Свифт держал в одной руке записку, а в другой — камень.
— Эти два предмета, — сказал он, тщательно подбирая слова, — символизируют мой успех здесь.
Миссис Булстроуд заморгала.
— Я не понимаю. Объясните же.
Свифт протянул ей бумажку.
— Записка показывает, что они научились читать и писать — то есть сделали первые шаги на пути к прогрессу.
— А камень?
— Ах да, камень, — сказал Свифт, улыбаясь, несмотря на боль. — Второй символ. Он показал мне, что они покончили с некоторым развивавшимся здесь процессом — они научились отвергать меня, как Лик Отца, и научились в первую очередь заботиться о себе.
Миссис Булстроуд глядела на него совершенно непонимающими глазами.
— Так значит... вы... сознательно...
— Послушайте, — сказал Свифт, — в заключение своей миссии местного резидента-администратора я должен заставить малокан отвергнуть меня. В этом и заключается очень важная часть работы администратора. Они должны были изгнать меня, когда будут готовы идти и далее по пути прогресса, не ожидая от меня помощи. В течение долгого времени я был слишком добр к ним, поэтому стал как можно более противным, чтобы смягчить шок моего ухода. Я заставил их ненавидеть меня. И, наконец, наказав девушку, которую все знали, я вызвал финальный взрыв. Малокане теперь ненавидят меня, но то, чему я их обучил, останется с ними. Зато они не будут так мучиться при нашем расставании, а после скучать по мне.
Свифт закашлял и откинулся на подушку. Боль пронзила его тело. Я слишком хорошо поработал, подумал он. Они выразили мне крайнюю степень отвержения. Он взглянул на свои покрытые ссадинами руки.
— В детстве, сказал Свифт, — имеет огромное значение открытие, что вы стоите на собственных ногах. После наступит период корректировки, во время которой малокане попытаются понять, почему я, который был всегда добр к ним, внезапно стал неприятным вроде бы без всяких причин с их стороны. Они будут думать, что все же чем-то виноваты. Но время достаточно быстро смоет вину. А потом наступит понимание.
Слова легко срывались с его языка, но затем, пораженный, он замолчал и мрачно уставился перед собой. Он манипулировал малоканами, как детьми... но кто же тогда манипулирует манипуляторами?
Звенящую тишину коридора нарушили чьи-то шаги. Миссис Булстроуд радостно сказала:
— Наверное, это ваш командующий.
Когда дверь начала открываться, Свифт, оцепеневший от шока захлестнувших его эмоций, попытался забыть о ненависти к стоящим рядом Булстроудам. В сознании вновь всплыл образ сурового старика с кнутом, и голова Свифта сама собой дернулась назад.
— Привет, Дональд, — услышал он звучный, знакомый голос.
Медленно, нерешительно Свифт открыл глаза. Суровый старик по-прежнему стоял в комнате — только на этот раз он был без кнута. Напротив, он улыбался.
— С тобой все в порядке, — сказал он. — Отличная работа.
Свифта аж затрясло от изумления. Теперь он вспомнил — последняя завеса была поднята. Он вспомнил тот горький образ, который вложил в свое подсознание, где он не имел бы большого значения. Закладка. Зарубка на память. Только теперь она больше не была нужна. Теперь он мог принять реальность, потому что все понял.
Булстроуды увидели, что они уставились друг на друга, и отошли в угол комнаты.
— Да будь я проклят! — сказал Свифт, усмехаясь командующему сектора. — Ты помнишь, что было до того как я улетел на Малоку IV?
— Как же я мог забыть?
— У нас произошел спор, ссора, и твое внезапно холодное отношение, ну... такого никогда не происходило со мной прежде. Теперь-то я понимаю, что ты провел меня через тот же процесс, который я позже использовал на Малоке.
— Так и должно быть, Дон, — сказал командующий сектора. — У тебя был потенциал, ты мог стать одним из лучших членов нашего корпуса — точно также как малокане потенциально были одной из лучших рас в Галактике. Но если бы ты продолжал идти по проторенной дорожке, то ничего не смог бы здесь сделать. Я должен был предпринять кое-какие шаги, чтобы ты осознал свой потенциал. В противном случае, чувствуя за своей спиной мою штаб-квартиру, ты бы кайфовал и постоянно связывался с Малокой III, чтобы испрашивать моего совета по любой мелкой проблеме. А такого не должно быть. Резидент-администратор должен сам решать все проблемы.
— Да, — тихо сказал Свифт. — Конечно.
Теперь он наконец-то понял. Осознал. Он справился с проблемой преподавания знаний малоканам, а затем сумел справиться со своей глубокой любовью к ним и заставил себя принять меры для того, чтобы стать им ненавистным.
Но при этом он сам вырос. Осталась лишь одна проблема, только один камень преткновения на пути к полной зрелости.
Он с трудом встал с постели, не обращая внимания на разинувших рты Булстроудов, игнорируя огненные вспышки боли, проносившиеся вверх-вниз по его телу, и неуверенными шагами направился к командующему.
— Я все понял, — сказал он. — Сейчас малокане ненавидят меня, но настанет время, когда они поймут, что я сделал для них, и тогда простят меня.
— А ты меня простишь? — спросил старик.
— Конечно, — тихо ответил Свифт.
Образ тирана с кнутом в руке, снова возникший в его памяти, взорвался и испарился, точно клочок утреннего тумана, а вместо него возникло знакомое лицо высокого человека, от которого он так долго зависел... Но теперь эта зависимость прошла, остались лишь глубокое уважение и любовь.
— Я прощаю тебя... папа.
Father image, (Saturn, 1957 № 3).
Пер. Андрей Бурцев.
САБОТАЖНИК НА КОСМИЧЕСКОМ КОРАБЛЕ
Космический корабль «Альтаир» спокойно летел по темной ночи космоса, покрывая световые годы, лежащие между Землей и Сириусом. В помещении «холодного сна» Рекс Холден беспокойно пошевелился в своей жидкой ванне, стал потягиваться и что-то бормотать во сне. Как и остальные восемьдесят пять мужчин и женщин на борту корабля, Холден проспал почти десять лет, пока летел «Альтаир». Полет к Сириусу, находящемуся в восьми световых годах от Земли, должен был занять двадцать пять земных лет, так что корабль не миновал еще и середину пути. В камере Рекса Холдена на миг сверкнула металлическая игла и вонзилась ему в грудь.
По аорте к сердцу Холдена побежал адреналин. Холден смутно почувствовал, что вокруг что-то происходит, а затем колпак его лежанки-ванны скользнул в сторону, и он сел, постепенно приходя в себя.
Наконец он понял, что происходит. Наступила его очередь поработать сторожем спящих. Каждый участник экспедиции должен во время полета провести четыре месяца бодрствующим согласно заранее составленному графику. Кибернетический диспетчер «холодного сна» управлял их пробуждением. Недавно пробужденный сторож, как предполагалось, должен найти своего предшественника и отправить его спать остальную часть путешествия.
Холден еще раз лениво потянулся и помотал головой, разгоняя туман дремоты продолжительностью в десять лет. Сначала было трудно приспособиться к нормальной жизни после стольких лет почти полной приостановки жизнедеятельности. Нужно было время, чтобы артерии вновь начали нести кровь отдохнувшим синапсам, а нейроны начать реагировать. Это время...
Внезапно Холден услышал в дальнем конце помещения «холодного сна» громкий звук бьющегося стекла. Этот звук эхом прокатился по тихому кораблю, ударяя в уши Холдена. Он вздрогнул, как от боли, потому что уши так долго ничего не слышали, что не сразу смогли начать действовать.
Глянув искоса по сторонам, Холден увидел что-то передвигающееся в дальнем конце помещения. А затем, даже не потрудившись надеть одежду, которая висела возле его лежанки-ванны, он вскочил и бросился туда.
— Холден! Откуда вы?..
Это был Иаир Лесли, еще один участник экспедиции — низенький, лысеющий человек, который не понравился Холдену еще во время долгой психологической притирки перед полетом. Он также только что проснулся, так как был голый, а глаза его странно мигали, глядя на Холдена.
— Что здесь происходит, Лесли? — спросил Холден, махнув рукой вперед.
На палубе, лицом вниз, лежало какое-то тело, из-под его седых волос сочилась кровь.
А дальше была раскрыта еще одна лежанка-ванна. За разбитым стеклянным колпаком виднелся уже темнеющий труп еще одного участника экспедиции.
Седые волосы? Это мог быть только Дард Ронхольм, капитан корабля и предшественник Холдена на посту охраны. Он был единственным человеком на борту корабля с седыми волосами, а также носил куртку, указывающую на то, что он бодрствовал.
— Я только что проснулся, — сказал Иаир Лесли, — и увидел Ронхольма, занятого тем, что он раскрывал колпак бедного Дэвиса. Девис умер, но мне удалось остановить Ронхольма, прежде чем он убил остальную часть экипажа.
— А почему вы проснулись? — озадаченно спросил Холден.
— Я новый дежурный. И как раз собирался задать вам тот же вопрос, Холден.
— Вы новый дежурный? Но...
— Не верьте ему, Холден! — послышался вдруг слабый голос капитана Ронхольма, старик ожил и сел, вытирая кровь со лба. — Дежурный вы, Холден, мой преемник. Лесли почему-то тоже проснулся, я обнаружил его убивающим Дэвиса. Он набросился на меня, ударил по голове и...
— Заткнитесь! — крикнул Лесли. — Это ложь! Вы старый дурак! Это вы открыли его лежанку!
— Я склонен усомниться в этом, — спокойно сказал Холден. — Это всего лишь слово капитана Ронхольма против вашего, и вся история совершенно непонятна. Если он хотел убить всех нас, то зачем ждал того дня, когда должен был проснуться новый дежурный? У него ведь было четыре месяца, чтобы сделать это без помех. Он...
— Да у него просто крыша поехала, — огрызнулся Лесли. — Старик не в своем уме! Вы что, не видите?
— Нет, — сказал Холден.
Он повернулся и пошел к пульту в центре помещения «холодного сна».
— Куда это вы? — крикнул Лесли, и голос его странным эхом отозвался в гигантском помещении.
— Я собираюсь разбудить всех на корабле. Мы должны прояснить эту историю, Лесли.