– В чем? – Джемми спросил таким тоном, словно все произошло по моей вине.
Я не ответил. Траск, потеряв ко мне интерес, шагнул в рощицу, откуда прибежала собака, и, сложив руки рупором у рта, крикнул:
– Фэй! Фэй!
Ответа не было. Он оглядел пустой горизонт и вернулся к нам.
– Я отправлюсь на лодке в Бэкуотерс. Ты, Джемми, иди по берегу русла к эллингу. Возьми телефон и тут же звони, если что-нибудь обнаружишь.
– А если…
– Делай, что тебе говорят.
– Как быть мне? – спросила Рэйчел, когда Джемми пустился бежать.
– Останешься здесь и дашь мне знать, если Фэй вернется.
– Но…
– Я не собираюсь спорить.
Траск уже шагал к углу дома. Я двинулся за ним.
– Я с вами.
– Мне не требуется помощь!
– Может потребоваться, если девочка ранена.
Он разъяренно посмотрел на меня, будто взбесившись за то, что мои слова разбудили его страхи. Но Рэйчел, следуя за нами, не дала ему сказать.
– Он врач, Эндрю. Ты же видел Кэсси.
Траск, поколебавшись, коротко кивнул. Мы оказались у фасада дома. С этой стороны строение состояло почти из стекла – огромные окна выходили прямо на устье. На воде был установлен плавающий причал, к нему привязана лодка из стекловолокна с забортным мотором. Причал качнулся, когда Траск ступил на него и спрыгнул в лодку.
– Отдайте конец.
Я отвязал веревку. Вода захлюпала вокруг позеленевшего от водорослей днища, когда суденышко качнулось. Я сел на корме. Выпустив синее облако выхлопа, мотор заработал. Траск дал газ и повел лодку вверх по течению.
Оглянувшись, я заметил склонившуюся над собачкой Рэйчел. Она смотрела нам вслед.
Траск молча вел урчащую мотором лодку вглубь Бэкуотерс. Отлив обнажил высыхающие берега, но в середине русла оставалось достаточно воды для нашей лодки с невысокой осадкой.
Я заметил, что чайки устремляются к чему-то внизу, но это оказался всего лишь пластиковый пакет.
– У вашей дочери есть телефон?
– Нет. – Я думал, что он этим ограничится, но Траск добавил: – Я ей сказал, что она еще слишком мала.
Не было смысла что-либо отвечать. Единственно, что могло его успокоить, – возвращение целой и невредимой дочери. Я мог представить, что творилось в его голове.
– Есть много мест, куда она могла пойти?
Траск обогнул рябь на воде – единственное свидетельство того, что под поверхностью скрывается песчаная банка.
– Немного, но ногами все не обойдешь. На лодке быстрее.
Солончаки уступили место высоким берегам с тростником. Иногда они достигали наших голов, и на низкой воде казалось, что мы плывем в тоннеле. Время от времени Траск окликал дочь, но ответом ему были только крики потревоженных птиц. Мы проплывали разрывы в берегах, словно в основное русло впадали второстепенные каналы, но, приблизившись, убеждались, что это просто тупики. Неудивительно, что немногие рисковали сюда заплывать – в лабиринте воды и тростника можно было легко потеряться.
С того момента, как мы отплыли, уровень воды заметно снизился – теперь берега русла возвышались над нами, словно миниатюрные каньоны. Хотя мы держались посредине канала, было ясно, что далеко нам не пройти и вскоре придется поворачивать назад. Достигнув места, где русло разделяла песчаная коса, Траск остановил ход и, кусая губу, оглядел обе протоки.
– В чем дело?
– Не знаю, в какую сторону она отправилась отсюда. – Он заглушил мотор и встал, лодка под его весом качнулась. – Фэй!
Ему никто не ответил, только шлепала в корпусе вода, когда лодка дрейфовала назад. Он выкрикнул имя дочери еще раз и приготовился завести мотор.
– Постойте, – попросил я. Мне показалось, что именно в этот момент я что-то услышал. Траск замер.
– Ничего…
Испуганный девичий голос донесся снова:
– Папа! – На этот раз услышал и Траск.
– Все в порядке, Фэй, я иду! – Он запустил двигатель.
Костяшки его пальцев побелели на румпеле, когда он вел суденышко по левому рукаву. Берега обрамляли торчащие, словно испорченные зубы, гнилые деревянные столбы. Мы миновали остатки обветшалой хибары из гофрированного железа, миновали поворот и увидели Фэй.
Всхлипывая, покрытая грязью, она лежала наполовину в протоке, наполовину наружу. Вокруг нее, обнаженное отливом, поверхность нарушало то, что сначала показалось необычной водорослью. Когда мы подплыли ближе, я понял, что это такое.
В устье было полно колючей проволоки.
– Больно, папа!
Мы выпрыгнули из лодки и, вспенивая холодную воду, бросились к ней.
– Знаю, знаю, дорогая. Все порядке. Не шевелись!
Она и не могла. Свободной была лишь одна ее рука, другая – в плену ржавой проволоки. Шипы впились в одежду и кожу, налипшая грязь в пятнах крови. Была видна лишь верхняя часть ее тела, но проволока наверняка ранила ее и под водой. Девочка побледнела, лицо в слезах.
– Кэсси прыгнула в воду и завизжала. Я постаралась ей помочь. Она освободилась, а я упала и… вот…
– Ш-ш-ш… С Кэсси все в порядке, она вернулась домой.
Траск склонился над дочерью, тщательно ощупывая проволоку. Это был совсем иной человек, чем тот, которого я видел раньше, – нежный, терпеливый. Но когда он повернулся ко мне, в его глазах стоял страх.
– Подержите проволоку, чтобы она не двигалась, – тихо попросил он.
– Надо вызвать спасателей, – начал я, но Траск покачал головой.
– Им досюда долго добираться. Нельзя оставлять ее в таком положении.
Я понимал его чувства: если бы это была моя дочь, я тоже не хотел бы ждать. Только был не уверен, что мы сумеем освободить девочку, не причинив ей еще большего вреда.
Но Траск уже принял решение. Поняв, что мы собираемся делать, Фэй запанковала.
– Нет, нет! Не надо!
– Тише, не бойся. Будь взрослой девочкой.
Когда отец приступил к работе, Фэй зажмурилась и отвернулась. Понимая, что потребуется потом, прежде чем присоединиться к нему, я снял куртку и расстелил на сухом берегу. Промокнуть снова после того, как только-только оправился от болезни, значило нарываться на неприятности, но выбора не оставалось. Траск с мрачным, сосредоточенным лицом погрузился по грудь в воду и ощупывал на глубине проволоку. Я держал ее, стараясь, чтобы она не перемещалась, и чувствовал, как грязь засасывает ноги. Хотя я опустил рукава рубашки, чтобы защитить руки, вскоре мы с Траском были в крови – острые шипы резали кожу, словно бумагу.
Но тем не менее понимал, что нам повезло: если бы наступил прилив, а не отлив, ситуация была бы совершенно иной. Наблюдая за Траском и его дочерью, я испытал облегчение за обоих, но одновременно острую боль, потому что вспомнил о своей утрате.
Однако не мог давать волю чувствам и, отбросив посторонние мысли, стал изучать проволоку. Русло в этом месте было частично перегорожено песчаной банкой, которая образовала ямы, где, судя по всему, даже во время отлива стояла вода. Лишь малая часть проволоки возвышалась над поверхностью – девочка барахталась и подняла ее наружу. Как правило, весь моток лежал на глубине. Я разозлился: какой идиот бросил его туда?
Траск, копаясь под водой, морщился.
– Славная девочка. Еще немного, – уговаривал он дочь. И взглянул на меня. – Приготовьтесь оттянуть проволоку в сторону.
Его плечи напряглись, и девочка снова заплакала от боли. Траск вытянул ее из воды и распрямился, с них потоком полилась вода. Проволока оказалась тяжелее, чем я ожидал, когда я отводил ее в сторону, чтобы Траск мог отнести дочь на берег. Фэй всхлипывала и прижималась к отцу, он шепотом ее успокаивал. Девочка дрожала, у нее текла кровь, но ни одна из ран не казалась серьезной.
Но вот она подняла глаза, посмотрела мимо меня, и ее лицо исказилось от ужаса. Я обернулся и увидел, как вспенилась вода посреди русла. Бурун был такой, словно внизу крутилась большая рыба, а затем нечто вырвалось на поверхность.
Опутанное проволокой тело медленно всплыло, руки и ноги висели, словно у сломанной марионетки. Фэй вскрикнула, когда мертвая голова повернула к небу пустые глазницы.
А затем, словно испугавшись дневного света, мертвец снова утонул, и вода опять сомкнулась над ним.
Глава 14
Черноголовая чайка что-то обнаружила. Застыла, скосив голову, вгляделась под ноги, затем ударила клювом. Последовала короткая борьба, и птица выхватила из земли бурого краба. Моллюск упал на спину, но его ноги продолжали дергаться – инстинкт самосохранения брал свое даже в последнее мгновение жизни. Затем желтый клюв опять ударил в незащищенное брюшко, и краб превратился в очередное звено пищевой цепочки.
Чайка принялась за трапезу, и я отвернулся. Кроме меня с берега на полузатопленное, висящее на проволоке тело смотрел Ланди.
– Так-то вы проявляете сдержанность. – Он сказал это без злости. Мы оба понимали, что ситуация сложилось иной, чем в тот раз, когда я нашел кроссовку.
Это меняло все.
Обвитое проволокой тело казалось грязной постирушкой. Вода в устье еще не опустилась до такого уровня, чтобы обнажить его все, но от поясницы и выше оно предстало во всем блеске разложения. Полицейские и эксперты в комбинезонах ждали полного отлива, чтобы приступить к неприятному занятию извлечения его из русла. Одно хорошо: не надо вызывать полицейских ныряльщиков – пока они прибудут, отлив сделает свое дело.
Но теперь все устали от ожидания.
После того, как мы с Траском освободили его дочь, я отправился с ними к Крик-хаусу. Находиться возле тела до прибытия полиции не было смысла. Во-первых, потому, что тело снова утонуло и никуда не могло уплыть. Во-вторых, мне требовалось переодеться. Я только что избавился от простуды после прошлого купания и не хотел испытывать судьбу.
Траск прижимал к себе девочку, и лодкой пришлось управлять мне. Глядя на дочь и отца вместе, я почувствовал себя лишним, и во мне пробудилась нечто вроде неприятной зависти. Хотя Фэй была старше, чем Алиса, когда умерла, сейчас моей дочери было бы больше лет, чем ей. Сознание давило тяжким грузом, пока лодка пробиралась сквозь тростник.