Воорт объясняет, что пытается разгадать одну тайну. Она может помочь. Ему очень жаль, что сегодня ее не пустили в школу. Девочка протягивает руку к тарелке, на которой миссис Фарбер изящным кружком разложила маленькие печенья. Табита прекрасно знает, что ее ждет еще один допрос. Для нее Воорт – просто еще один взрослый, готовый прямо или косвенно обвинить ее в убийстве.
– Ты ничего не скажешь? – говорит миссис Фарбер. – Мистер Воорт приехал из самого Нью-Йорка, чтобы поговорить с тобой.
– Подумаешь.
– Табита!
– Я оставила Чузи на лестнице, – бормочет девочка. – Теперь я могу идти?
– Чузи – это ее плюшевый лось, – объясняет миссис Фарбер.
– На самом деле, – говорит Воорт, – я считаю, что, возможно, ты убрала лося в шкаф, как ты и говорила.
– Мне все равно, что вы считаете.
– Прекрати! – прикрикивает миссис Фарбер.
Воорт не обращает на хозяйку внимания.
– А почему тебе должно быть не все равно? – говорит он девочке. Та жует печенье. – Ты никогда со мной не встречалась. Я мог бы сказать что-нибудь, чтобы вовлечь тебя в разговор. Тебе никто не верит. Почему должен верить я?
– Мама, можно мне уйти наверх?
– Нет.
– У меня болит живот.
– Еще бы, – говорит Воорт. – Возьми еще печенья.
– Возьму, если захочу.
– Эй, разве я запрещаю? Съешь хоть всю тарелку.
– Вы хотите знать, сердилась ли я на отца? Поссорилась ли я с ним накануне того дня, когда он погиб? Все об этом спрашивают. Все время. Да, я с ним поссорилась. Довольны? Я его убила.
– Если ты так говоришь.
– Я так говорю! Говорю!
– О Господи. – Миссис Фарбер, закрывает лицо руками.
– Ну что же, тогда ничего не поделаешь, – говорит Воорт, обращаясь к макушке девочки, которая теперь уставилась на паркетный пол, где растет кучка крошек. – Ты считаешь, что я – просто еще один незнакомец, явившийся донимать тебя. Готов спорить, ты думаешь…
– Вы не знаете, что я думаю.
– Ты думаешь, что безразлична мне. И ты права. Мы не знакомы. С какой стати мне заботиться о тебе? Черт, ты даже не поздоровалась, когда я зашел в дом.
Девочка поднимает голову Рот забит.
– Я вас сюда не звала.
Воорт кивает.
– Но я скажу тебе, кто мне не безразличен, – продолжает он. – Это одна женщина в Нью-Йорке. Ей столько же лет, сколько было твоему отцу, когда он умер. Есть люди, которых она любит – как любил твой отец. Она не хочет говорить со мной, совсем как ты. Она, в сущности, малость психованная.
Наконец он вознагражден: губы девочки изгибаются, словно она подавляет смешок.
– Эта женщина – врач, – продолжает Воорт, – и кто-то пытается ее убить. Точно как кто-то убил твоего отца.
– Его убила я. Я уже говорила.
– Может быть, ее кто-то столкнет с лестницы, как столкнули его. И может быть, в Нью-Йорке в этом обвинят какую-нибудь невинную девочку. И может быть, никто не поверит и ей тоже.
Рука тянется к тарелке с печеньями. Берет печенье. Но не кладет печенье в рот.
– Да-да. – Воорт подается вперед, глядя прямо на девочку. – Мы оба знаем, что кто-то оставил игрушку на лестнице, потому что она там лежала. Но если это была не ты, то кто?
Табита вскидывает голову. Она еще ребенок и два года концентрировала всю волю на том, чтобы защитить себя, на том, чтобы отрицать обвинения и, в первую очередь, чтобы отгородиться от факта, что игрушка все-таки лежала на лестнице. И ни разу никто не предложил ей хотя бы попытаться вообразить, как некий незнакомец проникает в дом и перебирает ее игрушки.
– Я сказал, – повторяет Воорт, – что если не ты оставила игрушку на лестнице, значит, это сделал кто-то другой. Если только ты не скажешь, что твой папа сам играл в плюшевые игрушки. Что после того, как вы с мамой ушли, он залез в твой шкаф, достал Чузи и сам бросил его. Ты это хочешь сказать?
– Если вы сейчас уйдете, то – да, – говорит девочка, но настроена она уже менее агрессивно.
– Хорошо, – говорит Воорт, вставая, – теперь мы знаем, что произошло. Твой отец сам бросил игрушку на лестнице, а потом споткнулся об нее. Рад услышать, что ты это подтверждаешь. Потому что если твоего отца убил кто-то другой, то этот человек по-прежнему на свободе и ему все сошло с рук. Его даже не посадили в тюрьму, и теперь он может убить кого-то еще.
– Мамочка, у меня голова болит.
Воорт качает головой:
– Конечно, если ты сейчас не сказала мне правду, а с женщиной случится беда, ты будешь виновата. Потому что на этот раз ты можешь предотвратить несчастье. Можешь спасти человеку жизнь. Стать героиней.
– Оставьте меня в покое. – Но плечи девочки, кажется, опускаются.
Воорт внимательно наблюдает за ее позой и лицом, стараясь, чтобы голос звучал как можно убедительнее.
– Почему, по-твоему, я вообще приехал сюда из самого Нью-Йорка? – говорит он тихо. – Не мое дело выяснять, что случилось с твоим отцом. Мое дело – помочь женщине. Она лечит больных детей. Помогает детям вроде тебя. Если ты скажешь, что это ты оставила игрушку на лестнице, я сразу же уйду отсюда, вернусь в аэропорт, и ты больше меня не увидишь. Но если ты лжешь и человек, который убил твоего отца, убьет женщину, я вернусь. Расскажу тебе, что произошло, и покажу фотографии.
Девочка начинает плакать. Поднимает голову.
– Зачем кому-то убивать моего отца? – спрашивает она.
Миссис Фарбер пододвигает стул ближе и обнимает дочь за плечи. У нее тоже слезы в глазах.
– Посмотри на меня. – Воорт надеется, что сможет убедить ее в своей искренности. – От тебя требуется только одно: рассказать, что ты помнишь. Это не тест. Неправильного ответа здесь быть не может. Сказать глупость невозможно. Что бы ты ни сказала, это здорово поможет.
Табита молчит. Потом говорит с сомнением:
– Я уже и не знаю, что помню.
– Это вполне понятно, особенно учитывая, что раньше тебе никто не верил. Мы можем сидеть здесь все утро и говорить об этом. Можем играть в специальные игры, чтобы помочь тебе вспомнить. Если хочешь, я могу вернуться вечером – или завтра, если тебе надо подумать.
– Завтра?
– Хочешь, сделаем так?
Табита смотрит на него.
– Но если мы будем ждать до завтра, – говорит она, – что, если с той тетей что-нибудь случится?
Проходит полчаса. Девочка немного успокаивается, и Воорт рассказывает ей о списке, рассказывает подробно, чтобы она ощутила себя причастной к происходящему, рассказывает, не скрывая собственного замешательства. Потом он говорит, готовый оборвать разговор в любой момент, если почувствует сопротивление:
– Я знаю, что ты терпеть этого не можешь. Но закрой глаза и вспоминай отца.
– Я скучаю по нему.
– Помни, мне безразлично, что другие люди велели тебе думать. Мне безразлично, если весь мир говорил тебе, что ты оставила Чузи на лестнице. Вспоминай. Представь себе то утро, как картинку. Ты видишь Чузи?
Кивок.
– Где Чузи? Я хочу знать, что ты помнишь.
– Что я действительно помню?
– Иногда взрослые могут быть не правы, а ребенок может быть прав.
– Мне не надо закрывать глаза. Я знаю, что произошло.
Сердце Воорта колотится.
Девочка говорит:
– У меня в шкафу куклы лежат на верхней полке. Плюшевые игрушки на второй. А игры под ними. Я всегда кладу Чузи в шкаф.
Гудение садовой техники на улице становится оглушительным.
Табита в ярости выпаливает:
– Я никогда в жизни не оставляла Чузи на лестнице!
Полчаса спустя миссис Фарбер спускается вниз, уложив рыдающую дочь в постель.
– Не знаю, что и думать, – говорит она. – Она утверждала это с самого начала, но теперь, с вашей дополнительной информацией… Просто не знаю, что сказать.
Воорт стоит у окна, созерцая обычную, безопасную, благополучную жизнь. По Черч-стрит, взметая лежащие на мостовой листья, проезжает автомобиль полиции Эванстона. Воорт вдыхает оставшийся со вчерашнего вечера запах камина. Может быть, миссис Фарбер сидела тут и читала книгу или смотрела телевизор, а наверху дочка готовила уроки.
– На свете есть масса разных специалистов, – говорит он. – Вор-медвежатник, чтобы ограбить банк, взламывает сейф. А фальшивомонетчику для этого нужна фальшивая банкнота.
– Вот как вы называете человека, который устроил, чтобы смерть моего мужа походила на несчастный случай? Специалист?
– Я просто говорю, что они существуют.
Лила Фарбер смотрит в пространство.
– Когда я была наверху, то позвонила в Нью-Йорк. Говорила с неким Микки. Как я поняла, вы там весьма уважаемый детектив.
– Вы не возражаете, если я задам еще несколько вопросов?
– Я не возражала раньше. С чего бы мне возражать теперь?
– Если представить, что это не был несчастный случай, как мог посторонний человек попасть в ваш дом?
– Дверь была открыта.
– Значит, ваш муж косит газон, потом идет в дом, и кто-то заходит следом, так? В данный момент на улице очень мало народу. Здесь всегда так безлюдно?
– Летом – нет.
– Убийца, – продолжает Воорт, – остановите меня, если для вас это слишком тяжело… убийца ломает вашему мужу шею и сбрасывает его с лестницы. Может быть, летя вниз, он ударяется головой о выступ. Потом убийца заходит в комнату вашей дочери и кладет игрушку на лестничную площадку, чтобы все решили, будто это несчастный случай.
– Но зачем такие хлопоты? И почему Чак?
– Вот это я и хочу узнать.
– Вы первый сказали, что здесь что-то не так.
– Ну… кто-нибудь ненавидел вашего мужа, ссорился с ним? Может быть, он брал у кого-то в долг или в бизнесе были проблемы?
– Нет. А теперь бизнесом управляю я. И знаю, что тогда все было надежно.
– Простите, но был ли ваш брак счастливым?
– Он не спал на стороне, если вы это имеете в виду.
– Извините, но как насчет вас? Я должен спросить.
– Вы чертовски вежливы: все эти «извините-простите»… – Миссис Фарбер закрывает глаза. – Я тоже тогда не спала на стороне. – Судя по голосу, она взяла себя в руки. – Я ни с кем не спала даже после того, как он умер.