– У вас были родители, Алексис? Нормальные родители, нормальные папа с мамой?
– Да.
– Тогда вы не поймете меня.
– Вы ошибаетесь, Юлия, я вполне понимаю вас…
Она обняла его колени еще судорожнее. «Спокойнее, Кис, – сказал он себе. – Эта женщина вызывает у тебя сочувствие, что вполне нормально, и желание, что вполне естественно. Но не будем забывать, ребята, для чего мы здесь находимся!»
«Ребятами» он назвал некоторые участки своего тела, недисциплинированно порождавшие посторонние эффекты.
Сбрасывая наваждение, он произнес:
– Вы выросли во Франции, Жюли? У вас не совсем французское произношение…
– Вы хорошо говорите по-французски, чтобы судить? – Она подняла лицо к нему.
– Я – нет. Но…
– А, понимаю!.. Вы привели сюда вашу подругу… С тем, чтобы она оценила мой французский, да? Так вот, я вам скажу одну вещь, Алексис: подозревайте меня сколько угодно, если вам так нравится! Я ничего не стану вам доказывать!
Жюли отодвинулась от него, горестно уставившись в ковер.
– Если вы вдруг захотите докопаться до истины, а не слушать мнения малокомпетентных людей, то спросите у тех, кто живет во Франции, – добавила она. – ЖИВЕТ, понимаете? И спросите у них, как говорят русские, даже выросшие во Франции. У всех ведь разные таланты к языку… Мое произношение часто относят к канадскому. Из этого не следует, что я не во Франции выросла. Из этого следует только одно: что у меня нет слуха. А у меня его нет. Вот у вас есть?
Нет, у Алексея слуха не было. Он уже давно не пытался петь, но когда-то, по молодости, в общих застольях пел. Если можно назвать столь пафосным словом его, вопреки всем нотам, подвывания общему хору, после которого друзья частенько просили его больше никогда не участвовать в песнопениях.
– Я знаю, как нужно правильно произносить слова, – продолжала Жюли. – Но меня подводит голос. Он меня не слушается! Это как в музыке: мелодию помнишь, а воспроизвести не можешь… Ваша подруга очень хорошо говорит по-французски. Хотя у нее акцент сильнее, чем у меня. Вы тут делаете ошибку, Алексис. Вы решили, что ваша подруга может быть экспертом. Но она не может им быть. Она меньше меня знает, как говорят русские, живущие во Франции!
Девушка демонстрировала редкую проницательность. Не каждая бы догадалась о цели визита Александры.
– Но ведь я проверю, вы понимаете, Жюли? Я расспрошу тысячу жителей Франции, если понадобится.
– Пожалуйста, спрашивайте в ваше удовольствие! Нормальные люди вам скажут: все зависит от слуха. Мнение вашей подруги – не доказательство. Она сама говорит, как иностранка, и судить не может. И здесь, в Москве, русские, посмотрите: чуть не каждый говорит с каким-нибудь акцентом! Вы же по этой причине не станете подозревать их в том, что они иностранцы?
– Хорошо, – ответил Алесей. – Я буду это иметь в виду.
Он не стал говорить Жюли, что Сашина сестренка Ксюша уже выступила в роли эксперта. Он уже не знал, что думать. Ведь Жюли только что сказала едва ли не словами Саши: в Москве чуть не каждый говорит с каким-либо акцентом. Помимо кавказцев, столицу наводнили люди из разных уголков России, и наводнили ее своими говорами, привезенными из дальних краев и деревень… Однако это не повод считать их не русскими.
Он снова мучился, ощущая доверие к Жюли, даже если другая часть его души вопила о том, что эта девушка, без сомнения, замыкает собой «электрическую цепь». Мыслишка-газелька по-прежнему игриво манила его с соседнего холма, и на шкурке ее было вытеснено клеймо: «Жюли!»
– Все-таки необходимо сообщить в милицию о покушении на вас. Это уже третье.
– Какой смысл? – дернула плечиком Жюли. – Они попросят описать человека, который напал на меня, а я не смогу: ведь он был в маске! Ваша милиция хочет, чтобы свидетели работали вместо нее.
Строго говоря, Алексею было без разницы, станет ли Жюли делать заявление в милицию. Он дал ей положенный по долгу совет, но и сам сомневался, что там станут искать того, кто покушался на нее.
Она снова прижалась к его коленям.
– Не гоните меня… Позвольте еще чуть-чуть… У меня останется хоть один хороший сувенир… одно хорошее воспоминание об этой поездке… Я люблю таких мужчин, как вы, Алексис. Надежных, сильных, добрых. Ваша подруга должна быть счастлива с вами… Завидую! Я ведь даже не успела пожить со своим мужем, как уже стала вдовой…
Жюли подняла лицо и посмотрела на детектива. Ее взгляд затуманился мечтательным выражением, словно ее воображение продлевало начатый монолог о достоинствах Алексея. И все то, что она не отважилась произнести, угнездилось в чувственной ямке полных губ.
«Она со мной играет, – подумал Алексей. – И, раз играет, значит, у нее есть цель».
Что она предпримет дальше, интересно? Начнет его откровенно соблазнять? Чтобы затем попытаться манипулировать им, подсовывая выгодную для нее трактовку фактов? Чтобы заставить его поверить, что она действительно выросла во Франции? Что она действительно Жюли Лафарж?
Впрочем, обратного пока еще никто не доказал, а сомнения – это лишь пустая игра ума, бесцельно жонглирующего непроверенными фактами.
Пара минут протекла в молчании. Жюли просила «еще чуть-чуть» – Алексей ей предоставил прошеное. Она не шевелилась и, похоже, не собиралась предпринимать никаких действий, направленных на соблазнение детектива. То ли он ошибся, то ли она была слишком проницательна, слишком хорошо понимала мужскую психологию.
– Постарайтесь все-таки мне описать напавшего на вас мужчину, – нарушил тишину Кис. – Как он был одет? Какого роста? Цвет волос, глаз?
– Высокий, в старых джинсах и в рубашке в клетку, что-то серое с коричневым… На голове вязаная шапка с дырками для глаз, поэтому цвет волос я не могу вам назвать. Глаза светлые, голос грубый… Какое все это имеет значение? Вы ведь его никогда не найдете. Кому-то очень нужно апроприировать деньги моего мужа… Или эту квартиру? Или его бизнес? Мне все равно, Алексис. Я не буду оформлять наследство. Уеду, как этот человек приказал. Я небогата, и деньги мне бы очень пригодились, но ради них я жизнь терять не хочу.
«Если она уедет, я лишусь последней зацепки, – думал Алексей. – Если она жертва, то она нужна мне в качестве приманки; если она преступница, то я должен это доказать. Нельзя ее отпускать, нельзя!»
Но он не находил аргументов, чтобы удержать ее. По крайней мере в данный момент. А может, она лжет? Может, она уже успела сделать все бумаги, которые дают ей право на наследство, и теперь торопится уехать? А всю эту историю с покушением вообще придумала?!
Но если придумала – то зачем? Алексей не знал. Не знал, не знал…
– Жюли, вы сказали, что мужчина в маске подстерег вас в прихожей. Но как же попал к вам в квартиру? Замки целы!
– Именно! У него почему-то есть ключи, иначе я не вижу объяснения! Мне страшно. Не надо мне никакого наследства, пусть они им подавятся! Я возьму билеты на завтра, на первый же свободный рейс. Так что на всякий случай я прощаюсь с вами, Алексис. Я буду хранить о вас лучшую память, поверьте. Даже если понимаю, что вы меня постоянно подозреваете. Прощайте.
Она грустно и сдержанно расцеловала его в обе щеки четыре раза – так принято во Франции, Алексей знал. И ему ничего не оставалось, как ретироваться.
– Позвоните мне, Жюли, как только закажете билет домой.
– Обязательно, – ответила она, закрывая за ним дверь.
Глава 24
На сегодня был намечен ранний обед с Александрой – не обед даже, а так, перекусон. Ей предстояло идти на важную для ее журналистских дел светскую тусу, но между мероприятиями ужасно хотелось сбежаться. Урвать «кусик» – как иногда выражалась Александра – личной жизни. Любимых глаз, любимого лица, голоса, разговоров… Интересно, а если они станут вместе жить, не потеряют ли ценность такие мгновения?..
Александра обняла его, шумно втянув воздух.
– От тебя пахнет чужими духами…
– Жюли, должно быть.
– Она тебя обнимала?!
– Немножко. Она нервничала….
– Хм… Все нервничающие женщины должны обнимать незнакомых мужчин?
– Я неточно выразился, не придирайся, Сашка. На самом деле она была в шоке. На нее напали…
Алексей вкратце рассказал приключившуюся с Жюли историю.
– Голая? – переспросила Александра. – А зачем, если ее хотели просто предупредить?
– Чтобы унизить, полагаю. Голый человек себя чувствует особенно беззащитным.
– А голая женщина особенно вызывает расположение мужчины, – заметила ехидно Алекс. – У нее грудь тоже силиконовая?
– Не знаю… Я не заметил. А почему «тоже»?
– У нее силиконовые губы.
– Это как?
– Алеш, неужели ты не знаешь?
– Да нет же!
– Ну, про силиконовую грудь ты слышал?
– И даже видел. По телевизору.
– Некоторые женщины желают нарастить объем губ, как другие – объем груди. И вкалывают себе в губы силикон, чтобы придать им объем.
– И Жюли?..
– Нет сомнений.
– Сашка… Ты ревнуешь, что ли?
– Разве у меня есть основания для ревности?
– Нет.
– Тогда почему этот вопрос?
– У тебя очень неприязненный тон, когда ты говоришь о Жюли. Обычно ты относишься с сочувствием, а тут…
– А тут что-то много голой девушки. То из ванной вышла, забыв запахнуть халатик. То на нее напали и зачем-то раздели.
– В первый раз она не могла знать, что приду я. Она ждала Афанасия… А сегодня она тем более подстроить не могла. Не сама же себя она связала, согласись.
– Ну, тебе виднее, Алеша, – у Александры голос вдруг сделался усталым. – Ты сыщик, а не я… Просто, видимо, мне это напомнило историю с твоим похищением… [6] Извини.
Что-то было важным в этом разговоре. Но что именно?
Он так и не сумел понять тревожный сигнал, прозвучавший в этом разговоре. Этот сигнал объяснился позже, намного позже…
Пока что Алексей, и без того мучимый затянувшимся расследованием, отчетливо осознавал, что теперь время пошло не на дн