Вера потрясенно уставилась на нее. Одно открытие за другим. Нина все это время перечисляла деньги Тамаре, и об этом никто не догадывался! Просила о встречах с детьми! Вера каждый раз припоминала бывшей подруге ее страшный грех, а бедная Нина давно раскаялась…
– Я думала, она забыла про мальчиков… – пробормотала Вера.
– А она и забыла, – спокойно отозвалась Тамара. – Те, кто не забывает, живут со своими детьми, а не у чужих людей.
– Нет, так нельзя! – Вера отодвинула в сторону кастрюлю с перцами и взмолилась: – Тамара, послушайте меня! Это нехорошо! И Юра страдает, и дети, и Нина… Почему вы им не сказали?
– Нет, это ты меня послушай! – Тамара вытерла руки салфеткой и обернулась к Вере. – Милая моя, я тебе желаю только добра. И Егору с Леней тоже. Ты мне доверяешь?
Вера кивнула. Да, она ей доверяла.
Веру почти никто не любил. Подопечные были ей благодарны – за исключением тех, кто мало что соображал, – но стоило появиться в их жизни новой сиделке, поток их благодарности устремлялся в свежее русло, а про Веру забывали: ни звонков, ни писем. Начальница ценила ее и регулярно вручала грамоты – бумажки, заполненные трескучими официальными фразами. Мать неторопливо поедала ее на протяжении многих лет, смаковала, отрезала от Веры по кусочку.
Даже Юра ее не любил. Он к ней всего лишь привык.
Но мальчишки любили ее, и Тамара тоже. Нина была до слез благодарна им за это. Ее – некрасивую, скучную, постную! Не умеющую одеваться. Не имеющую ничего из того, чем владела Нина…
– Ты себя не ценишь, – отозвалась Тамара в унисон ее мыслям. – Ты, Вера, сокровище. А Нина – дешевка. Мы от нее избавились, и слава богу! Зачем Юрке душу теребить? Он ведь примется ее искать. Или ты его не знаешь!
Вера возразила бы, но в глубине души она не могла не признать правоту Тамары. Стоит рассказать Юре правду, и у него появится идея фикс. Он кинется по следу Нины. Обратится в полицию, предъявит им письмо…
– С него станется и отомстить, – подлила Тамара масла в огонь.
Вера испугалась. Все правда, все так и есть! Юра рассудит просто: Нина нарушила незыблемые правила, значит, она должна быть наказана. Если закон не на его стороне, он возьмет правосудие в свои руки. Нина унизила его… Нет, этого он ей не простит.
– Мы уже два года проедаем ее деньги, – продолжала Тамара. – Если Юре все выложить, придется и об этом упомянуть… Ох, он не обрадуется!
Вера застонала от бессилия. Что же делать, что делать…
Тамара положила теплую руку ей на плечо, наклонилась к ее уху, придавив своей тяжестью Веру к стулу.
– Миленькая, доверься мне! У вас с Юркой только-только все стало налаживаться… Он тебя признал за свою. Скучает, когда тебя нет, – я же вижу, от матери такое не скроешь.
От этих слов Вера чуть не расплакалась. Наконец-то и о ней кто-то готов был позаботиться. Тихий голос Тамары звучал ласково, умильно.
– Мальчишки подрастут и захотят с Ниной встретиться, – журчала Тамара. – Она богатая, свободная. Мы рядом с ней – шелупонь. А если они решат, что мать им ближе? Ведь им свои мозги не вложишь, не объяснишь, что мать их предала…
Все, что говорила Тамара о Нине, соответствовало горестным размышлениям самой Веры. И все равно ее точил червячок сомнения. Что-то во всем этом было неправильно…
– Тамара, мы ведь их обманываем!
– Для их же блага! Кто о наших мужичках позаботится, если не мы? А еще подумай вот о чем. – Тамара склонилась ниже, ее дыхание обдавало ухо и шею. – Мальчишкам сейчас по шесть лет. Блудная мамашка как появится, так и исчезнет. С нее станется! А ведь такими качелями немудрено психику им поломать. Я много об этом читала и с психологом советовалась… Для детей главное – стабильность. Сейчас у нас все устойчиво. Нина – это землетрясение. Как ее вписать в нашу жизнь? Все рухнет! Если Ленька или Егор съедут крышей, кто в этом будет виноват? Мы не себя защищаем, Вера. Мы их защищаем!
– А что я скажу Нине? – прошептала Вера, сдаваясь.
– Скажи, что она для нас умерла. Пусть как хочет, так с этим и живет. Мы-то столько лет жили…
«Всего два месяца», – хотела поправить Вера. Но проглотила свои слова.
Сыщики молча смотрели на нее, и Вера прочла в их взглядах осуждение. В ней вскипел гнев. Как они смеют порицать ее, не побывав в ее шкуре?
– Я передала Нине слова детского психолога. Психолог посоветовала сказать Лене и Егору, что их мама погибла.
– Это правда или такое же вранье, как и все остальное? – небрежно спросил Илюшин.
Кровь бросилась Вере в лицо.
– Как вам не стыдно… – выдавила она. – Вы ничего не знаете…
– Зато догадываюсь. Никакого детского психолога не было. А если он и существовал, ересь насчет покойной матери не оскверняла его уста. Вы с Тамарой сами придумали это и всучили свою выдумку Нине, чтобы гарантированно держать ее подальше от детей. Нина вам доверяла, вы легко смогли ее обмануть.
– Я не просила ее доверия! – отчеканила Вера. За дверью послышался шум, и она понизила голос: – Я ни о чем ее не просила. Это она постоянно чего-то требовала от меня. Следить за мальчиками, сообщать ей, все ли у них хорошо… Описывать их школьные успехи, их отношения с друзьями, с учителями, с чертом рогатым!.. – Вера чувствовала, что ее несет, но не могла остановиться. – Постоянно выклянчивала у меня все новые подробности! Какое Нина имела на это право?
– Она их мать, – заметил Илюшин.
– Мать, которая их бросила! – исступленно выкрикнула Вера. – Она недостойна своих детей!
– Это вы решили вместе с Тамарой, правильно я понимаю? – Илюшин насмешливо рассматривал ее. – Определили, кто достоин, а кто нет… Вы знаете, чем занимается ваша бывшая подруга?
– Развлекается!
– Она управляет благотворительным фондом, помогающим детям с заболеваниями крови. В прошлом году через него прошло сто восемьдесят шесть детей. В позапрошлом – двести четырнадцать. Все от начала до конца организовала Нина.
– Это не ее дети, – слабо возразила Вера, – вот она ими и занимается.
– Вы это скажите родителям малышей в стойкой ремиссии, – посоветовал Макар.
Сергей придвинул стул и сел.
– Вера, зачем? – с недоумением спросил он, вглядываясь в ее лицо. – Зачем вы поддерживали ложь Тамары? Вы же добрый совестливый человек…
Вере стало тошно. Они ничего не знают, ни-че-го-шеньки! И не способны ничего понять.
– Потому что должна существовать справедливость. – Голос у нее срывался. – Нина не понесла никакого наказания…
– Откуда вам знать? Вы встречались с ней трижды в год.
– Почему вы ее защищаете? – Вера, не помня себя, схватила его за руку. – Объясните мне, почему?! То, что она совершила, – омерзительно! Этому поступку не может быть никаких оправданий!
– Нина пыталась все исправить. – Сергей не забирал у нее руку и говорил неторопливо, веско. – Вспомните: она написала письмо, раз за разом просила Тамару о встречах с мальчиками… Все эти годы она следила за ними.
– Этого недостаточно! Нет ничего хуже, чем отказаться от собственных детей, – с глубокой убежденностью проговорила Вера. – Материнская любовь – это святое чувство, и в жизни женщины не может быть ничего ценнее его…
– Вам-то откуда об этом знать? – уронил Макар.
Вера дернулась, как от выстрела. Выпустила руку Бабкина и встала – окаменевшая, холодная, оскорбленная до глубины души.
– Давайте закончим беседу. Мне пора к пациенту.
– Жестоко ты с Шурыгиной, – укоризненно сказал Сергей после ухода Веры. – Ее тоже можно понять.
– Недолюбливаю пламенеющих праведников. Меня пугает воодушевление, с которым они постоянно пытаются кого-то сжечь у позорного столба. Ты высказал Тамаре, что это она виновата в побеге Егора. Вина Шурыгиной тебе не так очевидна? А между тем она равноправный сообщник Забелиной. Они вдвоем на протяжении восьми лет врали и Юрию, и Нине, и Егору с Леней.
– М-да. Забавно.
– Что именно?
– Ну, выходит, Юрий такая же жертва Тамары, как и Нина. Хотя Нину она терпеть не могла, а сына обожает. Странно как-то все складывается. Куда мы теперь?
– Ты проверяешь алиби Шурыгиной, я еду к Ратманскому-младшему, – предложил Макар. – Или нет, давай так: пока ты проверяешь алиби, я позвоню Гришковцу, выясню, как далеко он продвинулся. Закончишь – навестим нашу маленькую жирную бабочку.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Сначала Алик Ратманский предложил «по-быстренькому перетереть» в его машине. В ответ на откровенный смех Илюшина сориентировался и недовольно буркнул: «Ладно, подъезжайте. Только я очень ограничен по времени». Эту реплику Макар и вовсе оставил без внимания.
– Интересно, вызовет ли он сестрицу, – сказал Сергей. – Он не может не понимать, что мы что-то нарыли.
– Побоится. Она болтлива, не следит за языком. Он старше и думает, что контролирует ситуацию. Проблема большинства глупцов в том, что они не способны здраво оценить других людей.
– Алик, по-твоему, глуп? – усомнился Бабкин.
– Скоро ты его своими глазами увидишь и классифицируешь.
Для начала Бабкин классифицировал квартиру сына Ратманского как «нифига себе хоромы». Он с трудом удержался, чтобы не подойти к окну. Они находились на тридцать пятом этаже – на десять этажей выше, чем жил Макар. Небо и облака отсюда казались ближе, чем люди на тротуаре.
– Если вы не в курсе, люди давно изобрели скайп, – сказал Алик недовольным тоном, обращаясь к Илюшину. – А тебе обязательно нужно было лично меня увидеть? Вообще-то мое время дорого стоит. Кто это с тобой, телохранитель?
Он окинул Бабкина пренебрежительным взглядом.
Алик был в точно таком же тренировочном костюме, как накануне, но черного цвета. Издалека младший Ратманский выглядел так, словно его окунули в мазут.
Про себя Макар отметил, что сегодня Алик не похож на того накокаиненного придурка, каким казался вчера. Он не шмыгал и не подергивался, в глаза смотрел прямо, с вызовом.
– Это мой напарник, Сергей. Александр Константинович, давайте присядем, нам надо у вас кое-что уточнить.