Тело сотрясается, словно меня окунули в ледяную воду. Но почему внутри все горит и плавится?
– Кензи, – едва слышно звучит хриплый голос снизу, – остановись.
Я опускаю голову. Бледные в свете луны пальцы Уиджи сжимают мои джинсы. Он прикрывает второй рукой свою шею, и через нее на асфальт сочится кровь. И этот вид отрезвляет похлеще любой пощечины.
Глава 10. Рука мертвеца
Three Days Grace – Animal I Have Become
Кабинет мистера Дика пропитан запахом сырой рыбы, рисового уксуса и специй, как бы он ни старался скрыть его кубинским табаком и тайскими эфирными маслами, оставленными массажисткой. А амбре дешевого пива не перекрыть португальским портвейном десятилетней выдержки. Ведь для всех в казино, кроме босса, вполне очевидно: можно занести в дом трон, но дворцом он от этого никогда не станет.
Мистер Дик из тех людей, кто выбрался с самых низов и достиг вершины методами, которые нельзя назвать благородными. И щеголяя в невидимой короне, он регулярно забывает «надевать к ней штаны». Так в прошлом году мы громко отпраздновали его пятидесятипятилетие в одном из ресторанов «Эдема».
Столы в тот вечер ломились от морских деликатесов. Количество приборов у тарелок заставляло «змеев» неловко переглядываться. Официанты задирали носы, перечисляя сорта вин и степень прожарки стейков. Белоснежные полотенца свисали с их рук, а в меню без дешифровки было не разобраться.
Стоило одному из нас заправить тканевую салфетку за воротник, а другому вытереть ей соус с бороды, как дамы в дорогих одеждах переходили на шепот. Но когда то же самое проделывал мистер Дик, они замолкали, уткнувшись в свои крохотные десерты. Впрочем, съели высокопоставленные гости и выходки босса, и его пьяные шутки, и даже заказ из местной пиццерии.
В заведениях такого толка мне бывать не приходилось, однако наблюдать за людьми – часть моей работы. Поэтому, когда официант уносил мою пустую тарелку раньше всех, а новое блюдо появлялось передо мной быстрее, чем у остальных, «змеи» называли это «магией», хотя все было куда проще – этикет. Я попытался им объяснить, что подглядел связь вилки и ножа у людей за соседними столиками, но вызвал у парней только гогот и колкое «сэр». Каждый из них, отрывая от омаров куски, даже не скрывал презрения к состоятельным гостям этого ресторана.
Босс и прежде пытался добиться признания у элиты. А она отвергала его, как собаку без родословной, пока его фамилия не оказалась на табличке кабинета в «Вавилонской башне». С открытием «Эдема» даже самые лощеные псины стали обивать пороги за право посетить закрытые двери ВИП-залов.
Оказалось, богатых привлекает не количество нулей на счету швейцарского банка, не число офшоров или статус, а то, чем машут у них перед носом и что затем демонстративно убирают. Так у казино появились инвесторы, постоянные клиенты и ВИП-карты, за которыми вставали в очередь и которые ждали годами.
Мистер Дик обладал терпением змеи. В этом ему равных не было, чего не скажешь обо мне. В банде меня шпыняли. А право кем-то среди них стать приходилось выгрызать, поскольку разговаривали они на языке силы.
После очередной неудачной потасовки босс заметил мои ссадины и подозвал к себе. Слова его отпечатались в голове, будто их высекли плетью. Он сказал: «Змеи изворотливы. Если хочешь добиться уважения, стань хитрей. Затаись и укуси ровно в тот момент, когда волки этого не ждут». Я спросил, как мне понять, что нужный момент настал. Босс посмеялся и загадочно ответил: «Когда сука сыта, а кобель голоден».
Не уверен в правильности толкования этой фразы, да это уже и неважно. Спустя несколько месяцев отношение ко мне поменялось. Своих я кусать не стал. Выбрал действовать в открытую, чем изрядно повеселил босса. Если мне давали задание, я старался выполнить его быстрее и качественнее любого взрослого. Удавалось, конечно, далеко не всегда. И часто меня поднимали на смех. «Щенок, – бросали они. – Щенок, возомнивший себя волком».
Как-то раз, понаблюдав за очередной сценой моего бодания с одним из членов банды, мистер Дик подвел меня к террариуму со своим питоном-альбиносом. Постучал по закаленному стеклу и прохрипел: «Видишь его? Посмешище для матери-природы. Существо, которое никогда не станет похожим на сородичей. И посмотри, где он теперь. Живет лучшую жизнь, потому что в своей уникальности оказался полезен хозяину – мне. Но особенность необязательно должна быть внешней, Нэджи. – Босс ткнул меня в грудь пальцем. – Она может таиться внутри. Найди ее в себе и принесешь семье пользу. Нет? Рай для тебя закроется».
С того самого разговора каждый раз, заходя в кабинет, я бросал мимолетные взгляды на террариум и гадал, почему жизнь в стеклянной коробке считается «лучше», чем свободная от клетки и чьей-то над тобой власти. Мне потребовалось перелистнуть несколько лет и пройти через ряд дурных решений, чтобы понять: если ты сидишь за стеклом, то всегда есть тот, кто наблюдает за тобой по ту сторону. И этому кому-то выгодно держать тебя сытым, ведь голодный кобель всегда смотрит за забор.
Босс умел посылать двойственные сигналы. С одной стороны, мы семья, которая держится вместе. С другой – туго сплетенный клубок змей, где сильный способен задушить слабого. А с неугодными он расправлялся с особой жестокостью. Впрочем, сами «змеи» тоже…
Постепенно мое положение укрепилось. И тогда всплыла информация, расставившая прошлые события по местам. В банде прознали, как мой отец пытался сделать себе поддельный паспорт. Готовил отход и копил деньги. Да не просто откладывал, а воровал у своих. Когда гнойник вскрылся, папашу захотели убрать, но копы добрались первыми. Мистер Дик рассчитывал, что под финальные аккорды отсидки, будто в насмешку, отцу помогут отойти на тот свет. Отберут надежду у самого края.
Про нелегальную отцовскую жизнь в Америке «змеи» не знали. Но о розыске в Японии ходили слухи. Поэтому стоило ему оказаться за столом подсудимых, приговор не заставил себя ждать – депортация. Кто бы мог подумать, что порой криминальное прошлое способно оградить от смерти.