Она пересекла тротуар. Водитель в костюме, мгновенно выскочивший из «Мерседеса» и распахнувший перед ней пассажирскую дверь, укоризненно прогудел: «Ну что такое, ну предупредили бы, я бы встретил с зонтиком…», и Нина ответила: «Ой, Саша, четыре шага пройти – не растаю!»
Она скользнула в салон. У Юрия было не больше трех секунд, чтобы разглядеть ее лицо, но в этот момент сработал затвор и облик Нины запечатлелся в его памяти весь, целиком, с фотографической точностью. После он каждый день возвращался к этому моментальному снимку, рассматривая бежевую шубу с рукавами до локтя, длинную слоистую юбку, полупрозрачную, как вуаль, окутывавшую ноги его жены голубой кисейной пеной, мягкую замшу голенища, розово-белый профиль, будто светящийся в полумраке салона.
Пока он растил детей, она разъезжала в дорогущих тачках по салонам. Он не задумался, откуда взялось ее богатство. Ясно, что Нина променяла его на какого-то толстосума! Самой ей не заработать даже на колесо от «Мерседеса». Он оплакивал ее, а она наслаждалась жизнью дорогой содержанки. Ее сожитель, любитель тощих мелких блондинок, отрихтовал Нину по своему вкусу.
А он-то, идиот, предлагал ей бросить работу и заняться детьми! Что она отвечала каждый раз? «Юра, я люблю свое дело, я не вижу себя запертой дома с мальчишками». Однажды ей хватило наглости ответить, что если он так переживает за сыновей, может сам заняться их воспитанием, а она возьмет на себя финансовое обеспечение семьи.
Теперь стало ясно, что Нина в действительности любит больше всего.
Деньги.
Она обычная продажная сука. Вроде тех, что обслуживают дальнобойщиков. Просто тем повезло меньше, а его жене – больше. Вот и вся разница между ними.
Юрий ненавидел ее с такой силой, что выцарапал бы из салона, как устрицу из раковины. Он размочалил бы эту стерву по тротуару, мордой в придорожную грязь, в талый снег, в окурки и плевки! Юрий сделал шаг к обочине, но водитель прикрыл дверь перед его носом, даже не взглянув на него.
Когда «Мерседес» замигал поворотником, Юрий вышел из оцепенения и кинулся к своей машине.
– Я поехал за ними и потерял их на следующем повороте, – сказал Забелин. – Больше ее не видел. Номер не запомнил.
– Ну, допустим, – согласился Бабкин. – А перед нами зачем комедию ломал? Почему не сказал, что знаешь, что Нина жива?
– А это, Сергей, не твое собачье дело. – Юрий говорил почти весело, и Илюшин бросил на Бабкина предупреждающий взгляд: веселье это звучало очень нехорошо. – Кому какая разница!
– Ты и сам отлично знаешь, какая разница. Жена твоя исчезла…
– Она мне не жена! – оборвал его Забелин. – Ее, если ты не в курсе, объявили умершей через пять лет после того, как она пропала. Как я могу быть женат на мертвой бабе? Это уже некрофилия какая-то получается!
Сергей услышал за спиной шевеление, обернулся, увидел Егора с Леней и выругался про себя. Какого дьявола они оба дома утром в будний день! В темноте коридора мальчишки, тесно стоявшие друг за другом, казались сиамскими близнецами со сросшимся телом.
Илюшин вкрадчиво расспрашивал Забелина, вился вокруг, словно кот… Юрий молчал. На все вопросы он отвечал только: «Я тебе уже все сказал».
– А как же сумка с деньгами? – мурлыкнул Макар.
Юрий поднял голову:
– Какая сумка?
– Вы еще спросите, какие деньги! Которые вы поделили на троих, свистнув у ваших незадачливых нанимателей.
В глазах Юрия мелькнул страх. У кота вырос змеиный хвост, и этот хвост обвился вокруг его шеи.
– Не знаю, о чем ты… – пробормотал он и ухватился за сиденье.
Бабкин про себя хмыкнул: Илюшин, фигурально выражаясь, занимался именно тем, что расшатывал стул под Забелиным.
– Предложение такое, – ласково говорил Макар. – Вы рассказываете правду о вашей последней встрече с Ниной, а мы не идем к хозяевам денег и не сообщаем им о вашем маленьком грешке.
Илюшин подталкивал Забелина хотя бы к одному признанию. Юрий окружил себя непроницаемой стеной. Стоит ему сказать: «Ладно, я соврал, мы с Ниной встречались две недели назад», – и первый расшатанный кирпич выпадет из кладки. Тогда разрушение всей стены – лишь вопрос времени.
Но Забелин ушел в глухую оборону. «Никаких денег не брал, впервые слышу, это все вранье», – бормотал он, не глядя на Макара.
– Очень глупо выглядит ваше запирательство, Юрий Геннадьевич, – заметил Илюшин. – Ваши бывшие друзья подписали признательные показания, сдав вас с потрохами.
– У меня нет друзей!
– Мордовин и Колодаев.
– С этими козлами я десять лет не разговаривал!
– Потому и не разговаривали, – спокойно сказал Макар. – Вы вернулись к ним, чтобы перераспределить деньги, а им – вот поразительно! – не понравилось это предложение. Странно, что они вас там же в кустиках не закопали.
Забелин уставился на него, пораженный тем, что сыщику известны такие подробности.
– Так когда вы в последний раз виделись с Ниной? – Илюшин был сама доброжелательность.
– Никогда! – заорал Юрий и вскочил. – Все, пошли вон! Буду праздновать, что эта сука наконец-то сдохла окончательно!
– Для празднования вам не хватает мамы, – участливо заметил Макар.
Бабкин еле успел перехватить Забелина. Юрий рванулся к Илюшину, обезумев от ярости. Скрутив ему руки за спиной, Сергей силой усадил его на стул и собирался толкнуть короткую нравоучительную речь о вреде физического насилия, но Макар, не двинувшийся с места, вдруг спросил:
– Вы ведь посвятили маму в подробности февральской встречи, не так ли?
Забелин окаменел в его руках, словно тролль при первых лучах солнца. Это было так неожиданно, что Бабкин едва его не выпустил.
– Вижу, что посвятили, – кротко сказал Илюшин. – Занятно. Значит, восемь месяцев и вы, и Тамара Григорьевна знали о том, что Нина жива…
Раздался звонкий голос:
– Я вызвал полицию!
Все трое обернулись. Леня стоял в дверном проеме с телефоном в руках.
– Я вызвал полицию, – твердо повторил он.
За его спиной маячил смущенный Егор.
– Будьте добры, покиньте нашу квартиру.
Сергей взглянул на Егора, и мальчик кивнул.
– Очень напрасно. – Бабкин пожал плечами. – Теперь с вашим папой будут разговаривать совсем другие люди.
– Я сомневаюсь, что их методы допроса сильно отличаются от ваших, – все с той же невыносимой вежливостью заявил Леня. – В таком случае, есть ли разница?
Сергей покачал головой, с сожалением глядя на него, и сделал Илюшину короткий знак: выходим. Он сомневался, что кто-то приедет на вызов. Однако тратить время на разборки с полицией не хотелось. Макар бесстрастно прошел мимо сидящего Забелина, едва не коснувшись его. В прихожей он обернулся к близнецам:
– Леонид, а где вы сами были в понедельник вечером?
– Я гулял, – после долгой паузы сказал Леня. Лицо его было непроницаемо и казалось очень бледным в сумраке коридора.
– А где вы гуляли? – поинтересовался Илюшин.
– Я гулял на улице, – так же вежливо сказал Леня.
Этот обмен репликами живо напомнил Бабкину диалоги из учебников по английскому языку.
– Погодь, у тебя же занятия в рисовалке… – начал Егор и почему-то замолчал.
– То есть занятия вы пропустили? – уточнил Илюшин.
– Вы все правильно понимаете, – кивнул тот. – Извините, мне нужно наверстывать пропущенные уроки, нет возможности побеседовать с вами. К тому же, если мне не изменяет память, вы не имеете права вести со мной подобные разговоры без присутствия моего представителя: родителя, учителя или опекуна.
– Всего хорошего, Леонид, – сказал Макар, с любопытством вглядываясь в его лицо.
Бабкин только теперь заметил, что они с мальчишкой похожи, вернее, могли бы быть похожи, если бы Илюшину было четырнадцать.
– Счастливо, Егор, – попрощался Сергей. – Увидимся! До свиданья, Леня.
На улице Бабкин спросил, догоняя Макара:
– Ты чего пристал к пацану?
Илюшин посвистел и обернулся к подъезду, словно братья Забелины могли следовать за ними.
– Юрий Забелин знал, что Нина жива, – сказал он с интонацией сороки-вороны, которая варила кашу, и начал загибать пальцы. – Тамара Забелина знала, что Нина жива. А их любимый сын и внук, ты полагаешь, не знал, что Нина жива? Думаешь, бабушка не проговорилась?
– Ну, допустим… – Допускать это Бабкину отчего-то совсем не хотелось. – И что с того?
– Мы ничего не знаем о Лене Забелине, кроме того, что он умный одаренный мальчик, очень привязанный к отцу и бабушке.
– Он картинки такие душевные рисовал, изображал свою мать… – пробормотал Сергей.
– Покойную мать, – уточнил Илюшин. – Вернее, воображаемую. Возможно, для живой Нины у Лени Забелина нашлись бы совсем другие образы. Теперь твоя очередь объяснять. Как ты догадался, что нужно показать в «Синей вербе» фотографию Юрия?
– У меня кое-что всплыло в памяти. При нашей первой встрече Забелин высказался про Шурыгину: «Она как вторая мать мальчишкам. Вторая только хронологически, а если говорить про моральные качества, уж точно лучше, чем первая». Я тогда пропустил это мимо ушей, а вышел из салона, вспомнил эти слова и задумался. Забелин должен был считать, что Нина погибла. Откуда упреки про моральный облик? Для них было основание только в том случае, если Юрий знал, что его жена жива.
– Упреки про моральный облик… – задумчиво повторил Макар. – Серега, ты большой молодец.
– Не хвали меня, мне от этого не по себе!
– Моральный, моральный… – Илюшин остановился и достал телефон. Взгляд его стал сосредоточенным. – Алло, Арсений? Здравствуйте. Я хотел у вас еще кое-что уточнить. Помните, вы сказали, что Нина много лет поддерживает односторонние отношения. Что вы имели в виду?
Он включил динамик.
– Ну, что она много лет переводит мальчикам деньги без всякой возможности увидеться с ними. – В голосе скрипача звучало удивление.
– Чего? – ахнул Бабкин.
– Простите… – Рутберг замялся. – Я что-то не то сказал?
Сыщики переглянулись над телефоном.