Она кинулась собирать упавшую одежду. Мать торопливо принялась укачивать младенца: тише, тише…
— Да что тут у вас происходит?! — Герберт выскочил из спальни. — Я могу спокойно посмотреть игру?
Красное лицо блестело от пота.
— Все в порядке, — сказала мама. — Просто Катинка случайно уронила куртку, а Герти немножко испугался…
— Не называй его так, — запыхтел недоотчим. — Его зовут Герберт, и никак иначе. Случайно уронила? Ты, случаем, не накурилась?
— Чего?! Нет!!! — Кати аж задохнулась от возмущения. Как он мог вообще подумать что-то такое? Она обиделась и разозлилась одновременно, но Герберт будто и не услышал.
— Проверила бы ты зрачки у своей дочери. Нынешние подростки, они такие — никогда не угадаешь, чего от них ждать. Еще и намусорила…
Герберт поднял с пола сложенный вчетверо листок бумаги — одну из тех листовок, что дал ей Янис. Бумажка выпала из кармана куртки и отлетела к двери. В другой раз Герберт, скорее всего, скомкал бы ее, даже не спросив, нужна ли она или нет. Но тут его взгляд за что-то зацепился. Он насупился, развернул листовку… И в тот же миг его лицо перекосило так, будто он увидел дохлую крысу. Почти минуту он не мог подобрать слов. У Кати засосало под ложечкой. Захотелось схватить куртку и выскочить из дома, не дожидаясь, чем все это закончится.
— Что это?! — Герберт затряс листовкой над головой. — Ну?
Кати вздрогнула. Герберт тяжело дышал ртом, круглое лицо так раскраснелось, что Кати испугалась, как бы его не сразил внезапный инсульт. С одной стороны, не самое плохое развитие событий, с другой — Кати была доброй девочкой и никому не желала зла.
— Это листовка, — ответила она. А что еще тут можно сказать?
— Ты издеваешься? — выдохнул Герберт. — За дурака меня держишь? Я вижу, что это за бумажка. Откуда она у тебя?
— Взяла у торгового центра, — сказала Кати. — Какой-то мальчишка раздавал.
— Герберт! Что случилось?
Интонации в голосе матери приободрили Кати. Она сразу встала на ее сторону, не разбираясь, в чем, собственно, дело. Не иначе сработал тот самый инстинкт, который заставляет малых птиц набрасываться на кошку или ястреба, защищая потомство.
— Что случилось? — зло переспросил Герберт. — А ты посмотри, что твоя дочь притащила в дом.
Мама взяла листовку, пробежала по ней глазами и с удивлением взглянула на Герберта.
— И что с того?
— Что с того? — взвился Герберт. — Спаси лес?! Закройте свалку?! Тебя ничего не напрягает?!
— Что именно должно меня напрягать?
Герберт зашипел, как помоечный кот при виде собаки.
— Действительно, что? А то, что я там работаю, — это значения не имеет, да? То, что мы живем на деньги, которые я приношу с этой свалки, — это все ерунда, да? Очень мило, очень.
— Не вижу связи. По-моему, ты преувеличиваешь. — Мама постаралась разрядить атмосферу улыбкой, но это не сработало. Герберт пыхтел все сильнее и сильнее.
— Вот из-за таких листовок, из-за гребаного общественного мнения, из-за идиотских акций, которые устраивают эти хиппи-недоноски, нас запросто могут законсервировать. А это означает сокращение штата. Ну и угадай, кто первым попадет под раздачу?
— Ты же говорил, что без тебя на этой работе не обойтись, — напомнила мама.
— Вот именно, не обойтись. Но только когда есть работа! А не будет работы, с мечтой о машине можешь попрощаться.
— Я не мечтала о машине.
Впрочем, Герберт вошел в раж и никого не слушал.
— Ты представляешь, что творят эти гребаные экоактивисты? Протыкают грузовикам шины, ложатся под колеса, в прошлом месяце какая-то дура приковала себя наручниками к воротам. Я молчу про то, сколько жалоб они пишут во всевозможные инстанции. У нас столько проверок, что проверяющих уже пора отстреливать!
Герберт-младший от его воплей совсем одурел и орал так, что от натуги его лицо стало фиолетовым. Безуспешно мать пыталась его успокоить, качала сперва на одной, а потом уже и на двух руках. Герберт ничего не замечал.
— А теперь оказывается, что во всем этом замешана еще и твоя дочь! Ха! Пригрел на груди змею…
— Кати же сказала, что листовку ей дали у торгового центра. А если бы дали тебе — ты что, тут же стал бы экоактивистом?
— Не путай селедку с горчицей! — отмахнулся Герберт. — Я — это я, у меня есть голова на плечах, а твоя дочь…
Он резко замолчал, но было поздно. Лицо матери потемнело.
— Что «моя дочь»? — произнесла она таким ледяным голосом, что температура в квартире упала на пару градусов. И Герберт сдулся.
— Э… Не важно, — буркнул он, а затем развернулся и удалился обратно к телевизору и к своей игре. Некоторое время мать смотрела на закрывшуюся дверь.
— Да чтоб тебя! — не выдержала она в итоге. — Ты так и будешь стоять столбом? Приберись здесь наконец!
— Да, да, сейчас, — залопотала Кати и стала собирать разбросанную одежду. На глаза наворачивались слезы, Кати держалась из последних сил. Но мама даже не взглянула на нее — продолжая укачивать младенца, она ушла на кухню.
— Когда же эта херня наконец закончится? — вот и все, что услышала Кати. — Проще удавиться…
Только через полчаса Герберт-младший успокоился. И все это время Кати топталась в коридоре. Другого места в этом доме ей не нашлось.
Тебе страшно?
Весь вечер Кати ломала голову, как бы извернуться и незаметно улизнуть из дома посреди ночи. И чем ближе был назначенный срок, тем более безумной казалась эта затея. Разумеется, о том, чтобы отпрашиваться у матери, не могло быть и речи. В лучшем случае она покрутит пальцем у виска, стоит Кати заикнуться о своих планах. В худшем… На то, что случится в худшем случае, Кати не хватило фантазии. Запрут, наверное, в кладовке, а потом вызовут санитаров.
Однако на деле все оказалось на удивление легко и просто. Если уж ты ступил на тропу чудес, обыденный мир не сможет тебя удержать. Уже к одиннадцати в доме все успокоилось. Даже Герберт-младший решил устроить себе выходной и не стал закатывать обычный ежевечерний концерт — немножечко похныкал, а потом взял и отключился у матери на руках. Уснул так крепко, что Кати даже удивилась — неужели он так умеет? На ее памяти впервые младенец спал сном младенца.
Герберт так и не вышел из комнаты. Когда закончился матч, он переключился на просмотр бессмысленного политического ток-шоу да и уснул перед телевизором — уже в десять из спальни зазвучал сиплый храп. Дольше всех продержалась мама. Она бесцельно слонялась по квартире и без особого успеха пыталась заниматься домашними делами — то начинала мыть посуду, то протирать стол, то разбирать белье после стирки, но ничего не довела до конца. С каждой минутой она все чаще зевала, а под конец даже перестала прикрывать рот. В итоге, сославшись на то, что она жутко устала, а ей еще десять раз вставать среди ночи, мама отправилась спать.
И только у Кати, единственной во всей квартире, сна не было ни в одном глазу. Как будто она выпила с десяток кружек самого крепкого чая — ее даже немного трясло и ни на чем не получалось сосредоточиться. Кати пыталась читать, рисовать, взялась заполнять дневник — без толку. В голове царил сумбур — столько мыслей она думала одновременно. Среди своих книг, стоявших стопкой за кухонным диваном, она отыскала «Энциклопедию мифов и легенд» и долго листала ее в поисках статьи о ярмарках гоблинов, но не нашла ничего, кроме краткого пересказа известной поэмы, да и тот не смогла дочитать до конца.
К полуночи Кати была как на иголках. На часы она смотрела каждые три минуты, поражаясь тому, как медленно течет время. Все же ожидание — худшая пытка на свете. В десять минут первого Кати бесшумно прокралась в прихожую, так же тихо оделась и замерла, прислушиваясь к звукам из спальни. Ничего, если не считать храпа Герберта. Кати мысленно сосчитала до ста, открыла дверь и переступила порог. Все. Обратного пути нет.
Она сбежала по лестнице и выскочила на улицу. Опять под дождь, опять в холодную сырость, а ведь и куртка, и кроссовки не успели даже наполовину просохнуть. Какой смысл, что она сменила носки, если они уже начали впитывать влагу?
Под фонарем маячила темная фигура — Янис расхаживал туда-сюда, пряча руки в карманах и не выходя из круга света. Кати глубоко вдохнула и двинулась ему навстречу. Янис заметил ее, остановился, однако же рук из карманов не вытащил.
— Ты пришел, — сказала Кати, не доходя трех шагов. Честно говоря, у нее были сомнения на этот счет. Даже не сомнения, а страх, что Янис оставит ее в самый ответственный момент, что он не сможет выбраться или того хуже — испугается и передумает.
— Я пришел. — Янис прикусил губу.
— Что-то случилось? — насторожилась Кати. Ей не понравилось выражение его лица. Ночь тому виной или же плохое освещение, но он казался странно бледным, а черты стали тоньше и резче.
— Случилось. Джулия пропала.
— То есть? — вздрогнула Кати.
— Она не вернулась домой, ничего не сообщила, никто из ее знакомых ее не видел и понятия не имеет, где она может быть.
— Хочешь сказать, она до сих пор в торговом центре? — Кати сглотнула. — Ест пирожные?
— Не знаю, — нервно ответил Янис. — Может быть, но только если они ее где-то спрятали. Анна, подруга Джулии, должна была там с ней встретиться, но она ее не нашла. Это она мне позвонила, когда все обыскала.
— Ясно. — Кати напряглась от интонаций в его голосе. Он как будто обвинял ее в пропаже сестры. Или в том, что из-за нее в нужный момент он не оказался там, где должен. — Если она все еще в торговом центре, значит, нужно ее оттуда вытаскивать!
Как же пафосно и наигранно это прозвучало! Даже самой стало противно.
— Извини, я не…
— Тебе страшно? — перебил ее Янис. — Ну… Снова идти туда, когда ты знаешь, что это такое?
— Я не знаю, что это такое, — замотала головой Кати. — Только догадываюсь.
— Но тебе страшно?
Кати заглянула в его глаза.
— Да, страшно, — сказала она. — Страшно так, что еще немного, и придется менять белье. Но это не повод прятаться. От страха не спрячешься, он найдет тебя где угодно.