Мертвый лев: Посмертная биография Дарвина и его идей — страница 15 из 65

Что было делать Дарвину? Человек низкой души на его месте, скорее всего, уничтожил бы письмо, причем Уоллес мог никогда не узнать об этом и думать, что оно пропало по дороге. Однако Дарвин был джентльменом и о таком поступке даже не помышлял. В то же время ему не хотелось терять свой приоритет первооткрывателя, тем более что его друзья знали, что он пришел к идее естественного отбора гораздо раньше Уоллеса и вложил в ее разработку очень много труда. После совещания с коллегами было принято соломоново решение. Дарвин быстро написал короткий текст с изложением собственных взглядов на проблему, и оба сочинения, его и Уоллеса, были зачитаны на заседании лондонского Линнеевского общества. Так 1 июля 1858 г. состоялась «мировая премьера» теории естественного отбора. Одновременно были обнародованы выдержки из писем Дарвина Аза Грею, а также из черновика, написанного Дарвином еще в 1844 г., когда невольному сопернику ученого шел всего 21-й год.


Рис. 2.2. Альфред Рассел Уоллес в возрасте 30 лет


Уоллес тоже был джентльменом и, возвратившись несколько лет спустя из тропиков, полностью признал первенство Дарвина, согласившись, что его старший коллега продвинулся куда дальше, чем он. Никаких споров о приоритете между учеными не возникло, и теория естественного отбора вполне заслуженно именуется дарвинизмом, а не каким-нибудь там «дарвинизмом-уоллесизмом».

Короткая статья с изложением основ дарвинизма, опубликованная в 1858 г., была адресована специалистам-биологам, прошла сравнительно малозамеченной и сенсации не произвела. Подводя итоги этого года, президент Линнеевского общества Томас Белл заметил, что никакими революционными открытиями в науке он не ознаменовался{87}. По совету Лайеля Дарвин оставил работу над своим огромным трактатом и решил напечатать его «сокращение», которое и стало тем, что мы знаем как «Происхождение видов». «Сокращение» – это том объемом в 400 с лишним страниц в современном русском издании. На его подготовку Дарвину потребовалось всего 46 дней.

Книгу согласился выпустить в свет известный английский издатель Джон Марри (Murrey), который раньше уже публиковал книги Дарвина. Репутация автора была столь высока, что издатель даже не захотел предварительно прочитать рукопись. Тираж первого издания, поступившего на книжный рынок 24 ноября 1859 г., составил всего 1250 экземпляров{88}. Книга стоила 14 шиллингов, что было достаточно дорого даже для читателей среднего достатка. Судите сами: 20 шиллингов составляли фунт стерлингов, который в то время «весил» куда больше нынешнего. По некоторым данным, в тогдашней Англии человек мог прожить на фунт целую неделю{89}. Тем не менее, как утверждал сам Дарвин в своем письме к Хаксли{90}, весь тираж был раскуплен за один день, и с его легкой руки эта легенда стала общим местом в мировой «дарвиниане». Доверчивый читатель может вообразить себе толпы викторианских леди и джентльменов, штурмующих книжные магазины. На самом же деле почти половина тиража ушла оптовым покупателям, включая крупную фирму, снабжавшую английские библиотеки. Так что 24 ноября в розницу могло быть продано не более 600 экземпляров{91}. Это никак не отменяет того факта, что научный трактат, написанный сжатым, суховатым стилем, да к тому же продающийся по высокой цене, стал бестселлером. Уже в декабре 1859 г. Марри сделал допечатку первого издания – еще 3000 экземпляров, а в январе 1860 г. выпустил таким же тиражом второе издание «Происхождения». Всего при жизни Дарвина книга вышла шестью изданиями в Англии, также были сделаны перепечатки в Соединенных Штатах и многочисленные переводы на европейские и японский языки. Как коммерсант Марри мог быть доволен: трактат Дарвина, не рассчитанный на массового читателя, переиздавался его фирмой вплоть до 1926 г., причем только с 1859 по 1886 г. совокупный тираж «Происхождения» составил около 30 000 экземпляров.

В середине ноября 1859 г. Марри разослал несколько экземпляров «Происхождения» потенциальным рецензентам. Первый публичный отклик на книгу Дарвина появился 19 ноября, еще до ее официального поступления в продажу. Подобно оценке Седжвика, этот отзыв был крайне критическим, почти разгромным{92}. Но что хуже всего, рецензия появилась в еженедельнике Athenaeum – ведущем литературно-критическом издании тех лет, который читали все образованные люди. Еженедельник формировал литературную моду, создавал и губил репутации писателей{93}. Рецензию на «Происхождение» он опубликовал анонимно, что тогда было в порядке вещей. Ее написал престарелый (ему шел 80-й год) Джон Лейфчайлд, священник конгрегационалистской церкви и писатель-богослов, консервативный и убежденный сторонник Божественной аксиомы и всего, что из нее вытекает. Не скажу, чтобы он плохо понял прочитанное. Преподобный Лейфчайлд был широко образованным человеком и хорошо ориентировался в современном ему естествознании. Он довольно верно изложил самую суть дарвиновской концепции, то есть идеи борьбы за существование и естественного отбора. Конечно, детально разобраться в биологической составляющей «Происхождения» такой рецензент не мог и потому обрушился на книгу с богословских позиций, восклицая и вопрошая:

Люди оставили Бога и поклонились Закону [Природы]. Они предлагают системы, которые, будучи основанными на Фантазии, живут недолгой жизнью мотылька, чтобы потом рассеяться как бесплотная ткань (airy fabric) мечты. ‹…› Зачем конструировать еще одну усложненную теорию, исключающую Божество из продолжающихся актов творения? Почему бы не признать наконец, что все виды были созданы творческой энергией Всемогущего? Отчего не признать прямое вмешательство [Бога] вместо совершенно ненужных непрямых и удаленных действий закона [природы]?

Рецензент, похоже, искренне недоумевал, зачем Дарвин писал свою книгу, ведь ответы на все вопросы уже давным-давно известны. Бог сотворил все виды на планете своей творческой волей, они неизменны во времени и не переходят друг в друга, что, по словам Лейфчайлда, «было надежно установлено самыми выдающимися натуралистами». Поэтому теория Дарвина не только ложна, но и совершенно избыточна как праздная игра ума.

Преподобный критик, конечно же, не смог обойтись без «обезьяны» (о ней, как мы помним, в «Происхождении» нет ни слова). Он обвинил Дарвина в создании новой концепции, согласно которой «человек был рожден вчера – и исчезнет завтра. Мы не бессмертные существа, а всего лишь временные и, как оказывается, случайные». Эта рецензия задала тон долгой традиции критиковать дарвинизм не как научную биологическую теорию, а с точки зрения ее предполагаемого вреда для религии, общества и морали. Именно такая критика была характерна для клерикальных и консервативных изданий в Англии и других странах. К тому же она лучше всего доходила до широких кругов читателей, которые едва ли были в состоянии разобраться с научным содержанием дарвинизма, для них – всего лишь «обезьяньей теорией» (Ape Theory){94}.

Листая пожелтевшие страницы английских журналов Викторианской эпохи, читатель находит одни и те же мотивы и перепевы, уже знакомые нам по письму Седжвика Дарвину:

Если дарвинизм верен, общество распадется на части…

Спекуляции [Дарвина]… отравляют источники науки и нарушают спокойствие христианского мира.

Только дозвольте нашим ученым друзьям показать людям, схватывающим все на лету, что не было никакого Адама, что мы не знаем ничего определенного, как у нас воцарится такой же хаос, как во времена поздней Римской империи; не станет у нас ни закона, ни богослужения, ни собственности – потому что человеческие законы основаны на Божественном{95}.

Рис. 2.3. Вот так иллюстратор английского юмористического журнала Punch (1871) представлял себе «эволюцию» птицы из человека


А многочисленные юмористические журналы преподносили своим читателям идею эволюции в совсем уж карикатурном, донельзя искаженном виде (рис. 2.3). Благодаря прессе такие термины, как «естественный отбор» и «борьба за существование», прочно вошли в лексикон образованных британцев{96}. Но вряд ли все понимали их так же, как сам Дарвин и его сторонники из числа профессиональных биологов.

Прочитав рецензию Лейфчайлда, Дарвин написал Хукеру, что она его «немного огорчила» ("I was a little chagrined"). Позвольте усомниться в этом «немного». В конце того же письма автор предполагает, что анонимный рецензент «сам сжигать меня не будет, но припасет дров для костра и направит черных бестий на мой след». «Черные бестии» – это священнослужители (намек на цвет их одеяний){97}, в те времена еще влиятельные и опасные для инакомыслящих. Сам Дарвин, подобно своему отцу, публично собственные религиозные взгляды не обсуждал. Он ни в коем случае не был радикалом и принимал те условности, которые накладывало на него британское общество, включая уважение к религии как «полезному» общественному институту. Викторианская Англия ставила знак равенства между атеизмом и безнравственностью, требуя от членов общества хотя бы внешнего уважения к церкви и ее обрядам. Во второе издание «Происхождения» Дарвин добавил упоминание о Творце. Оставалось оно и в последующих прижизненных изданиях. Сам ученый признавал это уступкой общественному мнению.

Я намеренно не упоминаю здесь о тех возражениях, которые выдвинули против теории Дарвина его коллеги-натуралисты. Место им в следующей главе. Скажу только, что Дарвин очень редко и неохотно участвовал в публичной полемике вокруг своих научных идей, предоставляя биться за них соратникам, обращенным в «эволюционную веру»