Ива поджала губы.
— Кажется, я знаю, о ком ты говоришь, — сказала она. — Мой крестный, Охотник, зовет его Первозверем. Один раз я видела его. Ты прав — он ужасен и страшен, настоящее чудовище, но нет на свете зверя прекраснее. Он плакал у меня на плече. Я тогда была совсем маленькая… С тех пор прошло много зим, но эту встречу я помню так, будто она случилась вчера. Такое невозможно забыть.
— Невозможно, — согласился Салазар.
— И он тебе снился? Там, на дороге?
— Да… Забавно. Обычно это мне пересказывают сны, а я пытаюсь растолковать, что они могут значить.
— Но я не могу растолковать твой сон. Матушка — может быть, но я не могу.
Салазар замялся.
— А я могу увидеть твою Матушку? Могу поговорить с ней?
— Ты? — Ива окинула его взглядом и печально вздохнула. — Боюсь, что сможешь. Но не сегодня. Всему свое время.
Она неожиданно вскочила с бревна и пару раз подпрыгнула, отряхиваясь от снега.
— Я должна идти. Скоро совсем стемнеет, а темный лес не самое подходящее место для маленьких девочек.
— Да, я понимаю. — Салазар уставился на свои руки. — Но мы же увидимся снова?
— А завтра взойдет солнце? — ответила Ива и, сорвавшись с места, побежала по хрусткому снегу. Она так и не вернула ему фотографию Марии, но Салазар если и заметил это, то не сказал ни слова.
Ива была уверена, что не обернется. Но все же обернулась.
— Эй! Это имя, Сильвия, оно что-то значит?
Салазар поднял голову.
— Оно значит «Из леса».
— Так я и думала, — сказала Ива и скрылась за деревьями.
Снег заметал ее следы.
Черный камень
— Она будет так рада, — щебетала упитанная медсестра, ведя Кати по длинному коридору. — Ее ведь почти никто не навещает. Только родители, конечно, они каждый день приходят, но родители ведь это не друзья, правда?
— Правда, — кивнула Кати.
О том, что даже в самом страшном сне она не смогла бы назвать Лауру подругой, она говорить не стала. Кати вообще не понимала, что здесь делает и как вышло, что она все-таки решилась навестить ее в больнице. Не иначе виной всему временное помрачение рассудка.
Лаура лежала на кровати, отвернувшись лицом к стене, и даже головы не подняла, когда открылась дверь и они вошли. Однако по тому, как напряглись ее плечи, Кати догадалась, что она не спит. Догадалась и испугалась. Мелькнула мысль, что у нее еще есть шанс отыграть все назад, но почему-то осталась стоять на месте. Смотреть на застывшую в неподвижности Лауру оказалось выше ее сил, и она отвернулась к окну, уставившись на воробьев, скачущих по голым ветвям. Отец Лауры специально озаботился тем, чтобы дочери досталась палата с окнами, выходящими не на улицу, а в больничный двор, засаженный коряжистыми кленами и вязами. И пусть сейчас, по зиме, деревья стояли черные, этот вид был не в пример лучше, чем полупустая автострада, по которой изредка проносились машины. Жаль только, сама Лаура была не в состоянии это оценить.
— А к кому это сегодня гости? — жизнерадостно спросила медсестра. Пожалуй, даже слишком жизнерадостно, чтобы это было взаправду.
Лаура ответила не сразу. Некоторое время она лишь шумно дышала сквозь сжатые зубы. Когда же она заговорила, голос прозвучал не по возрасту хрипло.
— Уходите. Я никого не хочу видеть. У меня голова болит.
Но медсестра не сдавалась.
— Да брось ты! Сколько можно хандрить? К тебе пришла подружка.
— Подружка?
Лаура обернулась так резко, что еще немного, и свернула бы себе шею. Но если она и удивилась, увидев Кати, это никак не отразилось на ее лице. Самое большее — она пару раз моргнула, медленно, как если бы это требовало усилий.
— А… Это ты. — В ее голосе не прозвучало ни радости, ни разочарования, одна только констатация факта.
— Да, это я, — ответила Кати просто потому, что должна была что-то сказать.
— Ага…
Все так же медленно, так что Кати даже подумала, не накачали ли ее какими-то лекарствами, Лаура поднялась и села на кровати, поджав колени к груди.
— Марта… И долго ты будешь здесь торчать?
— Ой! Конечно, конечно, — засуетилась медсестра. — Простите, девочки, я же понимаю, что вам нужно пошушукаться.
Она подмигнула Кати и заторопилась к выходу с таким видом, будто вдруг вспомнила, что забыла выключить утюг. Честно говоря, Кати предпочла бы, чтобы она не уходила, перспектива остаться с Лаурой наедине ее совсем не обрадовала.
Они молчали до тех пор, пока шаги суетливой медсестры не стихли в коридоре. Только после этого Лаура заговорила.
— Я знала, что ты придешь, — сказала она, и в ее голосе Кати послышалось самодовольство. — Даже не сомневалась.
Лаура захихикала, и Кати судорожно сглотнула. Сразу вспомнилось и то, как она пряталась под мостом, и то, что случилось позже, в школьном туалете.
— Я… — Кати запнулась, не представляя, о чем можно вести беседу. — Твой отец сказал, что ты плохо себя чувствуешь, вот я и…
— Папашка? — перебила ее Лаура. — Ни хрена он не знает и ни хрена не понимает, а все лезет. Нет. Ты пришла потому, что так надо.
— В смысле?
— Один наш общий приятель обещал мне, что ты придешь.
— Общий приятель? — еще больше удивилась Кати. — Кто?
Первым делом она подумала о Салазаре, в конце концов, он же был лечащим врачом Лауры или кем-то вроде того. Но Кати откуда-то знала, речь идет вовсе не о коротышке-докторе.
— Ну как же… Поиграем в угадайку? У него зеленая кожа, перепонки на пальцах и огромный рот, в котором много-много острых зубов. А зовут его…
— Хенрих Зеленые Зубы?! — не сдержалась Кати.
Губы Лауры растянулись в ухмылке.
— Бинго, рыжая, в яблочко.
Кати показалось, что стены больничной палаты начали вращаться, а деревья за окном пустились в пляс. Хенрих? Принц тысячи ракушек? Но откуда Лаура… Она сказала «общий приятель»?
Очевидно, ее растерянность Лауру позабавила — ухмылка стала еще шире.
— Я запомнила, что ты там лопотала тогда в туалете, очень хорошо запомнила. Хенрих Зеленые Зубы, ты обещал мне помочь — так ведь? Мне он, конечно, ничего не обещал, но я все равно попробовала. Позвала его у унитаза. И знаешь что? Он пришел. Твой лягушачий принц пришел ко мне, представляешь?
Кати сглотнула, но промолчала. Ну а что она могла сказать на подобное заявление? Только то, что Хенрих Зеленые Зубы вовсе не ее принц, что бы ни вкладывала в эти слова Лаура.
— И мы очень мило с ним пообщались, — продолжила меж тем Лаура. — На самом деле, он неплохой парень, даром что рожа зеленая. Он сказал, что вовсе не хотел меня обижать, но у него был уговор, а уговор дороже денег.
Она прищурилась, ожидая, что же на это скажет Кати, но та промолчала. Лаура хмыкнула.
— А еще он мне кое-что оставил. Одну вещицу, которую велел передать тебе. А я что? Я послушная девочка.
Засунув руку под матрас, она вытащила маленький черный камешек, похожий на речную гальку.
— Вот, это для тебя. Подарочек.
Кати не сдвинулась с места.
— Что это?
— А я почем знаю? Он же твой, а не мой. Забирай и делай с ним что хочешь. Мне твоего добра и даром не нужно.
Она бросила ей камень, и Кати поймала его на лету. Камешек оказался гладким как стекло и таким холодным, словно Лаура вытащила его из морозильной камеры. Кати сжала его в кулаке, быть может, в надежде отогреть, но вместо этого почувствовала, как ледяной холод расползается по ладони и поднимается по руке. От этого холода у нее занемели пальцы, и почему-то она подумала о собаках.
— Что я должна с ним делать? — спросила Кати внезапно охрипшим голосом.
Лаура пожала плечами.
— Наш шепелявый дружок не оставил мне инструкций. Так что сама разбирайся, а я свое дело сделала. Теперь можешь валить отсюда, смотреть не могу на твою постную рожу.
— Я… — Кати не нашлась что сказать. Должна ли она поблагодарить за столь странный подарок и подарок ли это вообще? Впрочем, Лаура и не нуждалась в ее благодарностях. Она снова завалилась на кровать и отвернулась к стене, всем своим видом давая понять, что аудиенция закончена.
Кати немного потопталась на пороге, а затем развернулась и не попрощавшись вышла из палаты. Она шагала по больничному коридору быстрее и быстрее. Ей казалось, будто она уже слышит за спиной мягкую поступь огромных псов, чувствует, как они дышат ей в затылок. И с каждым шагом она все сильнее сжимала в кулаке черный камень, а его холод расползался по руке, стремясь добраться до самого сердца. Она побежала.
У дверей ее окликнула медсестра, но Кати даже не обернулась.
Конец второй книги.