– Бизнес? – переспросил Ратманский.
Илюшин увидел, как на его лице медленно проступает гнев. Ратманский встал, оперся ладонями о стол и подался к сыщику. В глазах блеснула ярость.
– Я никогда в жизни не использовал «Примулу» для своего, как ты выразился, бизнеса! Ты что, додумался обвинить меня в том, что я подставил Нину?! Да она подстрахована со всех сторон! Юристы, бухгалтерия – я все сделал для того, чтоб она была в безопасности! Слышишь, ты?! А теперь она неизвестно где, и все это оказалось бесполезным…. Бессмысленным… Я оказался бесполезным!..
Ратманский побагровел и тяжело задышал.
Илюшин вскочил.
– А ну сядь! – рявкнул тот. – Я кому сказал…
– Да щаз, – без всякого почтения огрызнулся Макар и заорал: – Белла, помогите!
Ему показалось, что секретарша появилась на пороге прежде, чем он успел закончить фразу. Ратманского, невзирая на его возражения, уложили на диван. Все происходило необычайно быстро. Пока Макар открывал окно, Белла расстегнула Ратманскому ворот, закатала рукав и сделала укол. Илюшин, обернувшись, увидел только торчащий вверх острый подбородок.
Возле дивана вырос медицинский штатив. На нем вздулся пакет с прозрачной жидкостью.
– Белла, все в порядке, что ты разводишь панику, – бормотал Ратманский.
– Нахлестались кофе ночью! Я вас предупреждала. – Белла отрегулировала капельницу. – Умрете – и зачем? Мертвым вы Нине не поможете.
– Может, Нина и сама уже не живая…
– Может, и так! А если нет? Лежите, я скоро приду. Рукой не дергайте.
– Да уж соображу как-нибудь!
Секретарша вышла, Макар придвинул кресло ближе к дивану и сел.
– Надеюсь, ты отказался от мысли, что я проворачивал в «Примуле» грязные делишки, – как ни в чем не бывало буркнул Ратманский.
– Пожалуй, – согласился Илюшин. – Вы можете разговаривать?
– А что я, по-твоему, делаю? Свяжись с Петей, он покажет и эту аптеку, и местных аптекарш… Перетряси их всех! Пусть выложат все, что помнят про Нину. Петя сделал что мог, но личное общение ему не дается – отрицательная харизма. При виде его у свидетелей языки не развязываются, а каменеют. С тобой все наоборот…
– Свяжусь, – пообещал Илюшин. – Но сначала мне нужно кое-что у вас узнать. «Примула» создана на ваши средства?
– Верно. Я учредитель и один из попечителей фонда. Но он от начала до конца придуман Ниной. Она горела этой идеей! Думаешь, я купил ей карманную игрушку? «Папики» приобретают для своих девок салоны красоты, а я для дочери расщедрился на целый благотворительный фонд? Это не так. Мне хотелось увидеть, на что способна Нина. Ты в курсе, что она работала в «Примуле» главой юридического отдела?
– Я думал, «Примулу» ведут ваши юристы.
– Это сейчас. А в первые годы Нина тащила на себе этот воз. Ты знаешь, скольким детям помог ее фонд? Да что там помог – спас! Это все Нинина заслуга, не моя! А как она людей отбирала! У меня Гришковец так не отсеивает своих безопасников, как Нина отсеивала сотрудников. Остались лучшие. Энтузиасты, умницы, работяги! Я бы сам кое-кого у нее переманил, да они не пойдут… Нина идеально умеет налаживать рабочие процессы.
Ратманский перевел дух.
– Мне симпатичны увлеченные люди, – уже спокойнее добавил он. – Я бы даже сказал, это необходимая, хоть и не достаточная черта характера, без которой не существует полноценной личности. Нина занималась юридическим сопровождением фонда, затем взялась за привлечение средств – я ведь не единственный жертвователь, есть и другие. Она добралась по карьерной лестнице до заместителя директора. Я, что ли, ее протолкнул? Ничего подобного! У нее хваткий ум, она обожает свое дело… У тебя дети есть, Макар Андреевич? – неожиданно спросил он.
Илюшин отрицательно покачал головой.
– Тогда, боюсь, ты меня не поймешь. Тебе будет трудно представить, что это такое – годами наблюдать за своими детьми, ожидая, что вместо жадности и лени в них проклюнутся любопытство, предприимчивость, стремление проявить себя, – и год за годом сильнее разочаровываться… А затем увидеть дочь, которая в избытке обладает всеми этими качествами: и любопытством, и открытостью ко всему новому, и готовностью пахать до седьмого пота – вот ведь что важно! Пахать, пахать! – Ратманский рубанул воздух ребром ладони. – Но не убиваться! Пахота должна быть в радость. А мои младшие дети даже не понимают, как это: работа – и в радость! В радость может быть только отдых, как они полагают, а работа – тяжкий крест, и добровольно нести его согласится лишь идиот. Алла и Алик – два самых бесполезных человека во Вселенной. Я был постоянно занят, их воспитывала мать, а она далеко не Песталоцци.
– Как они отнеслись к появлению Нины в вашей жизни?
– А ты как думаешь? – Ратманский растянул губы в кривой усмешке. – Они мне поначалу скандалы закатывали. Такие предсказания делали – куда там Ванге! И горло мне Нина перережет, и обдерет меня до нитки, и бог знает что еще… Неприятный сюрприз для них вышел.
– А для вашей жены?
Ратманский скосил на Илюшина слезящийся глаз.
– Мы с Эльвирой разъехались, дай бог памяти, лет пятнадцать назад. Она живет в свое удовольствие, путешествует, картины малюет… Ее никто ни в чем не ограничивает. Никакого личного интереса у нее не было и нет ни ко мне, ни к Нине. А вот Алик с Аллой чувствуют себя ущемленными. Однако мы с тобой много внимания уделяем ничтожной теме. Тебе необходимо прямо сейчас поговорить с Петей…
– Я сам решу, когда мне говорить с Петей, – жестко сказал Макар. – Что значит «ничтожной теме»? У вас трое детей. Двоим не по душе третий, свалившийся на вас из ниоткуда. Они ведь, надо полагать, понятия не имеют о ее реальной истории?
– Как ты с больным стариком разговариваешь… – укоризненно начал Ратманский.
– Вы не старик и не больной, – отрезал Макар. – А если заболеете, у вас филиал сердечно-сосудистого отделения под боком. Что известно Алле и Александру о Нине?
Ратманский вздохнул.
– Отвык я от таких, как ты, – с непонятным выражением сказал он. – Ну да ладно. Я познакомил Нину с ними через полтора года после ее появления, когда у нее лицо окончательно село…
– Что село? – не понял Макар.
– Лицо уселось после пластических операций. На это требуется время. Алик и Алла увидели Нину в том облике, в котором ее знают все. Они, конечно, не раз пытались установить ее личность. – Ратманский усмехнулся. – Хрен им на босу морду!
– Не любите вы своих младших детей, Константин Михайлович, – заметил Макар.
– За что мне их любить? За сытое равнодушие к участи собственного отца? А ведь если бы они согласились тогда, десять лет назад, сдать для меня костный мозг, я бы им все простил – и лень их бесконечную, и паразитическую сущность… Даже до этого слабыми умишками не дошли. Просто смотрели, как я подыхаю, и потирали ручки в ожидании наследства. А тут – Нина! Ха-ха-ха! Вот уж чего они не предвидели!
Ратманский захохотал, хохот перешел в кашель. Илюшин ждал, пока он придет в себя.
– Алла пыталась подстраивать мелкие каверзы, – хрипло сказал Ратманский и откашлялся. – Вытащи иглу и руку мне забинтуй.
– Я вам не медицинский персонал. – Илюшин подошел к двери, открыл и сказал: – Белла Тихоновна, капельница заканчивается.
Секретарша молча проделала все необходимые манипуляции. Ратманский сел, положив подушку под спину.
– Каверзы, – напомнил Макар. – В чем они заключались?
– Бабские глупости. К исчезновению Нины это не имеет отношения.
Илюшин понял, что настаивать бесполезно.
– У вас есть враги?
– У всех, кто чего-то стоит, есть враги. Что я тебе азбучные истины объясняю…
– Серьезные враги, – уточнил Макар. – Такие, которые могли бы пойти на похищение Нины.
Ратманский облизнул пересохшие губы.
– Тридцать лет назад я бы задумался. Но сейчас… Нет, у меня не имеется таких врагов. Все закончились. Я сижу в своей узкой нише, за большими деньгами не гонюсь, в политику не рвусь. Величайшая удача, какая может выпасть людям вроде меня, – своевременно превратиться из хищника в травоядное. У оленя на тихой полянке есть шанс дожить до старости. Одряхлевшего волка сожрут свои же.
Илюшин с сомнением отнесся к этой сентенции, но промолчал.
– Давайте поговорим об Арсении Рутберге, – попросил он. – Вы хорошо его знаете?
– «А скрипач не нужен, родной, – процитировал Ратманский. – Он только лишнее топливо жрет». Арсений – трепетный интеллигентный мальчик сорока лет. Я беседовал с ним вчера по телефону, он ищет себе замену в оркестре, чтобы срочно вернуться в Москву. Надеюсь, не найдет. Практической пользы от него никакой – бабочка в штанах. Но женщины от него без ума. Они с Ниной за пять лет ни разу не поссорились. Стерильные у них отношения, во всех смыслах. Детей нет, страстей нет… Не знаю, зачем Нине нужна эта связь. Может, настала другая эпоха, а я пропустил ее начало. Кофе без кофеина, сигареты без никотина, любовь без горения.
Он замолчал, как будто обессилев.
– Мне нужны ключи от квартиры Нины, – сказал Макар.
– У консьержа есть, он тебя пустит.
Глава 7
Почти все свои деньги Егор потратил на такси. Электричка в нужном направлении отправлялась только в семь тридцать утра, а попасть к Колодаеву необходимо не позже шести. В это время еще не рассветет. На то, что Колодаев уйдет на работу, Егор теперь не рассчитывал, но вряд ли он просыпается раньше восхода.
Тщательно все обдумав, Егор пришел к выводу, что Мордовин не позволил закапывать тело на своем участке. А вдруг полиция стала бы искать именно у него! Мордовин хитрый и осторожный. Голыми руками такого не возьмешь. Он согласился дать машину, но на то, чтобы прятать тело, не подписывался.
А кто подписался бы?
Третий школьный товарищ. Колодаев.
Егор не стал будить Севостьянова, оставил записку, что вернется к обеду. Забрал из сарая складную саперную лопатку, которую приметил накануне. В службу такси позвонил с телефона старика. Договорился, что его встретят на станции, чтобы было меньше вопросов. Водитель на него и не взглянул. Рулил, клевал носом… В конце концов врубил погромче радио, и до поселка, в котором жил Колодаев, домчались под русский рэп.