Закончив марафет, я с аппетитом перекусила — впервые за два дня. Затем снова начала рисовать себе губы, попутно продумывая, как буду выводить из себя сухаря Поливанова, и за этим важным делом абсолютно забыла о черноволосом женихе девушки Лены, который должен был прийти ко мне еще раньше следователя.
Когда в дверь позвонили я, даже не поглядев на часы, бросилась к двери, распахнула ее и слегка отшатнулась — вместо подтянутого высокого следователя там стоял худенький мальчик в длинном пальто. В руках у него была черная кожаная папка.
— Лиза, что с вами? — видя мое состояние, испуганно спросил он. — Что-то случилось?
— Нет-нет, проходите. — торопливо сказала я. Не признаваться же мальчику, что совершенно забыла о нем!
Вадим вошел, снял пальто и начал снимать сапоги. Я машинально подала ему володины тапки и пошла в комнату, гадая, о чем же ему так приспичило поговорить. То есть понятно, что о пропавшей Лене, но что еще тут можно обсуждать? Надо искать ее тело в лесу, скорее всего, в том же самом, где были спрятаны остальные тела. Я больше искать никого не стану, но наверняка у полиции есть собаки, натасканные для таких поисков.
Вадим зашел следом за мной и робко остановился на пороге.
— Садитесь, вот сюда. — я кивнула на кресло. — О чем вы хотели со мной поговорить?
— Лиза… — он очень волновался. — Вы вчера… перевоплотились. Это была она, Лена. Я узнал ее. Но кому, кому она говорила те злые слова? Кто не давал ей жить и умереть?
Я молча смотрела на него, не зная, что ответить. Да, это его лицо стояло перед моими глазами, когда я была там, в еловых ветках. Он слишком любил ту девушку? Наверное, он душил ее своей любовью, но я не могла говорить за нее. По крайней мере, не могла сейчас, не находясь в трансе.
— Вадим, наверное, вчера я перевоплотилась в вашу девушку. — мягко сказала я. — Но сегодня я этого не помню. Я вообще не помню ничего из того сеанса.
— Но мы же может повторить! — он все сильнее волновался. — Вот, у меня с собой целый альбом с ее фотографиями. Я с компа распечатал.
Он достал из черной папки большой серый фотоальбом, и трясущимися руками начал доставать оттуда листы белой бумаги с цветными картинками.
— Фотографии из компьютера не годятся. — с облегчением произнесла я. — Я уже пробовала с ними работать, не вышло.
— Я об этом подумал. У меня есть три обычных фото, из ателье. Начнем?
У него тряслись губы, дергался левый глаз, и мне стало как-то неуютно. Может, мальчик не в себе? Надо бы с ним поосторожнее.
— Вадим, сейчас ко мне придет следователь, и я не хотела бы впадать в транс до его прихода. Он может неправильно понять.
— Он опять станет вас обвинять?
— Не знаю. — вздохнула я. — Но сеанс лучше отложить.
— Тогда я приду вечером. — твердо сказал он, сунул фотографии обратно в папку, и вышел в коридор. В некоторой растерянности я вышла следом:
— Вадим, я плохой медиум. Начинающий. Обратитесь к Моргунову, у него опыта больше.
— Я уже к нему обращался. — прошептал парень. — Он говорил, что Лена жива, но скрывается. И он — мужчина. Он никогда не станет той, кого я любил.
Глава 12
Англия, 1917 год
«Известный писать сэр К.Д. убил своего друга?» — прочитав заголовок в газете, Конан Дойл схватился за сердце. Десять лет прошло после той поездки, кому понадобилось ворошить прошлое? Десять лет, как не стало его друга, Флетчера Робинсона. Вернее, друга он потерял на год раньше. Собака-призрак принесла писателю славу, но отняла дружбу и мир в душе.
Он отодвинул подальше утренний кофе и стал читать статью в «Дейли газет».
«Как мы знаем, в 2001 году известный писатель К. Д. написал повесть про пса-призрака. За эту повесть он был посвящен в рыцари. Но куда менее известно, что красивую легенду про собаку, олицетворяющую силы зла, придумал вовсе не он. Эту легенду рассказал ему друг, журналист Р.
Какая же судьба постигла настоящего автора повести? Нищета и забвение. Как благородный человек, он молчал 6 лет, но сэр Д. не мог успокоиться, пока на свете жил свидетель его преступления. И вот в 1907 году, в январе, он приехал в гости к бывшему другу, и гостил около недели. Через день после его отъезда Р. стало плохо. У него поднялась температура, начался бред, в котором он постоянно повторял имя только что уехавшего друга и просил его рассказать людям правду. Когда через несколько дней по телу пошла сыпь, приглашенный из Лондона врач диагностировал брюшной тиф. На следующий день Р. скончался.
Но действительно ли причиной его смерти был тиф? Как известно, это очень заразное заболевание. Между тем, кроме несчастного Р., в поместье не заболел ни один человек — ни жена Р., ни прислуга в доме, ни садовник. Не было случаев заболевания тифом и среди соседей.
Труп погибшего повезли на кладбище в Девон в пассажирском поезде, и это вместо немедленной кремации. И снова, случаев заражения тифом среди пассажиров не было. Кроме того, после смерти Р. его вдова получила очень солидное материальное вознаграждение от… кого бы вы думали? От нашего писателя сэра Д.
Так что у нас есть все основания думать, что Р. был отравлен бывшим другом, писателем Д. Вероятно, в качестве отравы был использован лауданум, наркотик из группы опиатов, который мог вызвать симптомы отравления, похожие на брюшной тиф. Почему, несмотря на высокую температуру и тяжелое течение болезни, так поздно был вызван врач? Вероятно, жена Р. вовсе не была заинтересована в исцелении мужа. Вероятно, она состояла в сговоре с Д. Возможно, после многолетней нищеты ее привлекали большие деньги, или она питала к Д. роковую страсть?
В любом случае, все честные люди в этом случае должны требовать эксгумации Р., чтобы справедливость восторжествовала.
Роджер Люис Стиллет»
— Джинни, теперь меня теперь обвиняют уже не в плагиате. — он через силу улыбнулся супруге, сидевшей напротив него. — Теперь меня обвиняют в убийстве Робинсона.
— Разве тебя вызвали в Скотленд-Ярд? — удивилась леди Дойл.
— Нет, обычный пасквиль в газете. — он с отвращением бросил печатный листок на стол. — Но его прочтут… И многие поверят.
— Но Робинсон скончался от брюшного тифа!
— Тут пишут, что это я отравил его с помощью опиата лауданума. Якобы при отравлении опиатами симптомы похожи на брюшной тиф.
— А что, правда, похожи? — невольно заинтересовалась леди Джин.
— Тогда уж любое отравление похоже на тиф. — пожал плечами Дойл. — Или на холеру. Симптомы-то похожи. И, разумеется, при большой дозе опиатов человек будет бредить. Только вот и различие есть, вполне серьезное — тиф дает высочайшую температуру, а отравление — нет. У Флетча температура зашкаливала, поэтому врач без колебаний поставил диагноз.
Леди Джин осторожно взяла в руки бульварный листок, пробежала его глазами:
— Тут пишут, что брюшной тиф редкостно заразен, но в поместье им больше не заразился никто… В самом деле, почему?
— Автор, похоже, перепутал брюшной тиф с сыпным. — вздохнул писатель. — Брюшной тиф передается только через пищу или воду. Я догадываюсь, как подхватил его бедняга Флетчер — ему не следовало пить болотную воду… Но заразиться тифом от больного через воздух невозможно в принципе.
И потом, ты только подумай, какой пассаж! Если мы с Глэдис, женой Флетча, отравили его, то она должна была настаивать на немедленной кремации! А вовсе не везти его на кладбище в поезде, в пассажирском вагоне. Тем не менее, даже этот факт истолковывают против нас. Но зачем, ну скажи, Глэдис стала бы мне помогать? Чтобы получить небольшую сумму на похороны и оплату долгов?
— Тут пишут другое… — прошептала леди Дойл.
— А, Глэдис отравила мужа, чтобы выйти замуж за меня, к тому времени вдовца? Но ты знаешь, и автор статьи тоже в курсе, что я женился не на ней!
— Но ты можешь подать на автора статьи в суд… — осторожно заметила леди Джин. — За диффамацию. Он же порочит твое честное имя!
— Я могу подать в суд. — с горечью заметил сэр Дойл. — Но этим я не очищу свое честное имя от клеветы. Наоборот, люди поймут все по-своему — оправдывается — значит, виноват. Вот если бы у меня были свидетели, которые говорили бы за меня… Может быть, мне самому настаивать на эксгумации? Но это только подольет масла в огонь. Отравление наркотиками сложно определить и сразу после смерти, а тем более через десять лет. Ничего не найдут, никто не сможет подтвердить отравление, но никто не сможет его и опровергнуть. И слухи останутся. Если бы сам Флетч мог подтвердить, что я не давал ему лауданум. Если бы он только смог подтвердить… Если он только сможет!
Поливанов явился ровно в 16.00, секунда в секунду. В коридоре он по-армейски разделся и, отказавшись от предложенных тапок, в один носках проследовал за мной в гостиную. Я, в соблазнительно обтягивающем фигуру бархатном халатике с расстегнутыми верхними пуговками, растянулась в кресле, а он — на диване напротив.
Я пристально вглядывалась в его лицо, пытаясь понять, произвело ли на него впечатление мое нарисованное лицо и полураскрытый халатик, но следователь оставался по-прежнему невозмутимым.
— Лизавета Петровна, вы вчера заметили, что я не верю в медиумов. — спокойно произнес он. — А ведь дело в том, что я просто ни разу настоящего медиума не видел. Одних шарлатанов встречал. Но вы… зародили во мне сомнение. В самом деле, если вы покрываете маньяка, зачем вам понадобилось подставляться, отыскивая его жертвы? Вы не производите впечатление круглой дуры. Поэтому я решил предоставить вам шанс. Вы прямо сейчас докажете мне, что в самом деле умеете контактировать с духами. Готовы?
— Готова. — вздохнула я, плотнее запахивая халатик. — У вас много фоток покойников с собой?
— Да, вы не дура. — удовлетворенно подытожил следователь. — Тогда прямо сейчас и приступим.
Он протянул мне черно-белую фотографию мрачного типа с бритой головой и наколками на шее и плечах. Я повертела ее в руках, для верности даже зажмурилась, но ровным счетом ничего не почувствова