Когда она наконец-то вышла из уборной, в коридоре стоял Ник, явно ее поджидавший.
— Я слышал. — От выражения сочувствия на его лице девушке захотелось кричать.
— Да я справлюсь! Просто не могу поверить, что они уволили и Брэда. — Если уж в этом мире на должности проектировщика не может удержаться сам Брэд, у нее и вовсе нет шансов. Стол ее бывшего куратора уже был заставлен новенькими картонными коробками. Остальное бюро, сплошь аккуратные ряды однотипных столов, словно бы и не замечало перемены. Она-то еще ладно, ей так и не удалось вписаться в контору. Ей вдруг сдавило грудь, снова стало катастрофически не хватать воздуха.
— Да уж. — Ник нахмурился. — Как мне кажется, это связано со старым банком.
— Что ты имеешь в виду?
— Мистер Уилер допрашивает всех, кто хоть сколько-то был причастен к работам над зданием. Разработчиков, младшего архитектора, даже меня. Судя по всему, только вовлеченных в проект и уволили.
— А какой смысл? Все равно проект закрыт.
— Вот этого я не знаю. Но вопросы задавали какие-то странные. Еще и фотоаппарат у меня отняли. И это не все. — Тут Ник перешел на шепот. — Я иногда посматривал фотографии банка, что загрузил на той неделе на сервер, так этим утром они исчезли.
Айрис нахмурилась и принялась изучать паркет.
— Мистер Уилер грозился засадить в тюрьму, если я не верну любые вещи, какие могла взять в здании. К чему это он говорил, я так и не поняла.
— Да он и мне сказал что-то похожее. Еще грозил уволить, если я не поделюсь всеми «относящимися к делу сведениями». Боюсь, я вполне могу оказаться следующим.
— Так чего ему надо было?
— Сказал, мол, ему известно, что мы друзья, и спрашивал, не говорила ли ты чего-нибудь необычного о банке.
Айрис пристально посмотрела на парня.
— Он знал, что мы друзья?
— Ага. Мы же иногда ходим вместе на обед. Это всем известно.
— Кажется, всем известно гораздо больше этого, — многозначительно произнесла она. Ник намек понял и нахмурился:
— Что? Откуда?
— А я почем знаю. Я подумала, что это ты кому-то растрепал. Уж я-то, ясное дело, помалкивала.
— Эй-эй. — Он предупреждающе вскинул руки. — Для меня такие вещи гораздо опаснее, между прочим. Меня запросто можно прищучить за сексуальные домогательства на рабочем месте. Так что я тоже молчал.
Айрис про себя решила, что его слова очень похожи на правду.
— И что же ты ему сказал?
— Да только и передал твои слова, что в здании полно странных папок и столов с документами.
— А еще что-нибудь говорил? — Девушка непроизвольно сжала сумку крепче.
— Только что тебя серьезно заинтересовали депозитные ячейки в подвале. — Ник рассмеялся, легонько толкнув ее в плечо. — Ты как будто помешалась на них.
— Что?
Айрис готова была огреть его сумкой по голове. Он расписал ее как чокнутую воровку. Впрочем, она ведь и есть чокнутая воровка. Девушка двинулась к лифтам.
— Мне надо идти. Просто говори всем, что у меня нервный срыв, и я рыдаю без передыху, ладно? Работа мне сегодня так и так не светит.
— Ты в порядке? — Ник проводил ее обеспокоенным взглядом. — Я что-то не так сказал?
— Нет, ты здесь ни при чем. Просто… Просто мне сейчас здесь невыносимо. Я попозже позвоню тебе, хорошо? Спасибо, что прикрываешь меня.
Двери кабины закрылись. Девушка расхаживала по тесной стальной коробке, пока лифт не спустился в главное фойе. Еще только десять часов. До встречи с детективом в банке целых четыре часа, но ей хотелось узнать все немедленно. На другой стороне Евклид-авеню ее ожидал заброшенный банк.
ГЛАВА 22
Четверг, 14 декабря, 1978 года
Беатрис выскользнула из закусочной через черный вход и направилась по дорожке в сторону больницы. Впереди, на самой окраине Маленькой Италии, возвышалась старая католическая церковь, куда местные итальянцы ходили на мессы, а их дети — в воскресную школу. Неожиданно из нее донеслась тихая мелодия. Девушка шла и шла, и чарующие звуки становились все громче. Голоса поющих детей и пламя свечей, которое можно было разглядеть через распахнутую дверь задней части церкви Спасителя, так и манили зайти внутрь. Беатрис узнала песню — это был рождественский гимн, который в последний раз она слышала еще в детстве. И тогда ноги сами понесли ее по каменным ступенькам.
Оказалось, что хор репетировал, и в церкви находились только дети у алтаря, органист да регент. Высокие голоса маленьких певцов восходили к сводчатому потолку и оттуда, отражаясь, слетали прямо к месту, где стояла Беатрис, отчего ей казалось, будто к хору присоединились сами ангелы. Девушка села на скамью, потерла озябшие руки и стала разглядывать огромную деревянную скульптуру Христа на кресте, нависшую над детьми. Она грела руки и почему-то тянула время, перед тем как открыть сумочку, что передала ей Глэдис.
Сумочка ничем особым не отличалась, но, скорее всего, это была последняя вещь тетушки, что к ней попала. Беатрис положила ее на колени. Вряд ли что из содержимого будет стоить риска посещения реанимационного отделения. Беатрис помнила о предупреждающей надписи, которая смотрела на нее с зеркала, всего в трех кварталах отсюда. Возвращаться в больницу просто нельзя. Тяжело вздохнув, девушка открыла сумочку.
Там оказались сигареты, зажигалка, таблетки от простуды и маленькая косметичка. Беатрис гладила каждую вещицу, все еще хранившую запах Дорис, и глаза ее наполнялись слезами. В косметичке оказались использованная гигиеническая помада и зубная нить. Впрочем, под косметичкой и сигаретами виднелось кое-что еще.
Девушка пригляделась, пытаясь понять, что это за непонятная вещь поблескивает на дне сумки. Потом осторожно взяла ее пальцами и приподняла, стряхивая прилипшие табачные крошки. Это оказалось бриллиантовое ожерелье. «Что?!» — у Беатрис перехватило дыхание. Не веря своим глазам, она одно за другим вытащила ожерелье, кольцо с бриллиантом и сережки, тоже бриллиантовые. В полумраке, царившем между скамьями, они весело сверкали, словно украшения на рождественской елке. Пока она таращилась на драгоценности, хор завел следующий гимн.
Беатрис пошарила в сумочке, надеясь отыскать хоть какое-то объяснение, однако там ничего больше не нашлось. Вдруг она вспомнила о тетради, обнаруженной в депозитной ячейке тетушки, и быстро достала ее из своей сумки. На последней странице ей попалась запись:
22.11.78, 889, бриллиантовое кольцо, ожерелье, серьги.
Она еще раз перечитала запись, и журнал так и выпал у нее из рук на скамейку. Воображение ее живо нарисовало тетушку в неизменных ортопедических ботинках и сеточке для волос, каждую неделю болтающую с Ширли за стойкой обслуживания. Она наверняка жаловалась на свою работу в закусочной, а Ширли ей сочувственно улыбалась — как-никак они были подругами. Ширли сама так сказала. И еще она сетовала на нововведенные меры безопасности — охранника в хранилище и надзор за ключами. А когда-то этими ключами заведовала Ширли. А еще раньше — Дорис. Беатрис ошарашено уставилась на кучку бриллиантов на коленях.
Дорис не могла просто так открывать чужие сейфы, поскольку для этого существует специальная процедура. Беатрис ведь сама прошла через нее, когда открывала ячейку 547. Однако, внимательно разглядывая драгоценности, она вспомнила и то, с какой легкостью Ширли обошла правила, стоило ей заслышать имя тетушки. Переливающиеся всеми цветами радуги, бриллианты говорили сами за себя. Каким-то образом Дорис удавалось добираться до ячеек. Каждую неделю она наведывалась в хранилище и открывала их. И все же это представлялось невозможным. Даже если Ширли отворачивалась или уходила на перерыв, а то и вовсе отдавала Дорис банковские ключи, как же тетя могла их открывать?
«О боже! Таинственный ключ Макс!» Кровь отхлынула от лица Беатрис. Она подняла свою сумку с пола и принялась копаться в ней, пока не нашла то, что искала. По словам Ширли, когда-то в банке имелся мастер-ключ, но потом его украли. И вот теперь он лежит у нее на ладони. Постепенно ей становился понятен и смысл уведомлений об изъятии ячеек, вместе со слащавыми любовными письмами Билла, хранившимися в комоде Дорис. Они рассылались клиентам, просрочившим оплату. Макс занялась их отслеживанием и выяснила, что ни одно из грозивших клиентам изъятий так и не было зарегистрировано властями штата. Билл даже и не думал передавать штату содержимое просроченных ячеек. И вывод из этого напрашивался только один.
Дорис все это и украла. Она и была тем самым наводчиком.
Ключ выпал из внезапно ослабших рук Беатрис на колени. Она с трудом удержалась, чтобы не заголосить. Бриллианты, наличные, сберегательные облигации — как ни ужасала ее правда, но записи не врали. Дорис годами крала ценности у совершенно незнакомых людей. Глаза девушки вновь наполнились слезами.
Она снова схватилась за журнал. Первая кража произошла более шестнадцати лет назад. «Ну почему именно Дорис?» Беатрис перелистывала страницу за страницей. «Наверняка все это почерк тетушки», — дошло до нее. Перед ней непрерывной чередой следовали записи краж, как вдруг в глаза бросилось имя Ронды Уитмор. Несчастная старушка заявилась в банк опротестовать изъятие своего имущества, и через несколько дней ее насмерть сбил автомобиль.
«Нет…» К горлу девушки подступил ком. В смерти Ронды тетушка замешана быть не могла. Дорис жила в паршивой квартирке в депрессионном гетто. Да у нее же за душой ни гроша не было! Беатрис покосилась на норковый мех, наброшенный на плечи. Шуба хранилась в чулане тетушки, верно, но она ведь не носила ее годами. А как же тогда Дорис поступала с награбленным? Кормил ли ее Билл по-прежнему обещаниями райской жизни в тропиках? Почему она так ничего и не потратила? Может, откладывала все до последнего на побег из города? Бриллианты на коленях вдруг показались Беатрис невыносимо тяжелыми. Дальше по Мэйфилд-роуд, на больничной койке, иссыхает Дорис. Сейчас они ей весьма помогли бы.
Трясущимися руками Беатрис сгребла служащие уликой драгоценности и сунула назад в сумочку на молнии. С горечью вытерла слезы. Дорис обкрадывала всех этих несчастных людей. Дорис — воровка и лгунь