Надежда возлагается на 2021 год. И на вакцину, разработанную немецкой компанией, но одобренную Европой лишь после Великобритании, Канады, США и других стран. Между прочим, я считаю совершенно излишним обсуждать, когда и стоит ли разрешать отдельным странам использовать разные вакцины. Главное, что вакцина работает и все идут прививаться.
Конечно, новые медикаменты необходимо тщательно тестировать. Но после большого достижения компании Biontec, которая в рекордно короткие сроки создала действенное средство, мне бы хотелось, чтобы органы, ответственные за утверждение вакцин, ускорили темп работы. И чтобы закупка и распространение вакцин в достаточном для всех количестве повсеместно в Германии, Европе и во всем мире были хорошо налажены. Ведь в данном случае на карту поставлены человеческие жизни.
Человеческие жизни. Это возвращает нас в Институт судебной медицины в Гамбурге и к моей философии. С самого начала я наравне со всеми с интересом следил за сообщениями в прессе о новом вирусе, впитывал известия о ситуации в Китае и разбирался в путях распространения эпидемии. Меня постоянно информировали о том, как эта невидимая невооруженным глазом, но тем более поразительная и ужасающая своими последствиями угроза приближается к Европе и Германии. Я видел фотографии мертвых тел, переполненных отделений неотложной помощи, беспомощных тяжелобольных в отделениях интенсивной терапии…
В новостях мелькает ужасное слово «сортировка». Когда в ситуации нехватки ресурсов приходится решать, кого из раненых или тяжелобольных лечить, а кого оставить умирать, – кошмар любого врача. Для таких целей мы можем пройти специальную медицинскую подготовку. Но чисто по-человечески это несправедливо. Мы хотим лечить. Мы хотим помогать и исцелять.
Когда коронавирус вторгается в Германию, я чувствую, что обязан внести свой вклад в изучение инфекции, чтобы мы имели возможность держаться от болезни подальше и победить ее. Судмедэксперт изучает, как травма, болезнь, бактерии или вирусы воздействуют на организм. Язык мертвых не знает ни слов, ни предложений. Мне не нужно выискивать скрытый подтекст или разоблачать ложь. В отличие от живых, мертвые не пытаются меня ни в чем убедить.
Тело говорит со мной через свою комплекцию, возраст, состояние внутренних органов, рассказывает мне, как оно умерло.
Человеческий организм – удивительное произведение искусства, самодостаточная эмерджентная структура с многочисленными процессами управления и саморегуляции. Организм пребывает в постоянном контакте с внешним миром, полном разнообразных угроз, на которые он реагирует мгновенно и, как правило, адекватно.
Даже в условиях исключительных нагрузок высокопроизводительная система организма работает исправно: в космосе и глубоко под землей, во время подъема по отвесным стенам, в творческих и спортивных соревнованиях, в условиях голода и жажды, в жару и холод, при выполнении арифметических задач, виртуозном исполнении музыкальных композиций, в состоянии мощнейшего стресса, в глубоком трауре, даже во время войны и бомбежек. Мы, люди, обладаем невероятной способностью адаптироваться и справляться со страданиями. Но при этом мы необычайно ранимы. Потому что чрезвычайно сложные механизмы, такие как нервная система, сердечно-сосудистая система, дыхательная система и опорно-двигательный аппарат, могут легко выйти из строя при определенных условиях. Иногда достаточно минимального импульса, чтобы в одно мгновение запустить смертельный сценарий: доли секунды невнимательности, минимальные отклонения от траектории, малейшие нарушения мембранных потенциалов наших клеток приводят к аритмиям сердца, тромбам, нехватке кислорода или судорогам.
Таким минимальным импульсом может стать вирус – враг, о котором мы пока знаем слишком мало и который может убить нас, хотя и состоит всего лишь из белковой оболочки и генетического материала и сам по себе не способен разможаться вне живых клеток. Это вечное противостояние. Бактерии и особенно вирусы[72] изменяют состав своего генетического материала посредством мутаций. А вирусы жадные и быстрые. То же справедливо и для коронавируса. Будучи крайне ненасытным, он переходит от носителя к носителю. Он ищет слабые места, чтобы поразить нас. Люди, в свою очередь, пытаются избавиться от вируса с помощью гигиены, карантина, масок, лекарств, вакцинации…
Я иду другим, научным, путем. Теперь в случае с COVID-19 мне нужно узнать, какие лазейки вирус находит, чтобы проникнуть в тело человека. И я собираюсь выяснить, насколько важным это может оказаться для людей, выживания и течения болезни. Поэтому я ищу ответы, которые позволят найти новые способы лечения.
Итак, я в очередной раз намереваюсь докопаться до сути дела и интенсивно обмениваться идеями с другими исследователями.
Но путь тернист, и я сталкиваюсь со многими препятствиями. Главное из них – Институт Роберта Коха. На самом деле написанное выше не имеет никакого смысла, ведь великий ученый и отец гигиены Роберт Кох в свое время избавил Гамбург от холеры. А институт его имени теперь против исследования вируса?
RKI был выбран правительством, чтобы задавать темп и устанавливать цели в вопросах защиты от инфекции. В Германии разрешено устанавливать правила поведения, например в случае пандемии. В действительности все планы годами пылились в ящике стола, но так и не были реализованы на практике. Что касается COVID-19, здесь RKI изначально объявил прокаженными не только больных, но и умерших. В марте 2020 года была дана следующая рекомендация: «Следует избегать внутреннего патологоанатомического исследования, аутопсии или других процедур, вызывающих образование аэрозолей. Если же проведение таких процедур необходимо, их следует свести к минимуму. <…> Осмотр в крематории (повторная аутопсия) сопряжен с дополнительным риском заражения. Поэтому перед его проведением следует дать строгую оценку пользы и риска». Предписанию RKI вынуждены следовать все, кто каким-либо образом связан со смертью, то есть власти, больницы, патологоанатомы, гробовщики и церкви. Больные, умирающие и даже мертвые – все отправляются на карантин. Для родственников это означает, что им не разрешается прощаться с покойным. Трупы как можно быстрее упаковывают в полиэтиленовые мешки, чтобы затем транспортировать из жилой зоны и больниц на кладбище и в крематорий при соблюдении строжайших мер безопасности. Стараются убрать поскорее, ведь они могут стать очагом инфекции. Таким образом, вскрытия проводить не рекомендуется. Мы не имеем права обследовать умерших и, следовательно, не можем получить никакой информации о том, как они умерли.
Лично я считаю подобное отношение неправильным. Для меня это обычное невежество, если не игра со смертью. Пока мы не узнаем, как и почему наступила смерть, мы не сможем защитить живых. Меня очень беспокоит, что нет никакой стратегии поведения в случае летального исхода. На мой взгляд, решение RKI поставило под угрозу обеспечение правовой безопасности. В Средние века в Европе вскрытие трупов было запрещено в основном по религиозным соображениям. Сегодня мне кажется, что паника вокруг вируса подталкивает нас к подобным запретам. Но, как уже было сказано, страх – плохой советчик. Особенно в текущей ситуации.
На мой взгляд, рекомендация избегать вскрытий является антинаучной и препятствует выяснению причин и последствий заболевания COVID-19. В прошлом способы лечения серьезных заболеваний узнавали именно благодаря вскрытию.
Да и каким образом мертвые могут меня заразить? Трупы не двигаются. Они не дышат, не кашляют, не чихают. Вирус заперт внутри тел и не может перебраться на живых. На самом деле для защиты достаточно простых правил гигиены, которые я всегда соблюдаю при проведении вскрытия. Это меня раздражает. Где ученые из RKI потеряли свою страсть к исследованиям? Я хочу действия, а не застоя. Я хочу читать умерших словно книгу. Они могли бы стать исчерпывающим справочником, руководством для нашей жизни и выживания. Вот что важно.
Помимо этой миссии, я наметил много других планов. Что касается личной жизни, я изначально собирался пройти 3-недельный курс плавания со своим внуком. А в профессиональной сфере я хотел использовать время, чтобы подвести итоги, навести порядок, подготовиться к своему уходу с поста директора Института судебной медицины. 30 сентября 2020 года я выхожу на пенсию; мой преемник уже определен.
Но теперь приоритет получили SARS-CoV-2 и инфекция COVID-19. Ведь наша команда обучена работе с вирусами. Я до сих пор хорошо помню, как, будучи молодым судмедэкспертом и новоиспеченным отцом, проводил вскрытие первых жертв СПИДа. Позже я обследовал людей, умерших от болезни Крейтцфельдта-Якоба, известной в народе как коровье бешенство, и изучал смертельные последствия ЭГКП. Теперь возникает вопрос: можем ли мы использовать наш метод борьбы с предыдущими инфекциями для нового вируса? Как быть с требованиями RKI не проводить вскрытие трупов? Оглядываясь на опыт прошлого, мы с коллегами ясно понимаем одно: мы не собираемся связывать себе руки. Мы продолжим проводить вскрытия даже при текущих обстоятельствах.
Вот почему я стремлюсь заблаговременно установить контакт с лицами, принимающими политические решения, в частности, консультируюсь с государственным советником в управлении здравоохранения Гамбурга Маттиасом Грулем. Параллельно я веду переговоры с председателем городского совета Питером Ченчером, сенатором по вопросам здравоохранения Корнелией Прюфер-Шторкс и сенатором по социальным вопросам Мелани Леонхард. У нас получаются очень конструктивные диалоги. Я также часто звоню федеральному министру здравоохранения Йенсу Шпану. Он чрезвычайно заинтересован в результатах нашей работы.
Я всегда был убежден, что мой способ проникнуть в тайну вируса является верным. И политическая реакция, полученная в дополнение к чрезвычайно важному медицинскому резонансу, в конечном счете подтвердила мою правоту. Так возникло то, что сегодня известно как «гамбургский путь»: вопреки первоначальным рекомендациям RKI, которые, к счастью, были пересмотрены, в первые несколько месяцев 2020 года мы вскрывали трупы всех людей, которые, как считалось, умерли от коронавируса. Хочу поблагодарить своих коллег и всех ответственных лиц, поддержавших обоснование процедуры в условиях пандемии.