Прознав о соскоке отца с заточки, «змеи» с катушек слетели, а тут подвернулся парень для битья, то есть я. С клеймом сына предателя в банде карьеру не сделаешь. И избавляться от него пришлось с особым упорством. Увы, лучшим я стать не сумел даже спустя годы. И вторым не стал тоже. За упрямый характер и наблюдательность босс меня ценил по-своему, но я не обольщался. Знал, какими бывают последствия за мельчайшие проступки. Как семья ощетинивалась, стоит перейти им дорогу.
Мистер Дик любил повторять: «Не ломай птице крылья. Это слишком легкая смерть. Она быстро станет добычей для хищника. Лучше выжги ее лес, чтобы ей некуда было возвращаться. Дом – самое ценное, что у нас есть». После он зачитывал заученную наизусть проповедь о братстве и преданности, а «змеи» молчаливо кивали, ловя воодушевленные взгляды друг друга. Гордо расправляли плечи, будто каждое слово босса раскрывало за их спинами видимые лишь им крылья.
Вот и сейчас мы с Кибой стоим у стены и внемлем происходящему, пока крупье по кличке Баран готовит стол к игре. В его речи слышен славянский акцент. Рубашка пропиталась потом, на ремне виднеется кобура с пушкой, с которой он не расстается, даже уходя отлить. В его волосах пробивается седина, а улыбка сверкает золотым зубом. После инцидента с поехавшим должником, учинившим стрельбу, требования к сотрудникам ужесточили. Но мы с Кибой – несовершеннолетние, поэтому обходимся битами. Соблюдение закона, учитывая нашу противоправную деятельность, выглядит лицемерием. Волки под шкурами овец, держащие в страхе соседние города. Буду лжецом, если скажу, что не получаю от этого удовольствие. Это месть за то, что общество нас отвергло.
Дреды Кибы торчат в разные стороны, словно у Медузы горгоны. Мы переглядываемся, и он кивает мне на забитого парня в углу дивана, сидящего среди остальных гостей. Задрот из класса, на год младше нас, пытается – и, похоже, весьма успешно – притвориться выпускником.
В том году, когда мои оценки ухудшились, мама уговорила меня на репетиторство по физике. Тогда-то пацан и подвернулся. Я заплатил ему всю сумму, только бы отвалил. С предметом еле-еле справился, а выигранное время смог уделить делам казино. Алиби лишним не бывает: «Мы прилежно учились, господин полицейский. Никак нет, сэр. Ограбить дом того джентльмена? Как вы могли такое обо мне подумать, сэр?»
Пару месяцев назад пацан подошел ко мне во дворе школы, заглянул через мое плечо в набросок и сказал самую странную вещь на свете: «Твой рисунок похож на бездомный квазар[30]». А я рисовал торнадо, сметающий город. Не чудик ли?
Рядом с пацаном сидят еще четверо.
Мужчина средних лет с завитыми кверху усами, в старомодной шляпе, презрительно разглядывает собравшихся, то и дело счищая несуществующие пылинки с наглаженных брюк. Представился он мистером Ханом, но между собой мы зовем его Петух. За все хорошее.
Петух держит парочку галерей, разбросанных по штатам. Кичится этим так, будто на каждой картине отпечатал свой немецкий зад во всех ракурсах, и всякий американец жаждет на это полюбоваться. Пару раз я пытался завязать с ним разговор об искусстве, надеялся обрасти связями, но он быстро заканчивал разговор и переключался на сомнительные намеки в адрес хостес. А однажды Петух и вовсе заблевал мои ботинки, пока мы с Кибой тащили его до такси.
В центре дивана, точно королева, расселась Роза. Настоящего имени мы не знаем, да и не наше это дело. Роза – сорокалетняя мексиканка с лицом, подтянутым пластическим хирургом лет на тридцать. Не знаю, какие дела связывают ее с мистером Диком. Поговаривают, якобы она посредник между ним, картелем и торговцами огнестрелом.
За последние пару лет нелегальные «пистолеты-призраки» без серийных номеров заполонили улицы. В перестрелках это дерьмо унесло немало невинных жизней. Путь от «смотри, какая пушка» до дырки в чужой груди – короткий: опрометчивый взвод курка, а за ним – одна дорога: отсидка или канава. От правосудия непросто уйти даже «змею». И настанет день, когда последствия непременно постучат, а ему остается надеяться, что не в крышку его же гроба. Такова цена улиц: или ты, или тебя.
К Розе пытается клеиться пузатый лысеющий мужик, завсегдатай автоматов по кличке Банкир, но вне казино его знают как мистера Пэриша. Он заведует частью финансовых операций мистера Дика. Не теми, что предназначены для налоговой, а общаком. При мне Банкир ни разу не обыгрывал босса, но, судя по хрюкающему смеху после неудачной партии, он здесь вовсе не за победой. И если самовлюбленному Петуху переносить проигрыш с достоинством не позволяет гордость, то Банкир всегда приходит и уходит навеселе.
На отдельном кресле, широко расставив ноги, сидит Слепой – начальник полиции Гленлосса. Нет, со зрением у деда все в порядке. По крайней мере, декольте Глазастой Молли, работающей в закусочной, он видит хорошо. Хрусталик помутнел, когда псина от брови до скулы разорвала зубами кожу, но в банде его так прозвали, потому что Слепой мастерски закрывает глаза на дела казино. Он похотливо проводит пальцами по усам, разглядывая вырез на платье Розы, и облизывает потрескавшиеся губы. Я отворачиваюсь, сдерживая рвотный позыв.
– Прошу прощения, – мямлит пацан и протягивает Розе бокал, чуть не расплескав содержимое.
– Не переживай, сладкий. – Она гладит его по коленке, и тот вскакивает с места и отсаживается на самый край дивана. Затем проводит рукой за спиной, достает то ли браслет, то ли резинку с цветными бусинами и начинает что-то бормотать, будто пересчитывая шарики.
Я смотрю на него с жалостью. Пацан старательно пытается создавать видимость уверенности, а сам уже раз двадцать вытер ладони о пиджак. Теперь еще вот это. Такие гости – не ВИПы – здесь по одной из двух причин. В роли шутов – посмешищ, которых зовут за стол ради забавы, своеобразное избиение младенца. Или тузов – выдающихся игроков, которых мистер Дик выцепляет из зала и приглашает за стол. Нравится ему наблюдать, как бедолага обыгрывает людей вроде Петуха и как с каждой раздачей все заметнее проступает их звериная натура. «Наступить на горло» – так называл это босс. Видать, неприятие элиты настолько задело гордость мистера Дика, что обида не утихает до сих пор.
Стрелка настенных часов будто вязнет в песке. Любит же босс задерживаться. Нет, он не набивает себе цену – скорее предпочитает давать гостям время на знакомство. Обычно он говорит: «Сука должна быть мокрой».
Устав стоять, пока гости заняты трепом, я упираюсь лопатками в стену и разглядываю уже приевшийся антураж. Вкуса и моральных ориентиров у босса нет и не было, словно он смешивает на холсте акрил с маслом, закрепляя результат акварелью.
На стене цвета красного бархата висит картина давно почившего еврейского художника и немца, служившего во времена рейха. За стеклом высокого шкафа стоит привезенная младшим братом босса ритуальная маска Чокве, олицетворяющая дух плодородия. Рядом с ней в рамке – фотография, на которой этот же брат приобнимает за плечи повстанцев. Тех, кто зверски убил сто пятьдесят человек и пустил их вниз по реке Конго, набив камнями вспоротые животы. Следующий снимок – сам мистер Дик пожимает руку спецпредставителю ООН, словно кровавой бойни в Конго и не было.
Стол из африканского сруба породы сапели, подаренный русским воякой по долгу службы, подпирает крышка от арахисовой пасты: неприкасаемый одноглазый амстафф по кличке Пуля погрыз одну из ножек вместе с коробкой, пока подарок месяц пылился на складе. Я не стал передавать, что пес полюбил мочиться на картон. Мне нравилось наблюдать, как мистер Дик первое время принюхивался, подписывая накладные на товар, и переспрашивал: «Тут сдох барсук?» А мы с парнями переглядывались.
Каждый раз Киба придумывал новую причину вони, связанную с ненавистной боссу тещей: «Заходила мать вашей жены, передала свою стряпню» или «Ваша теща хвасталась новым парфюмом». Мистер Дик всегда громко гоготал и непременно отвешивал всем парням в смене лишнюю сотню баксов, а после работы мы шли в бар, где Киба наедался за наш счет до отвала.
О своих любимых женщинах – жене и дочерях – босс отзывался однозначно: «Я нас всех одеваю, а они раздевают!» Но стоило кому-то из них приехать в казино, он тут же превращался из питбуля, натасканного убивать, в покорного пуделя, готового приносить тарелку для фрисби, если те попросят. Особенно младшая дочка – Джульетта.
А вот для меня дни ее приезда становились невыносимыми. Она постоянно просила напеть что-нибудь из кей-попа, а я изо всех сил старался не закатывать глаза. В каждый ее приезд приходилось ездить в большой город и по жаре подрабатывать мальчиком на побегушках – носить неудобный костюм и таскаться по бутикам с пакетами. Так себе работа для подростка. Скука. Кстати, о ней…
Крупье открывает мистеру Дику дверь, и он заходит в нее немного боком, не вписавшись широкими плечами в проем. Все замолкают. Его бычью шею я не смог бы обхватить и двумя руками, а ростом достаю едва ли до подбородка с уродливым шрамом. Галстук-бабочка затянута на нем настолько сильно, что создается давящее ощущение, будто она вот-вот срежет голову с плеч. Костюм, сшитый на заказ, позволяет боссу двигаться грациозно вопреки внушительной фигуре и оставленным позади годам. Широко посаженные глаза оглядывают собравшихся и останавливаются на пацане.
– Юноша, вы впервые у нас?
Пацан испуганно озирается и кивает:
– Тут – да.
– Вижу, вы сорвались к нам раньше остальных выпускников. – Мистер Дик берет стакан бренди из рук крупье и делает глоток. – Что же заставило вас покинуть бал?
– Меня бросила девушка, – говорит он слишком громко, и все в кабинете переглядываются. – И я решил отпраздновать это в казино.
Губы босса растягиваются в ухмылке.
– Так отпразднуем же это вместе, дамы и господа! Приглашаю вас за стол.
Он занимает место первым, и остальные присоединяются к нему. Роза садится по правую руку от мистера Дика, перекидываясь с ним пустыми фразами, а место по левую, как и в любую другую игру, занимает Слепой. Пацан оказывается прямо напротив босса. И пока собравшиеся заняты пустой болтовней о предстоящих осенью президентских выборах, пацан раскладывает свои фишки – методично и скрупулезно выверяя стопки. Я начинаю жалеть, что не развернул его еще на входе в кабинет. Выигрывать в этих стенах бывает опасно. Впрочем, чужие решения – это не моя проблема, и отвечать за них я не собираюсь. Хочет играть? Пускай.