Последним возмездие настигает фон Венцлова, отпрыска старинного прусского дворянского рода, потомственного офицера, вырасшего в Потсдаме, цитадели пруссачества. Офицерская каста была на протяжении столетий святая святых немецкой жизни. Справедливое дело объединения Германии в одно государство завершилось «сверху», путем династических войн, и это позволило немецкому милитаризму в большей мере, чем где бы то ни было, поставить себе на службу великие национальные традиции, извращая их в националистическом духе. Пруссия претендовала на представительство всей нации, и гитлеровский фашизм опирался на прусскую военную касту, которая служила ему верой и правдой, сохраняя в то же время настроения аристократической оппозиции «плебейству» гитлеризма.
Для Венцлова высшим нравственным авторитетом вплоть до последних дней остается его тетка Амалия, похожая в профиль на «самого» короля Фридриха («Великого»), Воплощенный в ней прусский «кодекс чести» оказывается на деле пустым звуком, ибо и Амалия, и Венцлов, и все их знакомые и близкие с охотой принимают гитлеризм, закрывая глаза на его преступления.
При всем том у Венцлова все же особая, в известном смысле слова «стержневая» роль в повествовании. Именно он в 1919 году по приказу Клемма убивает Эрвина, и именно ему Эрвин как напоминание и укор является в мыслях в каждую решительную минуту жизни, именно на его пути двадцать пять лет спустя встречается сын Эрвина Ганс, приговоренный к смерти военно-полевым судом гитлеровской армии. Круг замыкается; однако в этой второй встрече Венцлов «замещает» Клемма, теперь он сам отдает приказ о расстреле, теперь на нем лежит главное преступление.
Как и полагается по прусскому «кодексу чести», Венцлову уготована «благородная» смерть — он кончает с собой, но лишь тогда, когда иного выхода не оставалось.
Изображая историю судеб «пяти палачей», Анна Зегерс выносит тем самым приговор всем, кто вскормил, привел к власти и поддерживал гитлеровский режим, верно служил ему.
Прослеживая социальные исторические корни фашизма, писательница показывает механизм его прихода к власти и одновременно неизбежность его падения. Гитлеровской лжи о «провидении», об особом предназначений немецкого народа, его «избранности», «чистоте расы», всей иной демагогической пропаганде, на которой фашизм строил свою власть, роман Анны Зегерс противопоставляет трезвый и убедительный, основанный на материалистическом понимании истории художественный анализ немецкой жизни. Фашизм не был неизбежностью, роком, хотя приход его и не являлся случайностью, он возник в результате сложного переплетения социальных сил и классовых интересов. Представители господствующих классов — Клемм, Ливен, Венцлов, как и представители тех социальных слоев, которые составили массовую опору фашизма — Бекер и Надлер, — оказались, по разным причинам, заинтересованными в его приходе к власти и накрепко связаны с ним. И все они понесли возмездие, как понес его преступный режим.
Каждый из пяти «сюжетных потоков», связанных с именами Клемма, Бекера, Надлера, Ливена, Венцлова, развивается по своим законам, втягивая в свое течение многих и разных людей. Анна Зегерс показывает жизнь своих героев в ее повседневном движении, «изнутри», как бы беспристрастно. Таков основной принцип построения этой книги. Но «беспристрастное» повествование несет на себе явную печать оценочного отношения — гнева, ненависти, иронии, презрения, иногда жалости. Людям этого мира, отвергаемого писательницей, бывает присущ и драматизм человеческих судеб. В наименьшей степени это относится к окружению капитана Клемма, ненавистному Анне Зегерс классу преуспевающих промышленников и финансовых магнатов. Несколько в большей — к окружению Ливена, так как некоторые стороны его личности могли до поры до времени привлекать к нему людей, в которых еще не угасло, как в нем самом, все человеческое. Мысль о ложности избранного пути, горькое чувство сожаления о загубленных человеческих возможностях неотделимы от судеб Бекера и Надлера, изображенных в то же время с полной мерой презрения и ненависти. Внимательно ищет Анна Зегерс здоровое человеческое начало в окружении Венцлова, хотя итог этой сюжетной линии заключается в утверждении полного нравственного и исторического банкротства пруссачества. Но не случайно для дочери Венцлова Аннелизы писательница приоткрывает путь в будущее — при условии разрыва с воспитавшей ее средой и реакционными традициями.
В иной мир вступаем мы, когда в романе речь заходит о героях из трудовой, рабочей среды. Это прежде всего семья Гешке, семья его соседа Трибеля и других бедняков, обитателей дома на одной из окраин большого города. Эти люди живут трудно, в беспрестанной заботе о куске хлеба. Поражение Германии в первой мировой войне, инфляция и кризис, милитаризация страны, гитлеровская война, унесшая миллионы жизней, — все это ложится бременем на их плечи. Наиболее сознательные из них ясно понимают, что Германия находится на ложном пути. Много места в романе уделено спорам между Гешке, рядовым членом социал-демократической партии, обманутым своими партийными бонзами, и коммунистом Трибелем; эти споры отражают трагедию раскола немецкого рабочего класса перед лицом фашистской угрозы. Отсутствие единства в среде рабочих было решающим обстоятельством, позволившим гитлеровцам прийти к власти. Эта тема, больная тема немецкой истории, встречается во многих книгах, посвященных двадцатым—тридцатым годам; Анне Зегерс удалось придать ей особую человеческую глубину и потому трагедийную силу.
Жизнь на жестоких уроках учила таких, как Гешке, и таких, как Трибель, тому, что единство действий рабочего класса могло бы повернуть историю Германии в иную сторону.
Эта среда становится и носительницей «линии Эрвина», также проходящей через всю книгу, хотя сам он гибнет на первых ее страницах. «Линия Эрвина» — это революционная традиция, которая живет, даже в самое черное время, в глубине трудовой Германии. Ей уделено в романе сравнительно не так много места, но именно здесь Анна Зегерс находит поэзию истинной дружбы, подлинной любви, порядочности, человечности. Эпизодические образы коммунистов, в том числе подпольщика Мартина, старшего и верного друга Эрвина, дают этим понятиям твердую основу.
Особая роль в романе у Ганса, сына Эрвина. Классовый инстинкт, воздействие трудовой среды, в которой подспудно живы боевые традиции, помощь наставников — в том числе и Мартина — определяют внутреннее содержание этого образа. В то же время, выросший в гитлеровской Германии, Ганс оказывается солдатом захватнической армии и вынужден воевать против Советского Союза. В сложном образе Ганса ведущим началом Анна Зегерс делает главное — его верность тому пути, по которому шел его отец. Название романа Анна Зегерс связывает именно с ним, с его «похожестью» на отца. В Гансе продолжает жить Эрвин.
Прекрасно написана Мария, возлюбленная Эрвина, сохранившая память о нем и родившая ему сына. «Свет», «сияние» — эти частые на страницах книги Анны Зегерс образы — неизменно сопутствуют всему, что говорится о ней. Хрупкая, нежная Мария не просто хранительница очага, не просто человек безошибочного нравственного чутья; именно благодаря ей в годы гитлеровского террора, в хаосе военного разгрома остается жить надежда на будущее.
Архитектоника романа «Мертвые остаются молодыми», самого эпического из романов Анны Зегерс, держится на высшей степени поэтическом образе; тоненькая ниточка зарождающейся жизни протянута от прошлого к будущему, от Эрвина к его сыну Гансу, от Ганса к еще не родившемуся его сыну, символизируя бессмертие революционной традиции немецкого народа, символизируя самое жизнь. В этом образе звучит либкнехтовское: «Несмотря ни на что!» (так называлась последняя статья К. Либкнехта, опубликованная в газете «Роте фане» 15 января 1919 года, в день его убийства).
Анна Зегерс часто прибегает в своих книгах к так называемому «обрамлению», связывая начало и конец повествования одним и тем же сюжетным мотивом или даже изображение одних и тех же событий (так построен и «Седьмой крест»), В романе «Мертвые остаются молодыми» это композиционное построение служит утверждению великой идеи непобедимости революции.
Сцена расстрела, которой он начинается, почти полностью повторяется в его конце; теперь на месте Эрвина его сын Ганс. «Революция была молода, как и Эрвин»,— говорится в начале книги. На последних страницах Венцлов за минуту до своей бесславной кончины видит перед собой лицо Эрвина; «Казалось, что смерть бессильна перед ним. Они становились ему коленом на грудь, все эти носке и лихтшлаги, каппы и люттвицы. Но каким он остался молодым! Нацисты именно ему сулили земной рай, но он не поддался обману. Они перемалывали его всеми жерновами, так что у него трещали кости, они бросили его на войну, швыряли из сражения в сражение, но убить его не могли; он остался молодым».
Вслед за этим идет второй ряд «обрамления», говорящий уже не о прошлом, а о будущем: Эмми, возлюбленная Ганса, ждет ребенка, как ждала его Мария после гибели Эрвина двадцать пять лет тому назад.
Для понимания романа могут много дать статьи Анны Зегерс тех лет, ее речи, литературно-полемические выступления: ее антифашистская и антивоенная публицистика.
Статья «Германия и мы», опубликованная еще в 1941 году, в самый тяжелый период второй мировой войны, была посвящена разработке программы действий по обновлению Германии после освобождения ее от фашизма. Ни на минуту не сомневаясь в конечной победе над Гитлером, Анна Зегерс решительно возражала тем, кто желал бы принизить немецкий народ или даже стереть Германию с лица земли. С силой и страстью патриота говорила она о двух Германиях: «Вопрос «что за страна Германия?» должен правильно звучать: «чья страна Германия?» Германия — наша страна благодаря тем, кто Погиб На немецких эшафотах за Германию». Вспоминая великие немецкие традиции — героев антифашистской борьбы, немецкую музыку, немецкий язык, немецкие пейзажи («все это вместе —Германия...»), она писала: «Не наша страна дикая и варварская, дикий и варварский в нашей стране только фашизм, а в какой стране фашизм бывает не дикий и не варварский?». И дальше: «Процесс дефашизации немецкого народа пойдет через огромные страдания... через отчаяние миллионов матерей, через страшный опыт, по сравнению о которым «Воспитание под Верденом»