азались совсем не в той стороне, где думала Ива, но теперь-то она точно знала.
Приставив к лицу сложенные домиком ладони — защищаясь не от света, но от пыли, — Ива посмотрела в ту сторону, куда ушел Юстас. Но, как она ни всматривалась, как ни напрягала глаза, лейтенанта она не увидела. Тогда Ива, пригибаясь, чтобы не стукнуться лбом о потолочную балку, прошла вперед и перебралась со стеллажа на старинный шкаф, украшенный искусной резьбой. Впрочем, мастерство краснодеревщика оставило ее безучастной, куда больше Иву волновало то, что со шкафа открывался лучший обзор. Но и отсюда она не смогла разглядеть лейтенанта. Куда же он мог запропаститься?
— Юстас! Эй! Ты где?
Никто не ответил. Иву окружало множество звуков — скрипы Дома и старой мебели, таинственное шуршание и возня, ее собственное громкое дыхание и стук сердца. Не слышала она одного — голоса Юстаса.
— Черт… — выругалась Ива, прикидывая, куда двигаться дальше. Следующий шкаф стоял вроде бы и близко, но все равно, чтобы добраться до него, нужно прыгать. Ива пока не решила, хватит ли у нее сил рискнуть. И пусть падать придется с небольшой высоты, внизу могут оказаться острые и опасные штуки. Глупо свалиться в волчью яму на Чердаке собственного Дома.
Справа, на самом краю зрения, воздух задрожал, как над горячей плитой. Верная примета явления призрака. Ива обернулась, впрочем, нисколько не сомневаясь в том, кого она сейчас увидит.
— Что? Снова ты?
Марта-Берта зависла в воздухе на расстоянии вытянутой руки. Выглядела она все так же сердито и надменно — руки скрещены на груди, губы поджаты, однако Иве померещилось, будто в ее глазах промелькнул испуг, а напугать привидение совсем не просто. Только тогда она поняла, каким опасным местом для Марты-Берты был Чердак. Он же питался воспоминаниями, а привидения в какой-то мере и есть застывшие воспоминания. Как бы странно это ни звучало, с учетом того, что женщина уже мертва, для нее прийти сюда равносильно самоубийству. Чердак выпьет ее без остатка, и не останется вообще ничего… То, что она пошла на это, было смелым, даже отчаянным шагом.
— Что случилось?
Марта-Берта смотрела на нее в упор, и от этого взгляда у Ивы засосало под ложечкой. Неприятное чувство. Словно она забралась на высокое дерево, а ветка, на которую она опиралась, с треском обломилась.
— Он там. — Марта-Берта взмахнула рукой. — Ему нужна помощь. Я не могу ему помочь…
— Где? — Ива огляделась. — Ты можешь меня к нему провести?
Призрачная женщина кивнула.
— Следуй за мной, дочь Хозяйки, — сказала она и поплыла по воздуху. Словно лоскут тумана, гонимый ветром. Направлялась она в глубь чердачного лабиринта, в сторону от окна и двери, туда, где тени выглядели особенно густыми и темными. Ива белкой соскользнула со шкафа и поспешила за удаляющейся полупрозрачной фигурой.
Марта-Берта оказалась проводником даже худшим, чем Китайский Младенец. Она тоже не собиралась дожидаться Иву и не смотрела, поспевает ли та за ней. Но в отличие от Младенца она двигалась напрямик, не замечая преград. Что ей платяной шкаф, баррикада из плетеных стульев или чучело медведя, если она могла пройти сквозь них насквозь? Даже стена ее бы не остановила. Ива спешила, ломилась по узким проходам, разгребала завалы доисторического хлама, нисколько не заботясь о сохранности вещей, но все равно этот путь занял слишком много времени и отнял слишком много сил. Под конец все, чего она хотела, — это лечь на дощатый пол и не двигаться с места хотя бы пару недель, и только страх за лейтенанта Юстаса продолжал толкать ее вперед. И вот когда она уже отчаялась и даже стала подумывать о том, не обманула ли ее Марта-Берта, не завела ли туда, откуда нет возврата, они наконец вышли к лейтенанту.
Увидев его, Ива резко остановилась. Она не знала, чего ей ждать, и готовилась к самому худшему: к тому, что произошел несчастный случай, что лейтенант ранен и лежит на полу, истекая кровью, что он поскользнулся, упал и ударился виском об острый угол антикварного стола… Но ничего подобного.
Юстас сидел на коленях, наполовину забившись в какую-то нишу вроде разбитой тумбочки, и прижимал к груди нечто, что Ива приняла сперва за длинную изогнутую палку. Выглядел он жутко: покрасневшее лицо блестело испариной, волосы стояли дыбом, он улыбался, но так, как улыбался бы безумец, — испуганно и нервно, словно просил прощения и в то же время в любой момент мог сорваться на крик.
— Эй… — позвала Ива, не рискуя подойти ближе. — Ты в порядке?
Самый дурацкий вопрос на свете. Понятно же, что ответ на него может быть только один. Когда все в порядке, таких вопросов не задают. И Юстас был совсем не в порядке. Настолько не в порядке, что Иве стало жутко.
Она никогда не видела лейтенанта в таком состоянии. Он же всегда был бодр и весел и заражал своей жизнерадостностью окружающих. Даже Роза, при том что считала его слишком легкомысленным, и то всегда улыбалась после каждого его комплимента. Увидеть лейтенанта Юстаса в слезах столь же странно, как увидеть Некто Тощего, хохочущего и хлопающего в ладоши.
— Эй… — снова позвала Ива.
Юстас вскинул голову, обратив к ней заплаканное лицо. Веки его покраснели, на щеках виднелись грязные дорожки.
— А… — протянул он обреченно. — Опять ты, принцесса? Нашла что искала?
— Крылья? Да, нашла. Я…
— А я нашел то, чего не искал, — вздохнул лейтенант. — Или она нашла меня. Она так долго меня ждала…
— Она?
Ива подумала о девушках-призраках, скользивших по пятам за лейтенантом. Неужели к ним присоединился еще кто-то? Кто-то по-настоящему для него важный. Важный настолько, что довел его до слез… Сердце сжалось, пропустив удар. И тут же ей стало неловко из-за подобных мыслей. Нашла время для глупой детской ревности.
— Моя сабля, — сказал Юстас. — Моя верная сабля, которую отец вручил мне, когда…
Он всхлипнул и совсем по-детски шмыгнул носом.
— Твоя… что?
Ива присмотрелась к изогнутой палке, которую баюкал Юстас. Ну, конечно, никакая это не палка, а сабля в потертых красных ножнах, хотя Юстас держал ее совсем не так, как полагается держать оружие. Ива очень удивилась. Ведь именно лейтенант подарил ей кортик и учил обращаться с клинком. Уж он-то знал, как это делается.
— Я думал, что избавился от нее. Что я ее потерял, — продолжил Юстас. — Я думал, что никогда ее больше не увижу. А она все это время была здесь, она ждала меня. Ждала, когда я к ней вернусь…
Он снова всхлипнул и погладил ножны, а затем прижал саблю к груди так крепко, как мать прижимает младенца.
— Это какая-то особенная сабля? — спросила Ива после очень долгой паузы. За все это время лейтенант даже не взглянул на нее. Он механически гладил ножны, и по лицу было видно, что мыслями он где угодно, но только не на Чердаке.
— Особенная… — повторил лейтенант, не поднимая головы. — Она была со мной в тот день на болотах. В тот день, когда мы…
Левой рукой он схватил себя за шею и сжал пальцы так, будто пытался себя задушить. Из горла вырвался не крик, но хрип, обернувшийся в итоге сухим кашлем. Ива шагнула к Юстасу. Она горела желанием помочь, пусть и не знала как, но Юстас отрицательно покачал головой.
— Не надо. Все… Слишком долго, но не бесконечно…
Он закрыл глаза и задышал тяжело и громко. Ива стояла на месте, не решаясь сделать и полшага и сжимая кулаки так сильно, что у нее затряслись руки. В какой-то момент она поймала себя на том, что дышит синхронно с Юстасом, вдыхает и выдыхает на каждый его вдох и выдох, так что у нее даже закружилась голова. Протянув руку, Ива схватилась за угол шкафа из темного дерева, чтобы устоять на ногах.
— Что… — Ива облизала пересохшие губы. — Что случилось там, на болотах? Расскажи мне свою сказку.
Юстас поднял голову и посмотрел на нее с улыбкой, от которой у Ивы кровь застыла в жилах. Не улыбка, а оскал загнанного зверя.
— Все-то тебе сказки, красавица, — сказал он дрожащим голосом. — Только это никакие не сказки… Я забыл, я думал, что забыл, я хотел забыть. Но моя сабля… Она нашла меня и напомнила, как все было на самом деле.
— Расскажи, — тихо повторила Ива. — Раздели эту историю со мной, и может…
Она хотела сказать «может, я смогу тебе помочь», но не решилась.
— Как хочешь, красавица. Я знаю, какая ты упрямая, ты же не отстанешь. Но…
Он засмеялся каркающим вороньим смехом, затем схватился за эфес и медленно вытянул саблю из ножен. Изогнутый клинок покрывали черные пятна, но в темноте Ива не поняла, ржавчина ли это или засохшая кровь. Юстас поднял саблю над головой, вяло взмахнул, рассекая воздух.
— Посмотри на мою старушку, — сказал он. — Что скажешь?
— Это… — Ива замялась. — Она слишком большая. Для охоты не годится.
— Так и есть. — Юстас хмыкнул. — Ковали ее совсем не для охоты. Она рождена для битвы… А как думаешь, сколько крови она выпила? Сколько проломила голов?
В голосе Юстаса прозвучали резкие нотки, неприятные настолько, что Ива отшатнулась. Он как будто пытался шутить над тем, что ему самому не казалось смешным, над тем, что причиняло ему мучительную боль.
— Крови? Голов? — переспросила Ива. Какой идиотский вопрос! Разве можно о таком спрашивать? Но в словах лейтенанта не звучало похвальбы. Только горечь и боль. — Нисколько, так ведь? Этот клинок не пролил и капли крови.
Юстас уронил голову на грудь.
— Да. Когда мой отец вручил мне эту саблю, он думал, что она приведет меня к победе и славе. Он думал… Старый чванливый дурак! Видела бы ты его лицо, когда…
Путаная речь оборвалась громким всхлипом. Некоторое время лейтенант сидел сгорбившись, не поднимая глаз, а плечи его дрожали от едва сдерживаемых рыданий. Иве хотелось обнять его, хоть как-то утешить, но она не знала, есть ли у нее на это право. Оставалось ждать.
— Это все случилось из-за меня, — наконец заговорил Юстас. — Я просто запутался и испугался, я сделал ошибку и не решился ее признать. Это я завел батальон в то болото. Туда, где нас уже ждали.