— Да брось! Три дня? Не думаю, что у нас настолько большой Чердак. Я же бывала там тысячу раз.
— Тысячу. А на тысяче первый раз все может оказаться совсем по-другому…
Роза открыла дверцу духовки, отчего температура на Кухне подскочила еще градусов на десять. Ива и без того могла находиться здесь лишь ценой нечеловеческих усилий, того и гляди начнет плавиться, как восковая свечка. А вот Розе все нипочем. Без прихваток она вытащила противень с парой буханок свежеиспеченного хлеба. Рот Ивы мгновенно наполнился слюной, но перво-наперво нужно закончить начатое, а уж о хлебе насущном она подумает в другой раз.
Во дворе
Выйдя из Кухни, Ива хотела сразу отправиться на Чердак, но вместо этого ноги понесли ее на крыльцо и дальше — во двор. Не иначе как после жара Кухни тело взбунтовалось и затребовало свежего воздуха. Конечно, снаружи тоже жарко, но там хотя бы можно дышать, не рискуя при этом сжечь себе горло и легкие.
Некоторое время Ива стояла под покосившимся навесом, прикрыв глаза и подставив лицо сухому ветру, дувшему со стороны леса. Воздух пах горячей смолой и хвоей, где-то в чаще затрещал дрозд. Только когда высохли вспотевший лоб и виски, а платье отлипло от спины, Ива двинулась дальше, ступая босыми ногами по колючей и ломкой траве. Она шла на цыпочках, широко раскинув руки и представляя, будто она вовсе не идет, а летит. Всё испортили чертополохи: кто-то из мелких поганцев дернул ее за подол. Ива запнулась и едва не кувырнулась через голову, а потом долго чертыхалась вслед разбежавшейся хихикающей мелюзге.
Из-за дома доносился ровный стук топора — Юстас рубил хворост для камина, распевая песенку про золотые локоны неведомой девицы. Ива хотела пойти к нему и, может быть, чем-то помочь, но вместо этого прошла до самой ограды и развернулась к Дому.
Некто Тощий сидел на коньке крыши, двумя руками обхватив стойку флюгера. Сидел в нелепой позе, так, что колени оказались на уровне ушей. Снизу Ива не видела его лица, только темный, четко очерченный силуэт. Она подняла руку и помахала ему, однако человек-птица то ли не заметил ее, то ли проигнорировал. Она перевела взгляд на чердачное окно — показалось или нет, будто за стеклом мелькнуло белое лицо одного из Младенцев? А может, кого-то еще…
Стук топора прекратился, а минуту спустя из-за угла вышел Юстас с охапкой хвороста. Он шел и насвистывал, а позади него клубились две тени. Насколько смогла разглядеть Ива, две барышни в изодранных в лохмотья платьях затеяли что-то вроде драки — извивались как две змеи и пытались схватить друг друга за призрачные волосы. Юстас даже не оборачивался, хотя наверняка знал, что творится у него за спиной.
— Снова ты, красавица? — улыбнулся он. — Уже побывала в гостях у Младенцев?
Тени за его спиной замерли, и очередной порыв ветра развеял их без следа.
— Еще нет, — вздохнула Ива.
Она снова глянула на чердачное окно, и ей снова показалось, будто от стекла кто-то отпрянул. Следят они за ней, что ли?
— Если неохота идти одной, — сказал Юстас, — могу составить компанию.
— В самом деле?! — вскрикнула Ива и тут же поперхнулась. Жаль она не могла провалиться сквозь землю; была бы такая возможность — воспользовалась бы ею не задумываясь. Вместо этого Ива опустила взгляд, дивясь тому, насколько грязные и исцарапанные у нее ноги, ссадина на ссадине, и ногти стоило подстричь. По краю юбки болталось с дюжину колючих репейников, которые нацепляли на нее чертополохи. Да уж, то еще пугало.
— Почему бы и нет? — пожал плечами Юстас. — Только отнесу дрова к камину. Подожди меня у лестницы.
И он ушел, продолжая насвистывать незатейливый мотивчик. Ива же осталась стоять на месте, словно ее ноги успели пустить корни, навеки приковав ее к земле. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Ива не понимала, что происходит, но что бы это ни было — оно ей не нравилось. Мысли, которые настойчиво лезли в голову, — это чужие мысли. Ива знала Юстаса всю свою жизнь, но никогда прежде не думала о том, что у него красивые голубые глаза, и о том, что, когда он улыбается, на щеках появляются милые ямочки. С каких пор это стало иметь значение?
— Будь осторожна, дочь Хозяйки… — прозвучал голос над самым ухом. Тихий, едва различимый шепот. — Будь осторожна.
— Что? — Ива обернулась, но, разумеется, никого рядом не оказалось. — Кто здесь?
— Будь осторожна, дитя, — снова зашептал кто-то уже с другой стороны.
— Кто это говорит?
Ива медленно повернулась вокруг оси, стараясь смотреть не прямо, а краешком глаза. Многие вещи в Доме Матушки можно увидеть только таким образом. На долю секунды ей померещилась фигура девушки в белом платье, но она тут же растаяла. Ива прикрыла глаза и мысленно сосчитала до десяти. Затем осторожно приоткрыла веки, притворяясь, что смотрит исключительно себе под ноги. И опять ей удалось заметить лишь длинную тень, скользнувшую ей за спину. Тень девушки с развевающимися волосами… Ива глубоко вздохнула. Она поняла, с кем имеет дело, и даже не удивилась. Однако стоило уточнить детали.
Из-за угла вышла черная курица, но, глянув на Иву одним глазом, поспешила удрать куда подальше.
— Кто вы? — сказала Ива. — Вы из тех призраков, что преследуют Юстаса? Что вам нужно?
Но все, что она услышала в ответ, — это тихий шелест, будто густая листва зашуршала на ветру.
— Ну как хотите, — обиделась Ива. — Если нечего сказать, тогда проваливайте, откуда пришли!
Задрав подбородок, она шагнула к Дому. И тут же перед ней материализовалась крупная молодая женщина с сердитым лицом и насупленными бровями. Красивая, насколько могла судить Ива, но какой-то грубой красотой. Одетая в простое синее платье, через плечо переброшена коса, толстая, как канат. Скрестив руки на груди, женщина посмотрела на Иву, словно хотела сказать — дальше ты не пройдешь.
Ива отступила на полшага и тоже скрестила руки на груди, отвечая на вызов.
— Что тебе нужно? — спросила Ива, надеясь, что голос прозвучал достойно дочери Матушки Ночи.
В ответ женщина фыркнула. Впрочем, как бы грозно она ни пыталась выглядеть, Ива знала, что она ничем не сможет ей навредить. Она была привидением, и не более того. Ива смотрела сквозь нее, как сквозь мутное стекло, и видела крыльцо Дома и приоткрытую дверь. Она вполне могла пройти через эту женщину, как сквозь туман. Но ничего такого Ива делать не стала. Все-таки это было невежливо.
— Мне ничего не нужно, — наконец заговорила женщина. — Я хочу лишь предупредить тебя, дочь Матушки. Будь осторожна.
Ива тряхнула головой.
— Я всегда осторожна…
— Ты слишком юна, — сказала женщина. — И слишком глупа. Ты так мало видела и так мало знаешь.
— Вовсе нет! — возмутилась Ива. — Да я видела столько всего, что тебе…
Она не договорила. В выражении лица этой женщины мелькнуло что-то такое, что заставило ее прикусить язык. Только Ива не понимала, что именно. Сожаление? Сочувствие? Или того хуже — жалость? Как бы то ни было, но под ее взглядом руки, несмотря на жару, покрылись гусиной кожей.
— Как тебя зовут?
Женщина печально улыбнулась.
— Имена не важны, у меня слишком много имен, чтобы все помнить. Марта? Берта? Лилия, Роза, Жасмин… — Она запнулась и поправила саму себя: — У нас слишком много имен.
— Ясно. — Должно быть, речь шла сразу о всех призрачных девах, что увивались вокруг лейтенанта Юстаса. — Так о чем ты хотела меня предупредить? Это ты можешь сказать или я сама должна догадаться?
В ее словах не было сарказма. С призраками такое случалось: зачастую их сковывали странные, но очень строгие правила, запрещавшие прямо говорить о чем-то конкретном. Чаще всего — о том, как и почему они стали привидениями, из-за чего застряли в странном состоянии между жизнью и смертью, которое Доброзлая Повариха без обиняков называла «ни там, ни тут». Порой разгадать загадку призрака означало его освободить — именно так Ива освободила Аврору, дочь профессора Сикорского. Однако встречались среди них и такие, которые не могли или не желали говорить ни о чем, кроме своей смерти, и, сказать по правде, это было довольно утомительно. Один такой призрак-зануда облюбовал в Доме хозяйственный чулан и всякий раз, когда Иве требовалась швабра, начинал вещать о том, как любимая жена проломила ему голову сковородкой из-за того, что ему не понравились ее тушеные овощи. После того как Ива выслушала его исповедь сто двадцать семь раз, она жалела лишь о том, что не существует на свете особой сковороды, способной проломить голову призраку.
Марта-Берта обхватила себя руками за плечи, будто ей стало зябко, хотя привидения не чувствуют ни тепла, ни холода.
— Будь осторожна, дитя. Запри свое сердце на замок. Это не твоя судьба, не беги за ней.
— Ты говоришь про лейтенанта Юстаса? — догадалась Ива.
— Бедный красивый мальчик, — печально проговорила женщина-призрак. — Он горит, как свеча на ветру. Будь осторожна, дитя воронов, не спали свои крылья. Нас слишком много, нам не нужна еще одна.
Ива закатила глаза к небу. Сделала несколько тяжелых, глубоких вдохов, вытерла вспотевшие ладони о подол платья… Да кто она вообще такая, эта Марта-Берта-Имена-не-важны?! Кто дал ей право учить Иву жизни?
— Зачем вы преследуете его? — спросила она резко. — Что он вам сделал? Это из-за него вы стали…
Она не сказала слово «привидениями». Но даже не произнесенное вслух, оно повисло между ними, как пелена ядовитого тумана. Призрачная женщина подалась назад — то ли сама отпрянула, то ли из-за порыва сухого ветра, против которого не смогла устоять. Иве же стало жутко неловко — она не хотела, но все же перешла границу дозволенного.
— Ты права, дочь Хозяйки, — тихо проговорила Марта-Берта. — И ты ошиблась. Этот глупый мальчик и в самом деле разбил мое сердце, но я не отдавала его ему. Ни я, ни остальные. Мое сердце навеки принадлежит тому, чьи кости гниют на дне болота из-за того, что глупый мальчишка отдал не тот приказ. Мерзкая смерть, а все из-за тупого упрямства мальчишки, у которого молоко н