«Нива» наконец изволила завестись. Впрочем, это совсем не ее вина была, а хозяина – нечего было так нервно дергать ключ!
– Ты мне не все подробности рассказывал, но, как я поняла, ты рассчитывал, что эта Жюли – самозванка и что она не сумеет ответить на твои вопросы… Да?
– Да, Саша, – ответил Кис, выруливая со стоянки.
– Но ведь можно допустить, что она просто хитрая самозванка. И что, взяв себе имя другого человека, она предварительно все разузнала о нем.
– А Австралия?!
– Алеша, хитрые люди тем и отличаются, что быстро соображают, как можно выкрутиться. Ты сам допустил оплошность – не подстроил ловушку! Я понимаю: ты начал ей верить, когда увидел, что ее ответы совпадают с тем, что ты узнал от Реми… И сказал ей об открытках. Во множественном числе. Она – я не утверждаю, что так было, но это вполне возможно, – она быстро нашла решение и рассказала тебе, что три года назад оставила готовые открытки приятелю. А вот если бы ты ее спросил только об одной , последней открытке – она, как знать, преподнесла бы тебе другую версию… О том, что просила приятеля отправить одну открытку, к примеру.
Алексей вдруг затормозил и встал у обочины тротуара.
– Ты что-то нащупала, да?
– Не исключено, – улыбнулась Александра. – Но я не уверена. С какого возраста Жюли живет во Франции, не знаешь?
– По сведениям Реми – с пяти лет.
– В таком случае акцента у нее не должно быть.
– А тебе показалось, что есть?
– Да, показалось . Но мое мнение об этом недостаточно компетентно. Я сама говорю с акцентом – даже если французы хвалят на все лады мой французский – и могу ошибаться… Надо спросить у Ксюшки. Выучить язык с учителем – это одно, а вырасти в стране носителей данного языка – это совсем, совсем другое. Кроме того, существуют диалектная фонетика. На юге Франции, к примеру, говорят не так, как в Париже. Слово «утро» звучит на юге как «матэнь», а в Париже как «матан». А я училась классическому произношению, за которое принят столичный, парижский выговор. Как в России: фонетической нормой является московское произношение, прочие варианты считаются диалектами… Хотя в Москве уже большинство говорит на диалектах, – хмыкнула Александра невесело. – Короче, Алеша, я могла принять диалектный выговор за акцент. Но Ксюша, живя во Франции, должна куда лучше разбираться.
Алексей, который даже притормозил в предчувствии важной информации, казался ужасно разочарованным. Он снова тронул «Ниву».
– Ты же понимаешь, что я не могу сюда вызвать Ксюшу, чтобы она послушала Жюли… – обронил он.
– Так и не надо. А вот это зачем существует?
С этими словами Александра торжествующе вынула из кармана малюсенький цифровой диктофон.
– Сашка! Ну, ты даешь! Какая же ты умница! А я вот сам не додумался!
– Я не умница, я просто журналистка. Профессиональная привычка, – усмехнулась она. – Сейчас перегружу запись в компьютер, отправлю ее Ксюшке, и через несколько часов мы с тобой узнаем окончательный диагноз. Она сумеет отличить носителя языка от того, кто этот язык выучил в школе или с учителем, пусть даже очень хорошо.
– Сашка-а! – простонал Алексей. – Я просто… Ну, слов нет!
Он потянулся ее поцеловать, но Александра отстранилась с легким смехом.
– Смотри на дорогу, Алеша, ты чуть не проскочил на красный!
Глава 23
В остаток дня детектив решил назначить отдых мозгам. Правда, они, как последние отщепенцы, пытались что-то крутить и выкручивать, тщась объяснить факты. «Цыть! – прикрикнул на них Кис. – В отсутствие информации можно накрутить только бред! А ну, по местам!»
Он ждал ответа от Ксюши. Но отчего-то ему не верилось, что она подтвердит впечатление старшей сестры. Нет, он никоим образом не подозревал Сашку – умную, проницательную Сашку, лишенную всякого «бабства», в том, что она могла отнестись к Жюли отрицательно из женских сопернических чувств. Саша всегда была выше этого, всегда. Она просто рассуждает, стараясь помочь Алексею, – и рассуждает правильно. Ее кажущееся впечатление необходимо проверить мнением младшей сестрицы, все логично.
Проблема была отнюдь не в Александре, а в нем самом: он поверил Жюли. И ее непосредственные реакции, и информированность исключали подвох. Если бы она была самозванкой, она бы не знала столько о «своей» семье и не реагировала бы так естественно… Или она была ОЧЕНЬ ХИТРОЙ, как предположила Александра?
И все же детектив почему-то верил Жюли. К своему большому несчастью. Потому как в таком раскладе и недавняя версия-газелька ускользала у него из рук. А ведь она являлась его последней надеждой…
Ксюшка, как назло, молчала. Куда-нибудь, зуб даю, думал Кис, умотала: Сашина младшая сестрица развила в Париже активную общественную деятельность и вела бурную светскую жизнь, давая Реми немалые поводы к ревности. Впрочем, тот, кто ревнив по натуре, поводы всегда найдет…
Ему ужасно хотелось позвонить Александре, но это было полностью лишено смысла: он знал, что, как только Саша получит информацию, она перезвонит Алексею немедленно сама.
Промаялся детектив таким образом до второй половины дня, когда наконец раздался звонок. Но отнюдь не от Александры, отнюдь не от Ксюшки, нет!
Звонок был от Жюли, и голос ее поверг детектива в трепет. Он казался потусторонним.
– Приезжайте, – глухо произнесла Жюли. – На меня напали…
– Жюли! Вызовите милицию! Я тоже выезжаю!
– Не могу… – донеслось до него. – Я совершенно голая… И связанная…
Он нашел Жюли на полу, как она и сказала, совершенно голой, со связанными руками. Кинулся первым делом снимать путы, старательно дисциплинируя свой мужской взгляд, непроизвольно цеплявшийся за соблазнительные выпуклости ее тела. Впрочем, еще больше взгляд цеплялся за яркий рубец от удара ножом, с которого пока не сняли швы.
– Я вошла в квартиру… На меня, сразу в прихожей, набросился мужчина в маске… Он вышел из гостиной… – говорила она, трясясь от нервного возбуждения.
Кис отыскал ее халатик, накинул на плечи. Жюли вдела развязанные руки в рукава и целомудренно запахнула халатик на груди.
– Он меня повалил. Сорвал одежду и связал. Я думала, что собирается изнасиловать… Но он только сказал: «Ты намеков не понимаешь, да? Тебе мало дырки в плече? Тогда говорю словами: не вздумай оформлять наследство! Уматывай в свою Францию, да поскорее! Если хочешь жить, конечно. А то в следующий раз я тебя изнасилую, а потом задушу! На том свете тебе наследство будет до… до…» Он какое-то слово употребил, наверное, матерное, я его не вспомню.
Она разрыдалась, упав головой на плечо детектива.
– Вы не понимаете… – бормотала она сквозь всхлипывания. – Я не знала своего отца. И ненавидела его за то, что он поступил так подло – бросил маму и меня… За то, что я его не знала… Я ненавидела отчима, который ко мне приставал. Я не люблю мужчин – я ненавижу мужчин, Алексис! Афаназий был не таким… Только он смог меня сделать полюбить его… Ох, не так… Я имела в виду, что только его я смогла полюбить… Он был мне как папа – любящий папа, ласковый, добрый, надежный… Думайте что хотите, но я именно так вижу мужчину: это человек, который дает мне свою заботу…
Ее голова лежала на плече Алексея, и он боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть ее откровения.
– Пожалуйста, обнимите меня… Вы хороший человек, вы как Афаназий, я чувствую… У меня больше нет его, нет никого…
Алексей обвил рукой ее плечи. Мало-помалу Жюли перестала дрожать, расслабилась и приникла теплым телом к нему. Он замер. Он держал ее бережно, невесомо, как тот самый папа… Вернее, не «как тот самый» – а вместо того самого…
Жюли прижималась к нему все крепче, и его отеческое объятие каким-то непонятным образом перешло в другую ипостась. Кис сам не понимал, как случилось, что его рука уже гладила ее нежную спину. Жюли тихо застонала и приспустила халатик (отчего грудь обнажилась почти полностью), подставляясь под его ладони. Пойди он дальше – она его не остановит, это было совершенно очевидно.
Он знал – великая вещь опыт! – что такое случается с девочками, недолюбленными или преданными отцами: они, как бездомные котята, готовы отдаться тому, чья рука их приласкает. Но он не имел права приручать к себе бездомных котят.
Алексей выпростал руку и натянул упавший халатик ей на плечи.
– А как же вы сумели позвонить мне, если были связаны?
Жюли, словно не заметив его жест, все еще полулежала на плече Алексея.
– Носом. Я подобралась к телефону и клюнула в него носом. Ваш номер стоит у меня под цифрой «два». А милиция… Ты же понимаешь, Алексис, что я не могла позвать милицию, когда я голая… Только тебя. Я только тебе доверяю.
Это «ты» вдруг окончательно отрезвило Алексея. Он аккуратно оторвал от себя Жюли и посоветовал ей пойти одеться. Она привстала, обиженно запахнула халат и ушла к себе в комнату.
В этот момент зазвонил его сотовый. Александра!
– Алеша, Ксения говорит вот что: акцент точно есть. Но она не может его определить. Возможно, она выросла в другой франкоязычной стране. Но имей в виду, Алеша, что способности к языкам у всех разные. Иные русские, давно живущие во Франции, не способны выговорить даже французский грассирующий «р». Зато Ксюшкин легкий акцент часто принимают за канадский или бельгийский, а она-то выучила его в России! Так что, понимаешь, это ничего не значит… Вернее, значит лишь одно: Жюли выросла не во Франции!
Жили вернулась из спальни. Она была одета в светло-серые брючки и черную майку – очень соблазнительную майку с глубоким V-образным вырезом, нырявшим острым концом меж округлых грудей. Прошествовав по комнате прямиком к Алексею, Жюли села на пол у его ног, обхватив его колени.
– Я знаю, вы мне не верите. И не надо, я ничего не прошу. Просто дайте мне еще пять минут иллюзии, что я не одна в этом мире… Мне очень плохо, Алексис.
Она замерла на полу, прижавшись щекой к его коленям. Кис не выдержал, погладил золотистую головку. Жюли прижалась еще теснее, испустив нервно-счастливый вздох. Алексей снова погладил ее по волосам…