— Я… — он вроде решился, но запнулся на начале фразы.
— Я буду ждать новостей, — перебил я, не дав ему молчать слишком долго.
Судя по побледневшей смуглой роже, я опять явил «лик Барон». Вот теперь вовремя, но как этим управлять?
Я поднялся по ступеням, не оборачиваясь. Распахнул незапертую дверь и улыбнулся. Вся семья была в сборе. Луис сидел во главе, в своем продавленном старом кресле, которое вытащили из комнаты. Прижимал к груди крошечную рюмку и наблюдал за внуком.
Пацан уплетал прямо из большой кастрюли, глаза его горели и он умудрялся бойко рассказывать события дня. У мелких всегда один день как целая жизнь.
— Вот я ему и говорю, — продолжал какую-ту увлекательную историю мальчишка, — У меня бы такие бутсы были, я бы кааааак вдарил! А у моих подошва отвалилась. Нет, ну обидно! Пенальти, ты бы видел, деда, как я вдарил!
Матеуш, вспомнил я. Митька, переиначил по-своему. Пацан наглядно задрал ногу и показал распахнутую пасть обуви. Исходный цвет давно пропал в пыли и грязи. Излохмаченные шнурки грустно свисали. Сбоку сквозь дырку торчала кисточка. Но Митька радовался, словно он будущий Месси! И продолжал рассказывать о звездном пенальти. Забил. Не смотря на всё.
Тощий, загорелый и счастливый. Я отметил заметный шрам на руке и застиранную до изнеможения майку. Небольшой рост, для его то возраста. Ну точно Месси.
Родители слушали с такими же одобрительными улыбками, как и Луис. Отложили еду и слушали.
На меня обратили внимание не сразу, по-настоящему увлеченные успехами пацана.
— Ой, — первым заметил меня Митька и густо покраснел. — Здрасть.
Все замолкли, обернулись и уставились на меня. Дедок кашлянул, хлопнул рюмку и с трудом поднялся. Упрямо выпрямился, морщась. Боевой старик, ничего не скажешь.
— Ну, знакомьтесь, — бодро велел он. — Гость наш, сеньор Пьетро.
Внутренне я выдохнул с облегчением. Пугать духами этих милых людей совсем не хотелось.
— А чё, правда, что вы господин Барон? — тут же встрял Митька, с детской непосредственностью вытаращив глазища. — Белый же!
Я еле сдержал смех. Луис взглянул осуждающе, и всё. Покачал головой и вздохнул.
— Матеуш, ну что за бесцеремонность, —проворчал старик, незаметно усмехаясь. — Это сын мой, Рикарду и жена его, Нана, — он представил их, сделав вид, что ничего не произошло.
Рикаду, как и большинство увиденных мной местных, был мулатом. Или метисом, никогда не разбирался в отличиях. Словно сильно загорелый, проще говоря. Крепкий, невысокий и излучающий уверенность. Он мне понравился сразу. Легкое беспокойство на лице, но не злоба или подобное. Опасается за безопасность семьи.
Нана, уж не знаю от какого имени это сокращение, полная противоположность. Молочная кожа, изящная для своих лет и с абсолютно благожелательным выражением. Очень миниатюрная и какая-то вся… воздушная. Словно ангелочек спустился в трущобы.
Рикаду выступил вперед, закрывая своих и протягивая мне руку. Взгляд его был изучающий и ожидающий. Мой рост превосходил его на голову, но держался мужик отлично, глядел прямо в глаза.
— Рад познакомиться, — голос его хрипел, будто он работал шахтером ни один десяток лет. — Отец про вас уже столько рассказал.
Вот интересно, что именно. Я ответил на мощное рукопожатие и тут же был приглашен ко столу. Нана вскочила и забегала, доставая из закромов какие-то лакомства. Все мои возражения беспощадно отметались.
Мне плеснули местного рома, щедро, и в пузатый большой бокал. Пододвинули большую тарелку, наполненнную до краев чем-то безумно ароматным. Насыпали в отдельную миску рассыпчатого риса, плюхнули сверху какие-то лепешки.
Старый выцветший и с одного боку оплавленный радиоприемник выдал тягучую песню. Странно было её понимать. О моряке, ушедшем в море, чтобы прокормить семью. И девушке, ожидающей его дома. Не грустная, а полная надежды.
Мне стало так хорошо, что пришлось всё-таки хлопнуть кашасы. Чтобы отогнать накатывающее чувство абсолютного счастья в моменте. Не знаю, зачем было отгонять. Привычка.
И ничего они не ждали взамен, не просили и не вызнавали. Вернулись к ужину, загремели посудой, подлили дедку ещё одну крошечную порцию. Пацан бросал любопытные взгляды, но вскоре продолжил рассказывать про дворовый футбол.
И я пообещал себе. Будут у него лучшие бутсы. А у Луиса хороший телевизор. А у родителей хорошая работа, чтобы хватало не только на фасоль и рис. Хотя бы так. Хотя бы для начала.
Они мне помогли. А ещё показали, что человечность возможна вот в таких условиях. Мне это даже больше помогло, чем всё остальное. Дало какую-то прочную надежду, как в песне по радио.
Ужин длился и длился. После сытного рагу на столе появились сладости. Так много, что я понял — это страна сластен. В маленькие чашечки разлили свежесваренный кофезиньо. Говорили обо всем. О хорошем.
О солнце, дожде, хорошем привозе в местном магазинчике, грядущем карнавале и местной школе самбы, за которую болела вся фавела. О футболе, чемпионатах и стадионах. О том, что у соседей по улице скоро свадьба и все соберутся их поздравлять.
Они радовались всему этому так искренне, что я не поверил. А потом просто растворился в этих эмоциях. Не забывая слушать и их, и что происходит на улице. Я ждал новостей.
И дождался.
На каменных ступенях робко зашуршало и в дверь поскреблись.
— Господин Барон… — едва слышно прозвучало снаружи.
Я услышал, сквозь музыку и неспешные теплые разговоры. Поймал тревожный взгляд Рикарду и показал, что сам открою. Митька навострил уши, но поник сразу, как мать на него шикнула. Дедок посмотрел на меня доверительно. Словно я тут хозяин, а не эта славная семья.
На улице стоял подросток, нетерпеливо подскакивая на одной ноге. Ненамного старше Матеуша, но уже такой взрослый, что защемило внутри. Он был с оружием, выставленным напоказ. Шорты сползали с него, слишком большие. Но за поясом торчала рукоять, сверкала в уличных огнях.
Безразмерная майка, шлепки и такое количество кудряшек на голове, что рябило в глазах. И наглая улыбка на юном лице. Не вызывающая, пока не научился. Наивная и страшная из-за этого.
— Господин Барон! — гораздо смелее заявил парень. — Дон Густаву хочет поговорить с вами! Я провожу.
Вот как, проводит. Интересно.
Я обернулся на уютную гостиную-кухню и решил не показывать характер. Вызывать к себе людей… Совсем других людей. Зачем? Пусть тут наслаждаются чудесным вечером, смеются и подпевают тихонько прекрасным песням.
— Ну давай, шкет, веди, — усмехнулся я.
Глава 6
— Ну давай, шкет, веди, — усмехнулся я.
Дразнил пацана «шкетом», знаю. Ребячество. Но ничего поделать с собой не мог. Воинственный парень нахохлился, как воробей в луже, но к оружию не потянулся и постарался не показать обиды. Жаждет себя показать как взрослый, пусть учится. Я не делал разницы в возрасте, когда человек хотел себя проявить.
Захотелось его потрепать по растрепанным отросшим волосам, но удержался. Точно взбрыкнет.
— Отец вас ждет, — выдал он, горделиво распрямив плечи.
Обозначил, по его мнению, сильную позицию. Папаня главарь фавел, вот же предмет для гордости… Густаву, несмотря на его криминальную принадлежность и краткое знакомство, у меня вызвал не самые плохие чувства. Не трус, за своих людей переживает, думать умеет.
А пацан… Ну пацан же.
Мне очень хотелось верить, что его пистолет с пустым магазином.
Я успокаивающе улыбнулся семье Луиса, прикрыл дверь и неторопливо спустился по теплым ступеням. Жар ощущался до сих пор, хотя на улицы пришла прохлада.
— Тебя как звать-то, сын дона?
— Хосе Роберту Пиньо Жоао, — пробурчал он, приспустив по улочке.
Серьезный мужчина, что уж. Моей ухмылки не видел, к счастью.
— Ну а дома как зовут? — не сдавался я.
Парень оглянулся, как огрызнулся. С недоверием, пугливо. Сжал губы, оглядел с головы до ног, решая достоин ли я такого доверия. И тихо процедил:
— Роб, — помедлил и добавил: — Как Роб Рой, между прочим.
Я не подвел, уважительно кивнул. Роб Рой, ну надо же, как похожи разные миры. Герои везде стремятся к одним идеалам. Особенно в юности.
Больше потешаться над молодостью я не стал.
Шел за юным провожатым по виляющим улочкам, по спускам и подъемам. Мы углублялись в фавелу, продвигались к её центру, сердцу.
Тут, как ни удивительно, зелени было больше. Сочные, густые лианы оплетали дома, фонарные столбы и каждую мало-мальскую вертикаль. На растениях покачивались экзотические цветы, перебивая своим сильным ароматом все остальные, и не столь приятные. Мелкие птички, вроде колибри, пили нектар и в последний момент упархивали от прохожих.
У водостоков дрыхли псы, по проводам скакали обезьянки-крошки. А на самом настоящем перекрестке, широком и оживленном, была пробка.
Здоровенный мужик, мышцы вот-вот готовы были разорвать тело, стоял и усердно махал руками, останавливая движение. В основном мотоциклов, но на такой «трассе» обнаружились и машины. Когда мы подошли ближе, то причина его переживаний меня поразила.
Дорогу стремительно пересекал ленивец.
Пытался цепляться огромными когтями, но толку было мало. Его направляли какой-то картонкой от коробки, на что космическое животное обращало мало внимания. Он полз медленнее самой старой и мертвой уже черепахи. Перебирал длинными лапами, застывал в нелепой позе, думал и засыпал, как мне показалось.
Роб, он же Рой, на это взглянул вскользь. Я чуть задержался, чтобы рассмотреть диковинку, но отставать не стал. За спиной зазвучали громкие советы сочувствующих, всё движение включилось в спасение ленивца.
Удивительные люди. У нас бы обозлились до крайности от любой задержки, а тут весь перекресток включился в судьбу создания, которому, судя по всему, вообще было похрен на происходящее.
Мы поднимались вверх, уклон дороги стал таким резким, что заболели икры. Справа круто вниз уходил заросший склон, я заметил на нем следы огня и кучу мусора. Замедлился, разглядывая, и получил скупой комментарий от провожатого: