— Из птичьих перьев и пчелиного воска? — напряглась Ива, поскольку уже слышала эту историю.
— Нет! Разумеется нет, — улыбнулся Юстас. — Наш дорогой профессор не стал бы повторять чужих ошибок. Он сделал хорошие, крепкие крылья из дерева, жести и парусины. Он провел все необходимые расчеты, он ставил эксперименты, и вот… Одним весенним днем он вручил свой подарок нашему общему другу.
— И? — Ива подалась вперед. — Некто Тощий не смог воспользоваться этим подарком? Ну, поскольку он все еще здесь, значит, крылья не смогли взлететь?
Лейтенант усмехнулся уголками губ.
— А вот тут ты ошибаешься, красавица. Наш общий друг очень даже смог взлететь на этих крыльях. Я сам это видел, собственными глазами. Он забрался на крышу дома, взмахнул крыльями и… Как же мы радовались, как мы ему хлопали и кричали! А он все поднимался выше и выше с каждым новым взмахом. Кружил над домом и смеялся. А потом, когда он поднялся так высоко, что я перестал различать его лицо, он сложил свои новые крылья и упал вниз, точно камень.
От неожиданности Ива вскрикнула.
— Сложил крылья? Сам?
— Да. Именно так. Упал и переломал себе все кости и еще целый год даже ходить не мог.
— Но… Не понимаю. — Ива замотала головой. — Он это сделал сам? Но зачем? Почему? Он же так хотел… улететь.
— Не знаю, красавица, — вздохнул Юстас. — Но он сделал то, что сделал. И сказал только то, что это чужие крылья.
— Как странно. — Ива нахмурилась. — А эти крылья, которые сделал профессор, где они сейчас?
— Не знаю, — пожал плечами Юстас. — Может, их сожгли или выбросили, но, скорее всего, они пылятся на Чердаке. Рано или поздно там оказываются все забытые вещи.
— Ага, — сказала Ива и еще больше нахмурилась.
Чердак дома ей не нравился, и она не любила там бывать. Лишь когда пробиралась на крышу. Но и тогда она старалась особо не задерживаться. На Чердаке было слишком пыльно и неприятно пахло — словно там кто-то умер, а труп обратился в мумию и рассыпался в прах. И там действительно хранилось слишком много вещей, часто странных и непонятных, а порой и пугающих. Например, огромное чучело уродливой лысой птицы, с кривыми когтями и перламутровыми пуговицами вместо глаз. После того как Ива один-единственный раз увидела это чучело, страшная птица долго являлась ей в кошмарах, пока Матушка его не прогнала.
— Если ты хочешь найти эти крылья, обратись лучше к Китайским Младенцам, — посоветовал Юстас. — Если кто и знает все закоулки Чердака и какие сокровища там хранятся, так это они.
Ива поморщилась.
— Ох, я… Только никому не говори, ладно?
— Нем как рыба, — подмигнул лейтенант.
— Не нравятся мне они, — вздохнула Ива. — Китайские Младенцы. Какие-то они… чудные. Себе на уме.
— Да брось, красавица, — отмахнулся Юстас. — Все мы здесь себе на уме, и ты, и я. Какой Дом, такие и жильцы.
— Я понимаю, — вздохнула Ива. — Но… Знаешь, если честно, я их побаиваюсь.
— Ты?! Чего-то боишься? Да в жизни не поверю!
— Я сказала «побаиваюсь», а не «боюсь», — обиделась Ива. — Это разные вещи.
— Ну, тогда, конечно, извини… — усмехнулся Юстас. — Поверь, красавица, в этом Доме тебе ничто не угрожает. Никто не станет огорчать твою Матушку.
— Угу, — вздохнула Ива, а сама подумала про Розу в ее злом обличье: белое лицо, белые глаза и окровавленный тесак в мускулистой руке. Что бы там ни говорил Юстас, но опасностей в Доме хватало. Полагаться исключительно на то, что она дочь Хозяйки, глупо и безрассудно. А то, не ровен час, станешь чьим-то ужином или обедом.
Ива почесала кончик носа.
— А ты не знаешь, что любят Китайские Младенцы? Ну, кроме как таращить глаза и выть по ночам?
— Если честно — понятия не имею, — признался Юстас. — Никогда про это не думал. Наверное, сладости, как и все дети.
— Хм. — Ива мрачно усмехнулась. — Сладости? Тогда я, пожалуй, знаю, к кому мне следует зайти.
На Кухне
На Кухне воцарилось настоящее пекло. Доброзлая Повариха готовила ужин: кипела вода в котле, на сковороде шипело масло. Над плитой дрожал раскаленный воздух, и если бы какая-нибудь глупая муха ненароком пролетела мимо, то мгновенно сгорела бы заживо. Едва Ива переступила порог, как от жара у нее перехватило дыхание, на секунду она даже подумала, что хлопнется в обморок.
Роза стояла над разделочной доской и рубила на куски ощипанную курицу с такой яростью, будто к этой птице у нее имелись личные счеты. С каждым ударом мясницкий тесак так глубоко вонзался в дерево, что Поварихе приходилось прикладывать усилие, чтобы его вытащить. От напряжения у нее на руках вздувались толстые вены. Из-за жары лицо и плечи Поварихи блестели, словно она вылила на себя целую бутыль масла. Можно поскользнуться, только взглянув на нее. Впрочем, и сама Ива вспотела быстрее, чем успела сосчитать до пяти, — платье мигом прилипло к спине, а по шее поползли крупные капли.
— Здравствуй, золотце. — Роза приветствовала Иву широкой улыбкой. — Проголодалась?
— Не-а. Зашла проведать, как у тебя тут дела, чем занимаешься…
— Ну конечно. — Роза хмыкнула и с грохотом опустила нож. — Знаю я твою хитрую рожу. Опять что-то задумала?
— Ничего такого. — Ива состроила невинную физиономию. — Что готовишь?
— Гумбо, — ответила Повариха. Оставив нож торчать из доски, она сгребла куски курицы и бросила их в кипящий котел. — Ну, я это так называю. Для настоящего гумбо нужны креветки и крабы, ракушки всякие, но откуда они возьмутся в лесу?
— Где же их тогда искать? — спросила Ива.
— В море, конечно, — вздохнула Роза. — Где же еще? Эх… Помню, мелкой соплячкой я ненавидела всех этих тараканов, думала, я скорее сдохну, чем стану есть такую мерзость. А сейчас, наверное, отдала бы правую руку за креветочный хвостик…
— А ты видела море? — удивилась Ива. — Самое настоящее?
— Чего я только не видела, золотце. — Роза улыбнулась, но в ее улыбке была лишь тоска да печаль. — Всего и не упомнишь. Но море… Море невозможно забыть.
Ива напряглась, внимательно глядя на Повариху и высматривая едва заметные приметы надвигающейся перемены. Роза расстроилась, а это тревожный сигнал. Но вроде бы обошлось. Огромной поварешкой Роза принялась размешивать варево в кипящем котле, мыча под нос медленную и тягучую песню.
— Некто Тощий тоже видел море, — поделилась Ива. — И даже перелетел его.
— Да, — кивнула Повариха. — Я слышала эту историю. Не грусти. Когда-нибудь и ты увидишь свое море, золотце. Море умеет ждать.
— А оно далеко? — спросила Ива, прикидывая, сколько же дней нужно идти через лес, чтобы добраться до побережья. Впрочем, в энциклопедии Сикорского она читала, что все реки впадают в океан, так, может, и не придется никуда идти — она сделает плот из бревен и отправится на нем в путешествие. Конечно, если Матушка отпустит.
— Для кого как, — вздохнула Повариха. — Ты знаешь, что море прячется в каждой ракушке?
— Слышала.
— А у некоторых море прямо вот здесь. — Роза постучала ладонью по левой груди.
Она плавно переместилась от котла к сковороде и щедро поперчила скворчащую поджарку. Подождала немного, а затем вывернула содержимое сковородки в котел с гумбо, ничуть не боясь обжечься. Пахнуло резким и острым, да так, что Ива не удержалась и несколько раз подряд громко чихнула. Из глаз потекли слезы. Роза обернулась и, глядя на ее лицо, расхохоталась. В ответ Ива поджала губы и шмыгнула носом, прекрасно понимая, как глупо она сейчас выглядит. Если бы на месте Поварихи стоял Юстас, Ива бы этого не пережила — сбежала бы, спряталась в Котельной у Уфа и не вылезала бы до следующей зимы. Но Роза видела ее и не в таком виде, так что, выждав с полминуты, Ива рассмеялась вместе с Поварихой. На душе стало чуточку легче.
— Мне нужен сахар, — сказала она, когда они успокоились. — У тебя случайно не найдется пары кусочков?
Повариха склонила голову набок.
— В самом деле? Сахар? С чего вдруг? Я думала, ты давно перешла на рыбу и дичь и забыла, как таскала у меня сахар из банки. Помнишь? Ты тогда была вот такусенькая… — Большим и указательным пальцами Повариха показала предполагаемый рост Ивы, едва ли больше мышонка. — Могла залезть в самую крошечную норку.
— Ну да, помню, конечно.
Сказать по правде, это было не самое приятное из ее воспоминаний. В тот раз Повариха переменилась и едва не изрубила ее на куски. Все обошлось, Матушка подоспела на помощь в самый последний момент, однако с того дня Ива все же старалась спрашивать у Поварихи разрешение, а не таскать угощение втихомолку.
— Это не для меня, — сказала она. — Юстас говорит, что Китайские Младенцы любят сладости, а я как раз собиралась их навестить.
— Хм… Не знала, что эти мелкие поганцы любят сахар. Кто бы мог подумать? За ужином они едят все подряд, лишь бы мяса побольше да кости покрепче, а вот сахара у меня никогда не просили.
— Может, стесняются? — предположила Ива.
Роза хмыкнула.
— Стесняются? Они-то? В жизни не поверю.
Она прошла к кухонному шкафу и достала с полки жестянку, в которой хранился кленовый сахар. Ива понятия не имела, откуда он брался в Доме, как не знала, откуда появляются многие другие продукты — мука и соль, перец и растительное масло. Возможно, это дары, которые приносили Матушке некие таинственные обитатели леса. Вроде угля, который Подземники таскали в Котельную. Но, возможно, все было куда сложнее, и продукты появлялись на Кухне сами собой потому, что именно такие вещи и должны храниться на настоящей Кухне. Понять законы, по которым существовал Дом, по силам только Матушке.
— Вот, держи, — сказала Роза, отсыпая Иве горсть крупных желто-коричневых кристаллов. — Но будь с ними поосторожнее. С Младенцами… Не доверяю я им, чудные они какие-то…
— Какой Дом, такие и жильцы, — усмехнулась Ива, но Роза на это насупила брови.
— Зачем тебя вообще понесло на Чердак?
— Хочу найти одну забытую вещь, — уклончиво ответила Ива.
— А! Ну, тогда удачи, золотце. Постарайся не забредать слишком далеко. Если не вернешься через три дня, придется мне отправляться на твои поиски, а у меня и спину ломит, и колени уже не те. Стара я уже для приключений.