— Нет, за то, что я опоздал. Мы ведь вместе собирались снять украшения.
— А почему ты не извиняешься за Косово?
— И за Косово тоже извини, — сказал Рой. — А еще за Рейчел Райан, которую так и не нашли, и за ее родителей и сестру.
— Они для тебя важнее Косова?
— Мне надо выпить, — сказал Грейс. — А еще я умираю с голоду.
— Я уже поела, больше не могла ждать.
— Извини, извини меня за то, что я опоздал. Извини за Косово. Извини за все чертовы проблемы на свете, с которыми я не могу справиться.
Он достал из бара бутылку «Гленфиддиша» и направился на кухню. Сэнди сказала ему вслед:
— Я оставила тебе в микроволновке тарелку с лазаньей. В холодильнике есть салат!
— Спасибо! — отозвался Рой.
Он налил себе на четыре пальца виски, бросил в бокал кубики льда, вынул из посудомоечной машины свою любимую стеклянную пепельницу и вернулся в гостиную. Снял пиджак, развязал галстук. Сесть пришлось в кресло, потому что на диване рядом с Сэнди места не осталось. Закурил сигарету «Силк Кат».
Почти сразу же, как собака Павлова, Сэнди принялась разгонять воображаемый дым.
— Чем сегодня занималась? — спросил Рой, нагибаясь и подбирая с пола сосновую иголку.
На экране появилась молодая симпатичная женщина с коротко стриженным ежиком черных волос, в солдатской гимнастерке. За ее спиной виднелись горящие здания. Женщина держала микрофон и говорила в камеру о том, сколько человеческих жертв принесла война в Боснии.
— Ее прозвали Мостарский ангел. — Сэнди кивком указала на экран. — Ее зовут Салли Бейкер, и она из Брайтона. Она что-то там делает на войне. А чем занимаешься ты, сержант уголовной полиции Грейс, который надеется вскоре стать инспектором?
— Войной в Боснии и всеми остальными мировыми проблемами я займусь после того, как мы победим в местной, брайтонской войне, в которой я принимаю непосредственное участие. — Он бросил сосновую иголку в пепельницу.
Сэнди покачала головой:
— Ты так ничего и не понял, любимый! Та молодая женщина, Салли Бейкер, — герой, точнее, героиня.
Грейс кивнул:
— Ну да, героиня. Миру нужны такие, как она. Но…
— Что «но»?
Грейс затянулся сигаретой, отхлебнул из бокала. Виски приятно согревало внутренности.
— Но разрешить все мировые проблемы не под силу ни одному человеку.
Сэнди круто развернулась к мужу:
— Ладно, тогда расскажи о том, какие проблемы разрешаешь ты. — Она прикрутила звук у телевизора.
Рой пожал плечами.
— Рассказывай, я хочу послушать. Ты никогда не говоришь о своей работе. Всегда спрашиваешь, как я провела день, и мы вместе смеемся над придурками, которые приходят в наш медицинский центр. Но всякий раз, как я задаю тебе вопрос о работе, ты отвечаешь, что не имеешь права разглашать важные сведения. Итак, будущий инспектор уголовной полиции, ради разнообразия расскажи, как ты провел день! Объясни, почему целых десять дней я вынуждена ужинать в одиночестве. Поделись со мной! Помнишь, какие обеты ты давал в церкви, когда брал меня в жены? Разве супруги не должны делить и радость и горе? Разве у них должны быть тайны друг от друга?
— Сэнди, перестань! — сказал Рой. — Не надо!
— Нет, все-таки расскажи — ради разнообразия. Как ты провел день? Удалось ли узнать что-то новое про Рейчел Райан?
Он снова глубоко затянулся.
— Нет, ничего… — ответил он.
— Ну вот, наконец-то! — обрадовалась Сэнди. — По-моему, так откровенно ты мне не отвечал за все годы, что мы женаты. Спасибо, будущий инспектор!
Грейс широко улыбнулся:
— Смотри не сглазь, а то еще не повысят!
— Повысят, никуда не денутся. Ты в любимчиках у начальства. Тебя обязательно повысят. Знаешь почему?
— Почему?
— Потому что работа для тебя важнее семьи.
— Сэнди, перестань! Так нечестно…
Он положил сигарету в пепельницу, вскочил с кресла, присел на край дивана и попробовал положить руку ей на плечо, но она отодвинулась.
— Продолжай. Расскажи, как у тебя прошел день, — сказала Сэнди. — Только подробно. Если, конечно, ты меня на самом деле любишь. Я еще ни разу не слышала подробного рассказа о твоей повседневной работе. Ни разу!
Он встал, смял окурок, переставил пепельницу на журнальный столик рядом с диваном и снова сел.
— Весь сегодняшний день я занимался поисками Рейчел Райан. Как и всю прошлую неделю.
— Понятно, ну а конкретнее?
— Тебе правда хочется услышать подробности?
— Да, хочется. Мне правда хочется услышать подробности. А что? Тебе трудно говорить?
Он снова закурил. Затянулся, выпустил дым и ответил:
— Сегодня я опять ездил к ее родителям вместе с одним сержантом, которого зовут Норман Поттинг. Он хороший сыщик, но грубоват. Ты, наверное, можешь себе представить, в каком состоянии родители Рейчел. Мы попробовали успокоить их, рассказали, какие меры предпринимаются для поисков их дочери. Но Поттингу удалось расстроить их еще больше.
— Каким образом?
— Он задавал множество неприятных вопросов о личной жизни их дочери. Мы, конечно, обязаны их расспросить, но беседовать можно было поделикатнее…
Рой снова отпил виски, снова затянулся и положил сигарету в пепельницу. Сэнди пытливо смотрела на него.
— А потом?
— Ты правда хочешь услышать остальное?
— Да. Я правда хочу услышать остальное.
— Ну что ж. Итак, мы пытались вытянуть из них все, что им известно о личной жизни их дочери. Есть ли у нее друзья или коллеги, с которыми мы еще не беседовали? Случалось ли нечто подобное прежде? Какие у нее привычки?
— А какие у нее привычки?
— Рейчел Райан каждый день без исключения звонила родителям. Вот самая важная привычка.
— А теперь она не звонит уже десять дней?
— Совершенно верно.
— По-твоему, она мертва?
— Мы проверили ее банковские счета — не снимали ли с них денег. Оказалось, не снимали. У нее есть кредитная карта и дебетовая карта; после кануна Рождества ни по одной из них сделок не совершалось.
Грейс поднес бокал к губам и обнаружил, что виски больше нет. На дне звякали кубики льда.
— Либо ее где-то держат против ее воли, либо она мертва, — ровным тоном произнесла Сэнди. — Просто так с лица земли никто не исчезает.
— Еще как исчезает, — возразил Рой. — Каждый день. Ежегодно пропадают тысячи людей.
— Но если у нее были такие теплые отношения с родителями, она ведь не стала бы намеренно причинять им боль?
Грейс пожал плечами.
— Что тебе подсказывает твой полицейский нюх?
— Что дело дрянь.
— Что будет дальше?
— Мы расширяем масштаб поисков; попробуем расспросить жителей соседних кварталов. Нам придали подкрепление. Наши сотрудники обыскивают все парки и мусорные свалки в окрестностях города. Просматривают записи, сделанные камерами видеонаблюдения. Мы проверяем вокзалы, морские порты и аэропорты. Допрашиваем всех ее друзей и бывшего жениха. Кроме того, в операции принимает участие психолог-криминалист — составитель профилей.
Через несколько секунд Сэнди спросила:
— Как по-твоему, Рейчел тоже похитил тот насильник — Туфельщик?
— Нам известно, что Рейчел обожает дорогую обувь. Правда, обстоятельства ее исчезновения вроде не похожи на почерк Туфельщика. Он никогда не похищал своих жертв и никуда их не увозил.
— Разве ты сам не говорил, что преступники со временем наглеют и совершают все более тяжкие преступления? Кажется, это называется эскалацией насилия?
— Да, говорил. Парень, который начинает как безобидный эксгибиционист, может превратиться в настоящего насильника. Как и взломщик, если ему долго удается выходить сухим из воды.
Сэнди отпила вина.
— Надеюсь, ты быстро найдешь ее и с ней ничего не случилось.
Грейс кивнул:
— Да… Я тоже на это надеюсь.
— А ты ее найдешь?
Ответа у него не было. По крайней мере, такого, какой хотелось бы услышать Сэнди.
Наши дни
43
10 января, суббота
Ра не любил пьяных, особенно пьяных девиц, особенно пьяных девиц, которые садятся в его такси. Особенно в начале субботнего вечера, когда он сосредоточенно читал в «Аргусе» о последних похождениях Туфельщика.
А в его такси влезли целых пять пьяных девчонок — все без пальто, платьица в обтяжку, низкие вырезы — грудь вываливается, руки и животы наружу, видны татуировки и пирсинг на пупках. А ведь сейчас январь! Неужели им не холодно?
По инструкции он мог везти только четырех. Так он им и сказал, но девицы были такие пьяные, что не слушали его. Они стояли на стоянке на Ист-стрит, кричали, болтали, хихикали. Втиснувшись в салон, велели отвезти их к пирсу.
Салон такси наполнился их ароматами: «Рок-энд-Роуз», «Топливо жизни», «Ред Джинс», «Любимая», «Шалимар». Его нос чутко реагировал на запахи. Да уж! Особенно на «Шалимар».
«Шалимаром» душилась мать.
Он пробовал отказаться, объяснял, что до пирса совсем близко, что сегодня суббота и на такси они дольше простоят в пробке. Быстрее дойти пешком. Но девицы все равно потребовали отвезти их.
— Сейчас холод собачий! — заявила одна из них — та, что душилась «Шалимаром».
Пухленькая симпатяшка с густой копной светлых кудряшек напилась в стельку. Из выреза платьица буквально вываливалась грудь, словно накачанная насосом. Чем-то пухляшка напомнила ему мать. У нее был такой же хрипловатый голос, примерно такая же фигура и такого же цвета волосы.
— Ага, — хихикнула другая. — Собачий холод!
Одна из девиц закурила. Ра поморщился, сообщил, что курить в машине нельзя, и сердито посмотрел на нее в зеркальце.
— Хочешь сигаретку, красавчик? — спросила девица, выпустив дым. Наклонившись вперед, она протянула ему пачку.
— Не курю, — ответил Ра.
— Что, молодой еще? — хихикнула третья, и все пассажирки пискляво расхохотались.
Сначала Ра думал высадить их у остова Западного пирса, в полумиле от того места, куда они хотели попасть. Пусть пройдутся по холодку, авось протрезвеют. Послужит им хорошим уроком. Из-за них его могут лишить лицензии! А потом вдруг передумал.