– Осколок сошника.
– Его затолкало внутрь черепа.
– Не понимаю… О! – Фреарс кинулся к светящемуся экрану с рентгеновскими снимками, некоторое время разглядывал, затем покачал головой. – Черт возьми! Такое не каждый день увидишь!
Сошник – тонкая костная пластина, вертикально расположенная в глубине носовой полости и делящая ее пополам. На рентгеновских снимках ее скрывала мешанина последствий более очевидных травм. Но разглядеть все-таки было можно – призрачную белую тень с кончиком в лобной доле разложившегося мозга.
– Впервые увидев, я предположил, что ее туда затолкало вращающееся лезвие или диск, – сказал я. – Но оно бы рассекло кость, а не пропихнуло сошник внутрь, да еще под таким вертикальным углом.
– Справедливо. – Судя по голосу, Фреарс был недоволен собой. – Но и падение не натворило бы подобных дел.
Я тоже так считал. Для этого мотоциклист должен был падать лицом вперед, что само по себе привело бы к значительным травмам. А их не наблюдалось. И удар, чтобы сошник оказался в таком положении, должен был прийтись под прямым углом. Что было бы крайне странным.
Или это была расправа.
Глава 23
– Удар ладонью.
Ланди высморкался. День клонился к вечеру, и солнце судорожно выглянуло из-за темных облаков. Инспектор сидел в пассажирском кресле моей машины еще немного сонный после эндоскопии. Забыв, что у Ланди в этот день медицинская процедура, я позвонил ему, чтобы рассказать о том, что удалось выяснить. Но только начал, как он извинился и сообщил, что до сих пор находится в больнице и не может свободно говорить. Ему дали успокоительное и велели не садиться в этот день за руль. Предполагалось, что за ним приедет жена, но она задержалась, забирая внучку из школы с продленного дня.
Больница находилась неподалеку от морга, и я выполнил все, что планировал на этот день. Отмытые кости жертвы с колючей проволоки, очищены и оставлены сушиться. Самые главные и особенно те, что были с повреждениями, я предварительно осмотрел, а с реконструкцией решил повременить до утра. Недосып и события вчерашнего вечера давали себя знать, поэтому лучше отложить все на завтра и отдохнуть, чтобы не пропустить что-то важное из-за усталости и невнимательности.
Я сказал, что отвезу Ланди домой, и обрадовался его компании и возможности развеяться. Рэйчел не давала о себе знать. Я снова пытался ей звонить, но она не отвечала. А я не хотел докучать – после смерти Стейси Кокер у нее и без меня прибавилось забот. Но ее молчание действовало на нервы.
Когда я подхватил Ланди у входа в больницу, он выглядел усталым. А на вопрос, как прошла процедура, ответил:
– Нормально, – но с видом человека, который не хочет обсуждать свои проблемы. И в свою очередь спросил, что удалось выяснить, изучая останки. И заметно оживился после того, как я упомянул о сошнике, и объяснил мне, что только очень умелый или случайный удар мог привести к подобным результатам.
– Удар ладонью? – переспросил я.
– Этот прием изучают на занятиях по рукопашному бою или другим боевым искусствам. Вместо того, чтобы ломать пальцы, тыкая ими в человека, бьют по лицу основанием ладони. – Он поднял руку, выставив вперед ладонь и слегка согнув на манер когтей пальцы. – Подлый удар, но действенный, если требуется остановить кого-нибудь, кто не в меру разыгрался. Ему вместе с другими грязными приемчиками меня научил бывший десантник, когда я был в территориальной армии.
– Вы были в территориальной армии?
Ланди хмыкнул.
– Тогда меня было не так много. На кольцевой развязке третий поворот направо.
Инспектор заверил меня, что навигатор не потребуется. Он жил почти по дороге, но движение было плотным.
– Значит, удар ладонью может нанести подобные повреждения? – спросил я, съезжая с кольца.
– Теоретически да, но мне не приходилось сталкиваться. Может, его огрели дубинкой?
Я не мог утверждать, чем ударили жертву, но сомневался, что воспользовались каким-либо оружием. Твердый предмет, как то: кирпич или молоток, оставил бы отпечатки по своей форме.
– Не думаю.
– Тогда, если предположить, что действовали голыми руками, удар ладонью – самая вероятная версия. Но нанести его требовалось с невероятной силой и под точным углом. Обычно дело кончается расквашенным носом или сломанными передними зубами.
– От этого пострадали не только зубы. Вдавилась челюстная кость под носом. – В мой ряд, не включив указателя поворота, сместился грузовик, и мне пришлось притормозить. – Большая часть кости пропала, а та, что осталась, пористее, чем обычно.
– Пористее?
– В ней много мелких отверстий, как в ириске с воздушной начинкой. Может, генетический дефект, а может, инфекционное заболевание. Что бы там ни было, это серьезно ослабило структуру кости, и удар ладонью или чем-то еще вбил сошник в самый мозг.
Ланди задумчиво кивал.
– Что, возможно, послужило причиной смерти?
Мы обсуждали это с Фреарсом и не пришли к единому мнению.
– После такой травмы не выживают, но не обязательно она убила его. Если не ошибаюсь по поводу осколков, падение само по себе было смертельно. Предположение таково: удар в лицо предшествовал падению, ибо человека с такими повреждениями нет смысла бить. Однако не могу сказать, сколько времени прошло между первым и вторым.
– По крайней мере, он был мертв или без сознания, когда неизвестный отмахнул шлифовалкой половину его лица. – Ланди нахмурился. – За этим просматривается умысел: человека случайно или нарочно убили в драке, а затем попытались придать инциденту вид несчастного случая – мол, жертва угодила под винт моторки. И скрыли внешность, чтобы воспрепятствовать опознанию. Затем запутали труп в колючей проволоке и утопили в глубоком месте протоки в надежде, что, если его найдут, все спишут на случайность.
– Не удалось бы, – возразил я. – Исключено, если останки стали бы исследовать должным образом.
– Удалось, не удалось, но попытаться можно. Здесь налево.
Я свернул, и мы оказались в жилом районе с окруженными вишневыми деревьями и травяными газонами симпатичными, соединенными общей стеной домами на одну семью. Бело-розовое цветение придавало улице вид, словно ее украсили к свадьбе.
Ланди поглаживал усы, что означало, как я уже понял, что он думает.
– Что вам еще удалось обнаружить?
– Немного. Он был высок – дюйм или пара сверх шести футов, возраст между тридцатью и сорока. Пока все, что могу вам сказать.
– Есть соображения, сколько времени тело провело под водой?
– Вероятно, несколько месяцев, но если не знать, плавало оно или находилось под водой, опутанное колючей проволокой, это не больше, чем догадки.
– Предположим, находилось под водой в проволоке, что тогда?
Я ответил не сразу.
– Памятуя, что была зима, которую сменила холодная весна, где-то между шестью и восьмью месяцами.
Ланди кивнул.
– Эмма Дерби пропала больше семи месяцев назад.
Этот факт от меня не ускользнул.
– Нашелся след ее бывшего приятеля? – Я понимал, куда нас заведет мой вопрос.
– Пока нет. Я поручил это дело сотруднику, а самому пришлось идти глотать треклятую кишку. Даже не имел возможности взглянуть на фотографию мотоцикла, о которой вы мне говорили.
– Но вы полагаете, что Уиллерс мог убить и Марка Чэпла, и Эмму Дерби?
– Я полагаю, что звезды выстроились таким образом, что это не исключено. Если обнаружится, что Чэпл жив, придется возвращаться к начальной точке. Но если бывший приятель Эммы в игре, это многое объясняет. Уиллерс не потерпел бы соперника, и вот вам мотив для убийства. Удар ладонью может быть наследием его военного прошлого. Даже если человека с души воротит от солдатчины, он не мог не запомнить, чему его научили.
Ланди показал на дом по другой стороне улицы.
– Наш. Остановитесь у подъездной аллеи.
Я прижался к бордюрному камню, но мотор не заглушил, готовый двинуться дальше. Когда Ланди открыл дверцу, в салон ворвался аромат вишневого цвета. Но инспектор не вышел.
– Спасибо, что подвезли. Может, зайдете на чашку чаю? Жена еще не вернулась, и я могу запустить руку в запасы с печеньем без опасения, что на меня наорут.
– Спасибо. Пожалуй, поеду.
Я не хотел вторгаться в личную жизнь полицейского и подумал, что, когда его жена вернется, ей захочется услышать полный отчет о визите мужа в больницу. Но Ланди не двинулся с места.
– Я был бы благодарен, если бы вы зашли. – Его голубые глаза прямодушно смотрели на меня из-за стекол очков. – Есть кое-что еще, о чем я хочу перемолвиться с вами.
Дом оказался не таким, как я предполагал. Послевоенный, одноквартирный, он был перестроен и расширен. Садик с фасада превратили в средиземноморское патио, а внутри все было по-современному светло, с удобной, но отвечающей нынешним вкусам мебелью. Я сидел в маленькой оранжерее, а Ланди, отказавшись от моей помощи, хлопотал, заваривая в примыкающей кухне чай.
– Мне сказали только не водить машину, а с чайником я способен управиться.
Он не спешил излить то, что накипело у него на душе, и я его не торопил.
– Как Кокер принял печальное известие? – спросил я, когда он разливал в кружки кипяток.
– Можете представить. Я ходил кругами у его дома – никак не решался войти и все ему рассказать. Больно подумать, что он чувствует теперь.
Неудивительно, что инспектор выглядел таким измученным. Домой он попал почти на рассвете.
– У него есть еще родные?
– Сын служит в армии. Был за границей, но вернулся в Англию. Наверное, после всего случившегося получит отпуск.
Я порадовался, что у Кокера есть родня. Большого облегчения это не принесет, но все-таки лучше, чем если бы он был один.
– Что с Эдгаром?
Ланди, входя с чайником и пачкой шоколадного печенья, поморщился.
– Трудно добиться от него чего-либо вразумительного. Требуется полноценная помощь психиатра, но из того, что мы от него узнали, вы были правы: он находился на дороге. Чтобы его не сбить, Стейси Кокер резко свернула – судя по следам колес, это был внезапный маневр – и ударилась головой, когда машина покатилась в протоку. Холлоуэй вытащил ее из автомобиля и отнес домой. До этого места все достаточно очевидно, но дальше несколько запутано.