– Смотри, куда прешь! – гаркаю я, злясь прежде всего на ситуацию с мистером Диком.
– П-п-простите.
Не удостоив его ответом, я достаю из ящика мусорный мешок со спортивной курткой, которую положил в него, чтобы та не провоняла рыбой. Затем лезу в карман за плеером, затыкаю уши музыкой и направляюсь к грузовому лифту. По дороге хватаю оставленную у стены биту и бросаю беглый взгляд на кухню. Пацана не видно. Интересно, чего такой задрот делает здесь? Неужто решил в банду податься?
Я издаю смешок, но гитарные риффы в наушниках его съедают. Двери лифта открываются. Передо мной вырастает высокая фигура в форме. Первая реакция – дать копу в живот и валить, но здравый смысл берет верх. Будь коп не из наших, то до башни даже бы не добрался.
Он кладет руку на кобуру, расставляя ноги пошире, и лопает пузырь от жвачки. Пузо нависает над ремнем брюк. Алкоголем несет за версту. Мне проблемы не нужны, потому отхожу, делая шутливый реверанс. Он харкает, и плевок приземляется рядом с моим ботинком, а коп исчезает в лабиринтах кухни, пихая одного из поваров к шкворчащей плите.
Я отвожу взгляд и захожу в лифт. Нажимаю первый этаж. Из заляпанного зеркала меня разглядывает пара уставших глаз. И лицо, которое с каждым днем все больше становится болезненно похожим на отцовское.
Bring Me The Horizon – Blasphemy
Ночь постепенно накрывает асфальт одеялом тумана, и из окон «Эдема» огни города кажутся разбросанными по земле звездами. Фойе заполняется гостями – шумными и ненасытными, а казино встречает их пиликаньем автоматов, громким смехом и звоном бокалов. Я прислоняюсь лбом к стеклу, и оно запотевает от моего дыхания.
Кажется, все здесь противоестественно. Прозрачная коробка с запрятанным у всех на виду злом, вынуждающая смириться с новой нормальностью. Словно алчность поместили под купол и возвели грех в абсолют ценою всего.
Внутри разбросаны банкоматы, чтобы посетитель всегда смог снять наличку и просадить последние деньги. Хочешь обменять фишки на выигрыш? Придется пройти мимо игровых зон, которые манят вновь испытать удачу. В воздухе намеренно увеличивают концентрацию чистого кислорода. Этот трюк добавляет бодрости и снижает усталость. А в интерьере использованы пестрые узоры – они до того неприятны глазу, что взгляд сам по себе возвращается к столу.
Я разворачиваюсь к коридору и вижу знакомое лицо.
Ромео – сын владельца одного из ресторанов, где официанты воротят нос, если ты одет не по дресс-коду, – заливисто хохочет. С двух сторон его обнимают возрастные дамы. На нем костюм с пиджаком нараспашку, будто снятый с отцовского плеча, и лакированные остроносые туфли из змеиной кожи. Губы Ромео расходятся в приторной улыбке в подарок всем желающим, встречающимся на его пути. Такой же фальшивой, как ксилит, когда пьешь рутбир без сахара, а на языке ощущаешь неприятный привкус обмана.
Встретившись со мной взглядом, Ромео отворачивается, и троица выходит из казино. Подъезжает такси. Дамы забираются на заднее сиденье салона. Одна из них протягивает Ромео сверток и хватает его за запястье, пытаясь – хихикая и кокетничая – затащить внутрь. Он вежливо вырывается и раскланивается, посылая им воздушные поцелуи.
Только такси отъезжает, Ромео бросается пересчитывать деньги, затем достает из внутреннего кармана пиджака записную книжку и делает в ней пометки. Его силуэт то очерчивается неоном, то пропадает в тени. Это Люси, девушка на крыше «Эдема», крутится на своем яблоке и освещает собой территорию казино. Маяк для погрязших во грехе путников.
Между мной и Ромео шагов пять или шесть. Он отделяет часть купюр и прячет их в карман пиджака. Сверток с оставшимися деньгами убирает в другой и смотрит прямо на меня пустым взглядом, словно бы сквозь. Двое из разных миров, которым, как двум параллельным линиям, не пересечься. Один имеет все, а другого имеет жизнь. Накатывает раздражение, но я быстро смекаю: он видит свое отражение и понятия не имеет, кто стоит за стеклом.
Похоже, сегодня на один секрет в Гровроузе стало больше, а, насколько известно, тайны имеют свойство всплывать. Мы стоим так, застыв в потоке белого шума: голосов посетителей, снующих туда-сюда; звуков шин, соприкасающихся с гравием; музыки, орущей из бара, когда посетители входят или выходят. Я – в стеклянной коробке, а он – там, снаружи. Но почему-то попавшими в ловушку выглядим мы оба.
– Вы посмотрите-ка! – слышу я приглушенный голос с улицы. – Какой лощеный павлин нарисовался!
У входа в казино появляются трое парней. Один громила и двое поменьше – коренастые. Все подвыпившие. Судя по их наглым лицам, на разборку они нарываются намеренно и отступать не собираются.
– Мне проблемы не нужны, – отвечает им Ромео, и меня будто пробивает током.
«Мне проблемы не нужны», – звучат эхом мои же мысли и бьются в ментальные двери, запертые на засов. Совесть, словно часть неповоротливого механизма «Эдема», давно проржавела и болезненно скрипит. Стала среди «змеев» тем устаревшим понятием, которое вышло из обихода безвозвратно. А в этом месте каждый за себя и за своих, а свои – чужих бьют. Если ты отбился от стаи, тебя непременно сгрызут.
Парни гогочут и обступают Ромео со всех сторон. Он широко улыбается, манерно зачесывая волосы пальцами, чем злит их еще сильнее, и ему прилетает тычок в грудь.
– Гони бабки, павлин!
Почему он просто не скажет, чей сын? Какое бы быдло перед ним ни стояло, все узнают фамилию самого богатого человека в Гровроузе даже в невменяемом состоянии. Белый особняк на холме не видел разве что слепой и, возможно, Господь Бог, потому что облака закрыли деду обзор.
Завязывается потасовка. Самый крупный парень замахивается, но Ромео оказывается быстрее и ловко уворачивается. Второй пихает его в спину, и удар третьего достигает цели. Ромео прилетает в челюсть, и я морщусь, будто зарядили мне. Он отшатывается, теряя равновесие. На представление стягивается толпа зевак. Такое внимание к казино босс не одобрит, поэтому я выхожу на улицу, чтобы их разнять. И только поэтому.
За ночь похолодало. На стеклах машин, припаркованных у входа, собирается конденсат. Ветер гоняет смятую банку по асфальту и забирается мне за шиворот, вызывая волну мурашек, а по дороге неторопливо ползет туман.
Ромео валят на землю и пинают, поднимая пыль. Выскочки бьют, не щадя: не пытаются проучить за дерзость, а со всей звериной злобой. Он группируется и закрывает голову, выставив локти, но не издает при этом ни звука. Словно быть грушей ему не впервой.
Я даю сигнал парковщикам – и они оттаскивают пьяную свору.
– И это все? – Ромео сплевывает кровь, зажимая ребра, и безумно улыбается. – Слабовато.
Громила пытается достать его ногой, но тут встреваю я:
– Джентльмены! Вечер окончен.
– А ты еще кто такой? – борзеет тот, что пониже, и из его носа и рта вырывается пар, как из ноздрей бешеного быка.
– Это «змей», – оттягивает его приятель, тотчас протрезвев. – Не лезь.
– Свалили! – Я прокручиваю в руке биту и наступаю.
Один из них заикается:
– У н-нас не обменены фишки.
– Да срать я хотел! Валите, пока в черный список не попали.
И все трое отходят назад.
Я подхожу к лежащему на дороге Ромео и протягиваю ему руку.
– Вставай, красавчик.
Он хватает мою ладонь, улыбаясь окровавленными зубами:
– Подоспел рыцарь в сияющих доспехах!
В толпе зевак проносится волна хохота, и я резко дергаю Ромео вверх. Он издает едва слышный вздох, стискивая зубы. После чего разворачивается к толпе и кланяется, явно превозмогая боль. Делаю ставку на то, что без трещин в парочке ребер дело не обошлось.
Когда на нас направляют камеры, я указываю на знак, запрещающий съемку:
– Советую удалить записи, если хотите сохранить членство в клубе. – Толпа возмущается, и мне, переступая через гордость, приходится добавить любезности в каждое слово: – Леди и джентльмены, для сохранения вашего покоя важно уважать всех гостей «Эдема».
Они перешептываются, копаются в телефонах и расходятся. Как удачно, что, подписав документы, казино учло и непредвиденные случаи, способные навредить его репутации. Встретиться в суде из-за ролика в интернете не захочет даже состоятельный ВИП-клиент.
– Спасибо. – Ромео поправляет грязный костюм и прическу, будто это способно спасти патовую ситуацию. – За помощь с мудаками и… видео. Папаша бы всю дурь из меня выбил.
– Это не ради тебя, принцесса.
Ромео звонко смеется, тут же хватаясь за бок.
– Ты как? – кладу я руку ему на плечо. – Медиков вызвать?
– Нет-нет! – он натягивает восковую улыбку. – Присесть бы, отдышаться.
Я бросаю взгляд на вход в казино и заглядываю в окна. Кибы не видно.
– Ладно, иди за мной.
Он мешкает, но плетется следом. Мы проходим казино насквозь, оказавшись в зоне для персонала. Я прикладываю пропуск и толкаю металлическую дверь. Мы выходим на паркинг для сотрудников и присаживаемся на бетонные ступеньки. Справа от нас – мусорные баки. Слева – пирующие крысы. А перед нами раскинулось бескрайнее поле, где за линией горизонта виднеется полоса большого города. Того, куда я так отчаянно мечтаю попасть. Мегаполис сливается в смазанные блики, а магистраль, соединяющая наши миры, уходит в звездное небо, словно растворяясь среди созвездий.
– Раз мне выпала честь спасти твою тощую задницу, – облокачиваюсь я на холодный бетон, – то могу задать вопрос.
– Валяй.
– А я не спрашивал разрешения. – В ответ на это Ромео хмыкает и вытягивает ноги. – Видел тебя с теми женщинами. Зачем оно тебе надо? Это какой-то вид кайфа?
Он странно смотрит на меня. Один глаз начинает припухать, оттого кажется меньше второго. Треснувшие губы алеют от проступающей крови, а на скуле проявляется синева.
– Мне платят, чтобы они не скучали за игрой. Это называется «работа».
Я шмыгаю носом, пытаясь абстрагироваться от вони из мусорки, но она пробивается сквозь аромат травы и запах с барной кухни рядом.