— Почему бы и нет? — хриплым шепотом переспросила изумленная Надя. С силой прижала фотографию Виталия Щукина к джинсовой коленке.
— Ну а что? Ты уже взрослая у меня, скоро вот школу закончишь. И если рядом с тобой окажется серьезный, хороший мальчик, то мне станет спокойнее на сердце. Я буду знать, что ты не одна, что кто-то тебя поддержит, если вдруг что-то случится.
— Случится? А что должно случиться?
— Да мало ли что, Надюша. Жизнь, она такая… Лучше держаться вместе.
На следующий день, в понедельник, Надя предложила Роме Павловскому встречаться. Увидев его в коридоре, прокрутила в голове для успокоения список мертвых пианистов (теперь их было двадцать три: добавился Виталий Щукин). Затем подошла к Роме на расстояние не трех, а двух линолеумных ромбиков. Потому что дистанция между двумя людьми, которые состоят в отношениях, обычно сокращена.
— Я думаю, что мы могли бы с тобой встречаться, — сказала Надя, смотря на витиеватый узор внутри ромбика.
— В каком смысле? — переспросил Рома Павловский.
— В том смысле, что мы уже взрослые и скоро заканчиваем школу.
Около пяти секунд Рома молчал. Надя не видела выражения его лица, потому что продолжала смотреть в пол.
— Странно, — сказал он наконец. — В субботу ты так быстро убежала. А теперь предлагаешь встречаться.
— Я понимаю, это не очень логично. Но в субботу на школьной дискотеке было слишком шумно. И мне захотелось уйти. Пройтись одной по улицам. Совсем одной. Извини, пожалуйста.
— Да ничего… Ничего страшного.
— А потом я подумала, что лучше держаться вместе.
— Это правда, — ответил Рома и взял Надю за руку.
В первую секунду Надя хотела выдернуть руку, но тут же вспомнила, что они с Ромой теперь встречаются. А те люди, которые друг с другом встречаются, часто держатся за руки. Так нужно.
А что еще было нужно — Надя решила узнать у Ксюши Лебедевой.
— Ну, как это что… Если вы встречаетесь, вы должны вместе гулять… Ходить в кино, в кафе, друг к другу в гости.
— Гулять, ходить в кино, в кафе, друг к другу в гости, — бормотала Надя, составляя в голове список необходимых действий. Аккуратно прописывая мысленными буквами все пункты.
— Ну, не знаю, что еще. Можете еще в театр сходить. И на каток.
— Театр, каток… Дальше?
— Пока хватит. На первое время.
— А первое время — это сколько?
— Господи, Завьялова… Не знаю. Какая же ты дотошная! Два месяца.
— Два месяца… А как часто нужно туда ходить? Я имею в виду — в кино, в кафе и так далее?
— Хотя бы раз в неделю.
— То есть раз в неделю нужно посещать все эти места? — испугалась Надя.
— Да нет, не обязательно. Можете одну неделю в кино, другую на каток, например. И вообще, пусть Павловский сам организовывает ваш досуг. Он же парень.
— У меня должно быть расписание…
— Вот и составляйте его вместе. Ты мне лучше скажи, ты реально сама подошла к нему и так прямо предложила встречаться?
— Да, подошла и так прямо предложила.
— Ну, ты крута! Я-то думала, ты стесняшка и тихоня. А оказывается-то, вон оно как…
Надя добросовестно выполняла все необходимые пункты. За два месяца они с Ромой Павловским сходили три раза на каток, три раза в кафе рядом с остановкой пятого автобуса, два раза в кино на странные фильмы про несуществующих злодеев и один раз в театр на еще более странный спектакль про любовь. К счастью, в театре была необыкновенно красивая люстра — огромная, воздушная, прохладно и сладко сверкающая хрусталем. И Надя смотрела на эту люстру практически весь спектакль.
— Тебе было скучно? — спросил Рома Павловский после театра.
— С чего ты это взял?
— Ну… ты практически не смотрела на сцену.
— Из этого не следует, что мне было скучно, — удивилась Надя.
— Ты забавная, — улыбнулся Рома. — И очень милая.
Рома часто говорил, что Надя забавная. И часто сжимал Надину ладонь. Надя к этому почти привыкла и не чувствовала отвращения. К тому же Ромина ладонь обычно была прохладной и не потной.
— Можно мне сегодня тебя проводить?
— Нет. Извини, пожалуйста. Я хочу пройтись одна.
— Ну что ж… Как всегда. Может, хоть когда-нибудь в далеком будущем я удостоюсь такой чести.
В списке, предложенном Ксюшей Лебедевой, не значились обязательные проводы домой. И Надя ни за что не хотела их добавлять. Одинокие прогулки были необходимы для восстановления внутренней тишины. Для внутренней звуковой расчистки и освобождения от ненужных шумов. Чтобы потом музыке было где звучать внутри Нади.
— Это вовсе не честь. К тому же, не провожая меня, ты экономишь собственное время. Которое ты можешь потратить, например, на подготовку к контрольной работе по геометрии.
— Да плевать я хотел на геометрию, когда со мной самая красивая пианистка мира!
— Плевать на геометрию нельзя, потому что через полгода нам нужно сдавать ЕГЭ по математике. А что касается самой красивой пианистки мира, то ты не можешь этого утверждать. Ты просто не видел всех пианисток мира. Соответственно, у тебя нет оснований делать подобные выводы.
Несколько раз Надя играла Роме Павловскому на пианино. В школьном классе музыки, на перемене. Рома слушал очень внимательно, а потом сжимал Надины запястья и говорил, что встречается «с настоящим гением». Она осторожно высвобождала руки и отвечала, что «гениальность — это весьма субъективное понятие».
Днем свиданий была суббота. Однако в качестве бонуса иногда добавлялись вторник или среда. В один из бонусных вторников Надя с Ромой пришли вместе в дом престарелых. Навестить бабушку.
Бабушка очень обрадовалась. Гладила обоих по рукам и говорила, что в жизни не видела «такой чудесной пары». Расспрашивала Рому про его планы на будущее, куда он собирается поступать.
— Я пока точно не решил, — отвечал Рома. — Возможно, менеджмент. Или финансы.
— Пора бы уже определиться, Ромочка. Полгода осталось. Ты здесь останешься или в городок покрупнее поедешь учиться?
— Возможно, уеду…
— И правильно. С твоими способностями надо ехать в крупный город. Напишешь хорошо ЕГЭ — и можно хоть в Москву. Вместе с Надюшей поедете: она в консерваторию, а ты в МГУ.
О том, что Надя собиралась поступать в Московскую консерваторию, Рома услышал впервые. И сама Надя тоже.
— Ты правда поедешь после школы в Москву? — спросил он уже в пятом автобусе.
(Он не провожал Надю, просто пятый автобус ехал и до его дома. Ромина остановка была сразу после Надиной.)
— Может быть. Я не знаю… Я пока не определилась, как и ты.
— Ты знаешь… — Рома вздохнул и посмотрел в автобусное окно. Сквозь процарапанный кем-то иней. — Я на самом деле определился. То есть за меня все определили мои родители. После того как я закончу одиннадцатый класс, моя семья переедет в Англию. У папы там живет двоюродный брат… Он недавно открыл свой магазин и зовет папу работать вместе с ним. А я буду учиться в Лондонской школе бизнеса и финансов. Я не хотел тебе говорить, потому что до прошлой недели не был уверен. А теперь все решилось окончательно. Ну а бабушке твоей я не сказал, чтобы… чтобы она не переживала.
— Понятно, — ответила Надя и тоже посмотрела в очищенный кусочек окна. Автобус проезжал мимо сквера со статуей девушки. На бронзовом теле девушки лежал снег, и казалось, будто она запахнулась в белый больничный халат.
— Ну послушай, это не мое решение. И я не хочу уезжать. Не хочу с тобой расставаться. Это мои родители так решили. Но мы обязательно что-нибудь придумаем. Слышишь? Обязательно.
— Хорошо, — ответила Надя.
Она думала о том, что ни разу в жизни не надевала больничный халат.
А в одну бонусную среду они ходили в гости к Роме. И Надя познакомилась с Ромиными родителями, которые собирались увезти его после школы в Англию. Родители оказались приветливыми и милыми, правда, чересчур восторженными. Мама была похожа на восторженную лошадь с квадратной челюстью и крупными зубами, а папа — на восторженного верблюда с изумленно выпуклыми губами и пушистыми ресницами. Весь вечер они подкладывали в Надину тарелку куски покупного пирога с фаршем и капустой. И пытались расспрашивать Надю про ее «музыкальную карьеру». В особенности про конкурс Чайковского.
— Это неинтересно, — отвечала Надя, пожимая плечами.
Она прекрасно помнила наставления Ксюши Лебедевой и старалась избегать разговоров о классической музыке.
— Ну что ты, Наденька, это очень интересно, — возражала Лошадь. — В шестнадцать лет — и выступать на таком уровне… Ромчик нам показывал твое выступление на Ютюбе. Мы, конечно, не специалисты и вообще не слишком понимаем всякие тонкости. Но пришли в полный восторг!
— Это точно! — подхватывал Верблюд. — Таким успехом в шестнадцать лет не каждый может похвастаться. Мы уже всем нашим знакомым все уши прожужжали, с какой необыкновенной девочкой дружит наш сын! А у тебя еще предвидятся какие-нибудь конкурсы в ближайшее время? Или концерты?
— Не знаю, — отвечала Надя. — Это неинтересно.
Она не испытывала к Роме Павловскому никаких особенных чувств. И даже неособенных. Не страдала от его частого присутствия, нет. Но и не радовалась ему. Просто включила его в свое расписание. И за два месяца «отношений» ничего не изменилось.
Зато бабушке было спокойно на сердце. Она знала, что рядом с ее Надюшей серьезный, хороший мальчик. Заботливый. Рома Павловский действительно был заботливым — даже чрезмерно. Аккуратно заправлял Надин шарф в пуховик, чтобы Надю не продуло. Размешивал сахар в Надином чае, пока Надя разглядывала обрывок переливающегося фантика на полу школьной столовой. Звонил всякий раз, когда Надя возвращалась вечером одна. (Она никогда не отвечала голосом, чтобы не нарушать тишину. Сбрасывала вызов и отправляла сообщение о том, что «дошла».)
Бабушка радовалась Надиному «выбору», и это было главным. Поэтому Надя встречалась с Ромой Павловским старательно и исправно. Держала его за руку. С большим вниманием слушала его комплименты по поводу рук и других частей тела. Сносила тесные объятия. И даже склизкие улиточные поцелуи. Так было нужно.