Глеб Тимофеевич лежал лицом верх, волосы его были влажными, небольшая лужица окружала на полу его голову. Юлия Васильевна бросилась к мужу, встала на колени и завыла.
Бедная! Всего пару лет назад потеряла первого мужа, теперь и второго.
– А вы что здесь делаете? – строго спросил Сашеньку вошедший в помещение полицмейстер Плешко.
– Сопровождаю подругу, – объяснила княгиня, указав на Четыркину.
– Ждите снаружи.
– Простите, один вопрос. Глеб Тимофеевич повесился?
– Утопился, – произнес сдавленным голосом Волобуев, который вошел вслед за Плешко. – Я пришел, а он головой в нужнике…
Сашенька огляделась. Отхожее место находилось в углу и представляло собой ведро, закрытое снаружи деревянным коробом с крышкой.
– Как это возможно? – поразилась княгиня.
Никогда не слыхала, чтобы кто-либо сумел свести счеты с жизнью, опустив голову в ведро. Это ж какую силу духа надо иметь, чтобы удержать себя в этаком положении до самой смерти? Нет, это решительно невозможно.
Волобуев пожал плечами.
– Выясняем, – обронил Плешко. – Но если окажется убийством…
Фразу полицмейстер не докончил и почему-то нехорошо посмотрел на Сашеньку.
– Княгиня, подайте платок, вон на столе, надо лицо Глебу вытереть, – попросила Юлия Васильевна.
Сашенька обошла тело с правого бока, приблизившись к привинченному к полу столу, на котором белел платок. Взяла в руку и тотчас почувствовала неприятный явно химический запах. Поднесла к носу.
– Чем-то пахнет, – сказала она, протягивая платок полицмейстеру.
– Дайте-ка, – попросил Волобуев. – Кажется, мой.
Сашенька развернула, на платке и впрямь была вышита монограмма «АВ». Граф взял его и поднес к носу:
– Хлороформ. Точно. Мне недавно зуб удаляли, так чтобы больно не было, усыпили этой дрянью.
– Усыпили? – удивился Плешко.
– Да, жид-дантист назвал сие наркозом.
До середины XIX века хирургические операции делались без наркоза. В лучшем случае пациента опаивали спиртными напитками или «вырубали» ударом по голове. В 1844 году американский дантист Гораций Уэллз случайно узнал, что мужчине, которого беспокоила поврежденная нога, вдыхание закиси азота помогает унять боль. Уэллз попросил коллегу удалить ему зуб мудрости под действием этого газа, боли он не почувствовал. После этого смелого эксперимента ампутации, роды, лечение зубов, etc. стали безболезненными. Чуть позже для анестезии стали использовать и хлороформ[134]. Он оказался более удобным в применении – в отличие от закиси азота не требовался ингалятор. Однако у хлороформа обнаружился и недостаток: при длительном, более двух минут, вдыхании пациент мог отравиться и умереть.
– Все-таки убийство, – понял Плешко. – Так я и думал, но меня смутило отсутствие следов насилия. Однако теперь все понятно. Сперва князь его усыпил…
– Князь? Какой князь? – спросил Волобуев.
– Тарусов. Согласно показаниям этого мерзавца, – Плешко указал на надзирателя, собиравшего за посещения полтинники, – сегодня к Четыркину приходил только он. Примерно за пару часов до вашего визита.
– Рехнулись? – с гневом набросилась на полицмейстера княгиня.
– Подите вон! – указал ей на дверь Плешко.
– Вы ошибаетесь, полковник, – поддержал Тарусову Волобуев. – Какой у князя мотив?
– Это не важно. Лучше припомните, когда Тарусов стащил у вас этот платок?
От Выговского Лиза вышла в прекраснейшем настроении – иметь возле себя недоброжелателя ей не хотелось, и за каких-то полчаса она превратила его в союзника.
Барышня вышла на Кирочную и пошла было к стоявшему невдалеке извозчику, но ей преградили дорогу:
– Ах вот, значит, как.
– Дорогой, что ты тут делаешь? – округлила глаза Лиза.
Неужели следил?
– Приехал за тобой на службу…
– Но мы же договорились, что никогда…
– Нина приходила снова. Теперь грозится все рассказать Тарусову…
– Успокойся, мы все уладим. – Лиза погладила мужа по руке.
– Уладим? А что ты делала у того замухрышки?
Значит, следил. Плохо.
– Поднялась за книжкой…
– И где она?
«Идиота» Лиза брать не стала, потому что уже читала, и теперь не нашлась с ответом. За что получила по лицу.
– Что вы себе позволяете, молодой человек? – заступился за Лизу господин в котелке.
– Жену учу, – грозно ответил ему младший Волобуев.
– Тогда конечно. – И удовлетворенный ответом защитник удалился восвояси.
Поселившись у брата, Лиза поначалу удостаивала его приятеля лишь утренними приветствиями, хотя и заметила, как он на нее пялится. Но вчерашний гимназист, явно без денег, коли Борис приютил его из жалости, был ей неинтересен. Все изменилось в одну из пятниц, когда Николя под вечер получил телеграмму, а потом постучался к ней с просьбой передать Борису, что вернется лишь к утру. Брат явился из больницы, где стажировался, в полночь. Лиза передала, что велели, а Фаворский поинтересовался, зачем она взяла его «Смит-Вессон» 22-го калибра? Девушка рассмеялась, мол, зачем он ей?
– Неужели граф взял? Придется указать ему на дверь. Только воровства мне не хватало, – покачал головой Борис Фаворский.
– Какой граф? – удивилась Лиза.
– Николя! Представь себе, он граф, граф Волобуев…
– А ну поподробней…
За ужином Борис рассказал, что два последних года репетиторствовал с юным графом, ну не давалась тому латынь. Мальчишка мечтал выучиться на инженера, но его отец велел следовать семейным традициям и идти в офицеры. И тогда Николя решился батюшку обмануть. Отказался поступать в училище в Петербурге, мол, мечтаю учиться в Москве. На самом деле сошел на ближайшей от столицы станции и по предварительной договоренности поселился у Фаворского. Теперь раз в неделю бегает на Николаевский вокзал, дает кондуктору письмо и в придачу гривенник, чтобы тот отправил родителям из Москвы. Ясно, что рано или поздно махинация вскроется, но Николя надеется раздобыть денег и удрать за границу. Спрашивал Бориса, сколько стоят два фальшивых заграничных паспорта и как быстро можно их сделать?
В ту ночь Лиза не ложилась, ждала возвращения Николя. А тот явился лишь в полдень. Был сильно простужен, к вечеру начал бредить. Борис то и дело гонял Лизу в аптеку, ставил горчичники и банки, пичкал больного порошками и микстурами. Сменяя друг друга, девушка с братом провели у постели юного Волобуева трое суток, пока наконец не случился кризис, после которого болезнь начала отступать.
Очнувшийся пациент был счастлив, признав в милосердной сестре девушку, о которой мечтал столько дней. Несколько дней ушло на охи-вздохи, потом внезапная страсть… От руки и сердца Лиза не отказалась. Так, буквально за неделю стала титулованной дворянкой.
– Лиза, ты куда? – Николя бросился догонять жену, которая после удара по лицу развернулась и пошла в сторону Таврической. – А ну марш домой…
Лиза остановилась и повернула голову:
– Сам туда иди. И собери свои вещи. Чтоб завтра тебя там уже не было.
– Что ты такое говоришь?
– Квартиру снимает мой брат, но плачу за нее я. И тебя там видеть больше не желаю, – Лиза снова пошла вперед.
– Я твой муж. – Николя опять был вынужден вприпрыжку ее догонять.
– Муж? Я не стану жить с человеком, который бьет меня из-за гнусных подозрений, – на ходу сообщила молодому человеку его жена.
– Лиза! Прости. Не хотел. Умоляю!
– Не хватай меня. Слава богу, что я настояла на отдельном паспорте.
– Прости, больше не буду…
– Это точно. Потому что больше ничего и не будет.
Четыркина запихнули в труповозку – карету без окон. Как только она отъехала, на грязной скрипучей телеге в сопровождении городовых привезли князя Тарусова – его задержали в кабинете прокурора.
Проходя мимо Сашеньки, он остановился, чтобы обнять, поцеловать и шепнуть:
– Отбей депешу Крутилину. Пусть приезжает.
Сашенька кивнула, хотя сомневалась, что Иван Дмитриевич чем-то сможет помочь. Петербургская губерния, хоть и рядом, к столице отношения не имеет, расследование проводить Крутилин здесь не может[135]. Про себя княгиня решила завтра ехать в столицу, чтобы обратиться за помощью к коллегам мужа – Спасову или Стасовичу.
Когда Лиза убедилась, что муж ее не преследует, наняла извозчика и приказала нестись в «Европу». Сняла шикарный номер, заказала шампанское, чтобы отпраздновать свободу. Николя давно ей наскучил, все, что могла, – титул и дворянство – она от него уже получила.
Как бы осторожно поведать Тарусову, что именно Николя ограбил отца, чтобы отправить муженька на каторгу? Тогда развод и полная свобода.
Агенты Голомысов и Матузов с самого утра дежурили у дома Тарусова. Почти до вечера ничего не происходило. Около пяти в квартиру Дмитрия Даниловича прибыл хорошо одетый старичок, пробыл там недолго и отбыл на извозчике. Сразу после него из дома вышли Выговский с девицей-стенографисткой. Агенты посовещались и решили разделиться: Матузов остался на Сергеевской, а Голомысов увязался за парочкой.
И сразу понял, что не только он следит за ними. Молодой человек в гимназической тужурке, что последние часы сидел у окна в трактире напротив тарусовского дома, тоже последовал за Выговским и его спутницей. Когда те поднялись в квартиру бывшего сыщика, стал ходить кругами, курить одну папиросу за одной и поддавать со злостью валявшиеся во дворе предметы. Далее на Кирочной случилась семейная сцена: девушка получила по лицу. Голомысов за нее вступился, сумев выяснить, что молодые люди женаты. После ссоры барышня пошла в одну сторону, «гимназист» в другую. Встал вопрос, за кем следовать? Орел или решка? Потопал за кавалером. Тот дошел до Гагаринской, юркнул во двор и поднялся по черной лестнице на пятый этаж. Голомысов подошел к дворнику, показал запаянный в стекло жетон и поинтересовался личностью «гимназиста». Ответ огорошил: