– Снеси свои предположения в нужник, – невесело усмехнулся комендант. – Якудза… Какое ты слово-то знаешь! И уже возгордился небось. Нет, тамошние «иваны» ни при чем. Переманивает наших беглых Кансейкеку.
– Что за кукареку? – вспыхнул Алексей. – Скажи по-русски! Это фамилия, что ли, такая?
– Кансейкеку называется секретное отделение императорского штаба. Японская военная разведка.
Лыков помолчал, обдумывая услышанное, потом спросил:
– Для чего им наши беглые?
– Сам понимаешь, для чего. Делают из них шпионов.
– Каких шпионов?
– Своих, каких! И отсылают в Россию.
– Зачем японцам шпионы в нашей империи? Не собираются же они с нами воевать? Это глупость!
Голунов пожал плечами.
– Нация прочная. Дай им время, и они наведут шороху!
– Но шпионы! Какие из наших уголовных шпионы?
– Прежде всего их учат. А уголовные – народ лихой. Им закон не закон. Предприимчивые, черти! Потому они-то как раз годятся. А японцам деваться некуда. Они по наружности своей не могут сами в России шпионить, их сразу видно. У нас косоглазые наперечет. Случись что, они все и пропали… Вот военные и придумали нанимать наших фартовых.
– И что, соглашаются?
– Ты же сам показывал мне карточки из Нагасаки. Помнишь? Это были те, кто не согласился. Сказал: ну вас к чертям с вашим шпионством, я пошел… Кто его, дурака, отпустит? Не для того с Сахалина вытаскивали.
– А куда именно в Россию отсылают?
– Обычно недалёко, в Приморье. Но некоторых, я знаю, сажали на пароходы: в Одессу, Виндаву, Петербург. Поляки в Варшаву просятся.
– С чужими документами сажают?
– Не со своими же.
– М-да… Значит, японские военные создают в России агентурную сеть. Так?
– Ну да.
– Однако глупо же, глупо! Пусть я «иван». Переплыл пролив Лаперуза. Японцы мне говорят: давай шпионь на своих, не то зарежем. Конечно, я соглашусь! Для вида. А как попаду домой, плюну на микадо и займусь своими делами. Купил другой паспорт и снова граблю-убиваю… Кто мне указ? Настоящие «иваны» никому не кланяются! Как засядет такой на Горячем поле – наплевать ему на всю Японию.
– Просто так тебя не отпустят. Возьмут расписку, что ты согласен шпионить. Если в течение года на связь не вышел, бумагу отсылают в жандармский корпус. И тебя ловят всем миром. А когда обратно попадешь на Сахалин, то уж не обессудь… Прикончат. Если же служить честно, то дают хорошее жалованье.
– Опять чепуха! Плевали «иваны» и на жандармов!
– Кто-то, конечно, сорвется. Но есть готовые послужить, в свободное от грабежей время. Много японцы не требуют: уголовные идут в основном в курьеры. Второсортные, так сказать, шпионы – все больше на подхвате. За хороший бакшиш почему не согласиться?
– А кто настоящие тогда? Кто первый сорт?
– Этого я в точности не ведаю. Враги царя-батюшки, надо полагать…
– Какие враги?
– Ну политические. Особенно поляки. Из кавказцев есть. Но поляков больше всех.
– Как мне о них выяснить?
– Говорю же, не ведаю! – вздохнул Голунов. – Не моя епархия. Я по уголовным проходил, от нас эти дела скрывают.
– Ага… Откуда ты все знаешь? Ты один из них?
– Да. Я корсаковский староста. Ты был прав: сахалинская «цепочка» существует, конец ее здесь, и заведую им я.
– И почему ты мне это сейчас рассказал?
– Да не собирался я ничего раскрывать. Жил не тужил, пятнадцать тысяч в год загребал. Тут ты свалился! Сразу начал про моих косоглазых приятелей вынюхивать. Куда мне деваться? Одна надежда была: что ты ничего не узнаешь и по осени вернешься домой. Но ты обнаружил. На свою голову, а теперь и на мою. Однако я и тогда молчал. Не знаю. Может, и позволил бы им убить Лешку Лыкова? Не знаю… Но ты направился в Мауку, прямо в их засаду. А я… Я рылся без тебя в твоих бумагах. И нашел прошение на Высочайшее имя. Насчет помилования. Думал-думал, все никак не мог решить, на чьей стороне. А когда понял про ловушку, сел на коня и поехал тебя вытаскивать.
– И снова смолчал…
– Да. Страшно было сознаваться. Опять же, думал, «садовники» напугаются, что я вроде как переметнулся, и отстанут. От тебя. Ну а я уж как-нибудь… Вытащу им Царя с кандальной, и все они на хрен уплывут. Ты ничего не поймешь, а я опять шепну коньками. Но они твердо решили Лыкова убить. Пришлось определиться.
– Значит, ты сейчас тоже у них на мушке, как и я.
– Само собой.
– Ну хоть мы теперь вместе, как на войне было.
– Слышь, Алексей Николаич. Может, ты их отпустишь? Черт бы с ними! Шкуру из-за такого дерьма подставлять…
– Кого отпущу? Царя с эсаулами? Чтобы они и дальше кровь ведрами лили? Дулю им!
И надворный советник сложил кукиш.
– Понятно. Значит, мы с тобой влипли…
– А может, это «садовники» твои влипли? Вон уж сколько мы их настреляли!
Но Калина Аггеевич не вдохновился.
– Они, вишь ли, всегда все выполняют, что обещали. Им за это и платят. Знал бы ты, что там за люди…
– Расскажи, и буду знать.
– Чего уж теперь. Конечно, расскажу.
Комендант снова вздохнул, еще печальнее.
– Люди, какие за тобой охотятся, называются по-разному. Тёдзя, кандзя, синоби, кёдан… другие есть слова. Это все одно и то же: шпионы, лазутчики. И убийцы. Вот именно те, что на Сахалине – онива-бан, сиречь садовники. Потому что они будто бы выращивают при одном монастыре сад. На самом деле это прикрытие. Монастырь тот – секретная школа шпионства. Находится он на острове Хонсю в уезде Кога. А нанимает «садовников» на работу тайное общество Гэнъёся, или «Общество черного океана».
– Ты же сказал, военные! Эти… как их? Кукареку.
– Военные – только заказчик. Не может же разведка послать на Сахалин своих офицеров! Вдруг всплывет? Большой скандал. Здесь, в Корсаковске, есть лишь один военный, капитан Такигава. Ты его знаешь под именем Ёэмона, хозяина бакалейной лавки.
– Вот сволочь! – вскочил сыщик. – А ведь я его подозревал! Чего, думаю, он тут торчит? Обороты копеечные…
– Ты что, ловить его намылился? Сядь. Он уже сбежал из города.
– Куда?
– Не знаю. У них несколько укрытий, в том числе и те, которые мне не известны. Так вот, Ёэмон-Такигава – главный начальник всей сахалинской «цепочки». Отряд «садовников» у него в подчинении. Их задача – сопровождение беглых. Ну и силовое содействие: напугать кого следует или прирезать, сам побег учинить, в тайге «иванов» стеречь от зверья и гиляков. Такие вот дела. Японцы имеют подробные карты Южного Сахалина и составляют такие же карты средней части острова. «Садовники» обучены делать съемку местности. Они могут провести беглых в любую точку тайными тропами. Инородцы это хорошо знают и стараются не попадаться онива-бан на глаза. Кто попался, того убивают. Поселенца тоже сложат. В тайге иногда находят их трупы. Люди понимают, чья работа, но, конечно, молчок. Одни власти ничего не знают.
– А если «садовникам» встретится другой беглый?
– Прирежут, разумеется.
– Зачем? Они с таким трудом вытаскивают фартовых из тюрьмы, ведут через весь остров. А тут готовый!
– Беглый беглому рознь. Приглашение смыться в Японию еще не всякий «иван» получит. Военным нужны подходящие, те, из кого выйдет шпион.
– А когда ребята узнают, что их наметили в шпионы? Сразу, перед побегом?
– Нет. Все обставляется как деловое предприятие. Мол, у нас есть люди, корабль; если можете заплатить, мы вас вывезем. Обычно отвечают, что платить нечем. Тогда в Тымовском и Александровском округах предлагают помыть золото. У нас золота нет, поэтому «иваны» доят каторгу. Через Полуянского и его спирт. Еще тащат, что плохо лежит. Зимой зарезали в Тарайке якута с соболями, Царь сам убивал. И весной отставного фельдфебеля.
– Как Царь? Он же в кандальной тюрьме сидит, под усиленным караулом!
– Сидит. Но, когда надо, выходит, а утром возвращается. Караул купленный.
– Чего же он тогда не бежит?
– Солдаты за побег много денег просят. А он желает по дешевке, из лазарета.
– Так что ему мешает сказать, что опять пошел на дело? И не вернуться в этот раз.
– Это его по весне выпускали, знали, что вернется. А сейчас солдаты осторожные. Понимают, что у Царя все к побегу готово, и торгуются.
– Ну и дела… Полуянский тоже, выходит, служит японцам?
– Не то что служит, но прислуживает. За процент. Японцы имеют доносчика в самом Александровском посту. Шишку какую-то.
– Как его зовут?
– Не знаю. Поляк, и в высоком чине.
– Гизберт-Студницкий?
– Говорю же, фамилии не знаю.
– А здесь кто у них в администрации?
– Ялозо.
– Скотина! Тоже за процент?
– Не за спасибо же! Фома всего не знает. Но о чем его я или Царь просим, все делает. При этом не очень много берет. Видать, боится. Царь, когда тут устраивался, несколько человек вырезал. Даже одного старшего надзирателя, который о себе много воображал. Народ все понял. Помалкивают…
– А Шелькинг?
– Он и не нужен. Потому как тюрьмой не занимается. Только и делает, что пожарный обоз из каторжных муштрует. Замучил людей, дурень. Когда что-то нужно, помощник подсовывает ему бумажку, и Железный Нос подмахивает не глядя.
– Ну с Корсаковском почти понятно. А как из Тымовского округа бегут? Бутаков взяток не берет, и у смотрителя Ливина строго.
– Там подкупали караульных. Ротный командир пьяница, а фельдфебель жох, он всем и крутил. А в кандальной конюхи способствовали.
– Какие конюхи? То «садовники», то конюхи…
– Не, эти настоящие. У Ливина действительно все строго, кроме одной части – конюшни. Очень он выезды и лошадей любит.
– Правда! Я, когда к нему заезжал, удивился. Он мне стал экипажи свои показывать, а у него их не то пять, не то шесть! Чокнулся совсем на этом.
– Так и есть. Конюхи у него самый балованный народ. Ливин все им дозволяет. Вот они и заправляют тюрьмой, вместе с «иванами».
– Понял. А из Воеводской как бегут?
– Старый смотритель способствовал. Который уехал во Владивосток и не вернулся.