Советской власти Дарвин и его учение оказались очень полезны. Но это уже другая история, достойная особой главы.
Благодарю за внимание, лекция окончена.
Глава 5Нравы и обычаи морлоков
Что является движущей силой человеческого ума и энергии,
если только вся биология не представляет собой
бесконечного ряда заблуждений? Только труд и свобода;
такие условия, при которых деятельный, сильный и ловкий переживает слабого, который должен
уступить свое место.
Чудище обло, озорно, огромно, с тризевной и лаей.
Лекция окончена, а письмо анонимного самоубийцы, которое я цитировал в прошлой главе, никак не выходит из головы. Что подтолкнуло его к суициду? Оказывается, потеря смысла жизни, утрата «принципов» как итог чтения книг Дарвина и других популярных в то время европейских мыслителей (в письме он их называет: Милль, Бокль, Фейербах). Как с этим быть? Неужто дарвинизм – и в самом деле опасная и даже убийственная идея, на чем настаивают многие его противники? Передо мной встает призрак воображаемого оппонента-антидарвиниста, того самого, который реально и виртуально сражается с мертвым львом. «Вот, что и требовалось доказать, – говорит он назидательным тоном, – дарвинизм, да и вся ваша материалистическая наука губительны не только для души, но и для тела».
Нетрудно возразить ему, что за прошедшие полтора века огромное множество студентов и ученых познакомились с теорией Дарвина, но это не заставило их свести счеты с жизнью. Можно добавить, что мы ничего не знаем об авторе письма – его происхождении, образовании, складе характера и психическом здоровье (не было ли у него врожденных суицидальных наклонностей?). Единичный случай не составляет правила. Призрак неохотно и медленно растворяется в воздухе, но, словно от висящей в воздухе улыбки Чеширского Кота, от него остается какая-то смутная обеспокоенность. В классическом дарвинизме было, очевидно, нечто такое, что делало его не только биологической теорией. Вероятно, какие-то скрытые потенции, которые, вырвавшись на волю, могли вызвать ужас и отвращение у самого его создателя. Не повторил ли Дарвин опыт вымышленного ученого Франкенштейна, породившего на свет монстра?
Когда мы глядим в прошлое из нашего «прекрасного далека», становится ясно, что долгие годы «затмения» были не самым худшим, что случилось с Чарльзом Дарвином в его посмертном существовании. Тем более что дарвинизм преодолел все критические нападки и вышел из этой интеллектуальной борьбы окрепшим, усовершенствованным.
Куда большие репутационные потери принесло Дарвину новое течение мысли, оказавшееся накрепко, хотя и не вполне справедливо, связанным с его честным именем. Течение, которому часто ставят в вину самые изуверские и дикие идеи, проповедовавшиеся в недавней истории западного мира. Называлось это чудище социал-дарвинизмом, и его исследование уведет нас довольно далеко от «чистой» биологии, в область социологии, экономики и морали. Хотя в наши дни социал-дарвинизм признан мертвым и хочется верить, что вердикт этот окончательный и обжалованию не подлежит, отголоски его былого влияния заметны и сейчас.
Как выражался Нестор-летописец, «се начнем повесть сию». Для затравки несколько ярких цитат.
У дикарей слабые телом или умом скоро погибают и переживающие обыкновенно одарены крепким здоровьем. Мы, цивилизованные люди, стараемся по возможности задержать этот процесс вымирания; мы строим приюты для слабоумных, калек и больных; мы издаем законы для бедных, и наши врачи употребляют все усилия, чтобы продлить жизнь каждого до последней возможности. ‹…› Таким образом, слабые члены цивилизованного общества распространяют свой род. Ни один человек, знакомый с законами разведения домашних животных, не будет иметь ни малейшего сомнения в том, что это обстоятельство крайне неблагоприятно для человеческой расы. ‹…› Стало быть, мы должны переносить безропотно несомненно вредные последствия переживания и размножения слабых. Существует, по-видимому, только одно средство задерживать их размножение, именно чтобы браки между больными и мало одаренными членами общества были реже, чем между здоровыми.
[Война – это] сама жизнь. ‹…› Чтобы мир существовал, нужно есть и быть съеденным. И лишь воинственные нации всегда процветали, нация умрет, как только разоружится.
Рост крупного бизнеса – это попросту выживание самого приспособленного. ‹…› Вырастить великолепную и благоухающую розу «Американская красавица» доставляющую столько радости своему обладателю, можно только, принеся в жертву растущие вокруг молодые бутоны. И это не [присущая] бизнесу злая тенденция, а действие закона природы, божьего закона.
Эти высказывания принадлежат людям очень разным как по роду их занятий, так и по степени влияния на умы. Но все они говорят, в сущности, об одном: человеческое общество, как и живая природа (по Дарвину), – театр вечной и бескомпромиссной борьбы. Интересы индивидуума в ней приносятся в жертву ради процветания сообщества, к которому он принадлежит: нации, расы, класса, корпорации. Сообщества эти тоже нещадно конкурируют между собой. Слабый, сирый и убогий обречен уступить свое место под солнцем сильному, нахрапистому и эффективному. Это фундаментальный закон природы (если угодно – «божий закон»), а одновременно важнейший двигатель прогресса, ценности столь высокого ранга, что ради нее можно отдать на заклание тысячи и миллионы жизней. Возможно, не совсем приятно, но вполне справедливо. Вера в прогресс, как хорошо известно, – одна из характернейших черт европейской цивилизации, какой она была лет полтораста тому назад (рис. 5.1).
Если коротко, социал-дарвинизм в любой его форме и разновидности предполагает, что принципы естественного отбора и борьбы за существование могут применяться к человеческому общежитию и объяснять, оправдывать самые темные его стороны, объявляя их полезной для общего блага необходимостью. Логично, разумно, правильно? Слишком многим в конце XIX и начале XX в. казалось, что да. И в числе этих многих были не только «диванные» мечтатели, но и совершенно конкретные практики, имевшие в своем распоряжении броненосцы, крупповскую сталь и удушающие газы.
Рис. 5.1. Наглядное пособие по социал-дарвинизму. Слева – изображение «пищевой пирамиды» из школьного учебника биологии, справа – расхожий образ «пирамиды» в человеческом обществе, представленный на многих веб-сайтах
Назову авторов приведенных выше цитат. Первая взята из книги Дарвина «Происхождение человека»{200}. Вторая, как утверждают биографы, принадлежит французскому писателю Эмилю Золя{201}. Автор третьей – нефтяной магнат Джон Рокфеллер – младший{202}, чей отец печально известен брутальными методами, которыми он добился монопольного положения на нефтяном рынке Америки. Имя Джона Рокфеллера – старшего стало нарицательным для супербогачей и «акул капитализма». Сам он, как рассказывают, не читал ничего, кроме Библии, но сын его был достаточно подкован в науках, чтобы ссылаться на законы природы и дарвиновские идеи («выживание самого приспособленного»). И он не исключение: оправдываться естественными законами борьбы за существование любили и другие крупные американские магнаты того времени – банковские, железнодорожные, сталелитейные… Дарвинизм, усвоенный в самом элементарном виде, помогал этим людям не только рассуждать о причинах собственного успеха (мы самые приспособленные, оттого и победили), но и оправдывать любые средства его достижения. Что, будем справедливы, не мешало многим из них, тому же Рокфеллеру-старшему, тратить огромные суммы на благотворительность, основывать существующие и по сей день общественные институты – музеи, университеты, библиотеки, обсерватории.
Я мог бы привести еще десятки подобных цитат, но довольно слов, посмотрим на конкретные дела, которые за ними следовали, большие и малые.
● Март 1878 г., Франция. Два образованных молодых человека, Эме Барре и Поль Лебье, повторяют «подвиг» Родиона Раскольникова, убивая старуху-молочницу, чтобы добыть грабежом средства на издание журнала. На суде они ссылаются в свое оправдание на теорию Дарвина, но это не помогает – оба отправлены на гильотину{203}.
● Вторая половина XIX в., Новая Зеландия. Европейские колонисты (пакеха) ведут ожесточенную борьбу с туземцами-маори за плодородные земли, что часто сопровождается физическим истреблением аборигенов. Местные «теоретики» оправдывают это неизбежностью вымирания «низших» рас, вступивших в контакт с «высшими», что, по их мнению, вполне соответствует «духу великого произведения мистера Дарвина». Один из них называет уничтожение маори своим «научным долгом» (scientific duty){204}.
● В 1930-е гг. буквально все скандинавские страны (Дания, Норвегия, Швеция, Финляндия, Исландия) принимают законы о принудительной стерилизации некоторых категорий населения, признавая право государства вмешиваться в частную жизнь граждан на физиологическом и анатомическом уровне. За два десятка лет до этого в США активно стерилизуют так называемый «нежелательный элемент» – насильников, хронических алкоголиков, умалишенных. Все это обосновывается правом нации на защиту от «вырождения»{205}.
Современные историки – французские, американские, шведские, финские – повествуют об этом со смесью негодования и изумления. Им трудно поверить, что в их странах сравнительно недавно могли происходить такие события, которые к тому же обосновывались и оправдывались ссылками на «респектабельные» научные теории. Но таков был дух новой эпохи с ее культом рационального знания и высочайшим статусом науки в обществе. Особенно это впечатляет, если вспомнить, что двумя-тремя веками ранее в тех же государствах подобные жестокости оправдывались апелляцией к Библии или «божественному праву» монархов распоряжаться жизнями своих подданных. А 100–150 лет назад геноцид и медицинский произвол стали чинить во имя науки.