Дружба в лучшем случае трудна.
Народ напуган.
Они со мной то и дело не согласны но все равно хранят мне верность.
Говорилось что есть разные способы с этим справиться но я решила из-под спуда не выпускать.
Проснешься однажды темной ночью а в глазу у тебя большой палец.
Растянувшись вот так вдоль изгородей.
Грядет погода попрохладней а затем потеплей. Поскольку ты покамест не ответила на мое предложенье.
Дело в дробленье до приемлемого минимума. Вкинь-ка говнеца в игру.
Всегда темней всего перед зарей.
Воспринимай как тебе угодно.
Хватит склочничать, хватит вцепляться друг другу в глотки.
Если я одну чпокну ты одну чпокнешь?
В смысле когда тебе скверно радуешься что жива. Какова мотивация?
Я не помню.
А бывает что и без сознания на улице.
Тебе от этого как было?
Невыносимо гневно краткими промежутками. Чувствовать вот что важно.
Можешь растерять уверенность в собственном опыте. Различные обстоятельства требующие моего внимания. Что-то дрожит в равновесии.
Где тут в округе можно дернуть?
Все это тщательно рассмотрено.
Ты пробовала кого-нибудь другого?
Я просто вижу дружелюбны они или недружелюбны. Неделю спустя она подала на должность в Варшаве. В качестве кормилицы.
Да, в качестве кормилицы. Ее приняли.
Им нравится сосать.
Им еще как нравится сосать.
Ты больше не желанна.
Постепенно очень прониклась к тебе и твоим рукам. Это мое дело.
А он недурён.
Это не тайна.
Почему никому не достало простой порядочности? Это совершенно очевидно.
Вероятно нам следовало сказать свое слово раньше. Можно и так на это взглянуть.
Не способна принимать его всерьез ни на каком уровне. Где тут в округе можно брызнуть?
Это мое дело.
Если я дерну за эту белую веревочку, ты взорвешься? Это мое дело.
Затем он всхлипывает — и лишается чувств. Больно?
Могу сделать тебе погорячей.
Учимся собирать мир воедино.
Белая ваза с бархатцами упала на пол.
Ванну оказалось невозможно разбить хоть я и старалась.
Бог свидетель ты старалась.
Бог свидетель я старалась.
Темные волосы по подушке.
Я могу что угодно сделать когда это не важно.
Очень занята приготовлениями.
Будет больно?
Тогда со стены обрушились крупные куски штукатурки. Что мы ели?
Холодную крученую телятину.
Мы хорошо провели время?
Восхитительно.
Опять дождь пойдет опять?
Что-то не так.
Должно быть ты учила английский.
Официант подслушивал.
Все равно что пытаться переварить седло. Проснешься однажды темной ночью а в глазу у тебя поцелуй.
Это было в Барселоне. Замели как прогульщика. Много шума а шерсти клок.
Снова готов отправить своего Сына на смерть за нас. Как отправлять на войну наемную замену.
Я отрепетировала спор с ним.
Пока не пробил пугающий колокол.
Что?
Пока не пробил пугающий колокол.
Что?
Духовная сухость которую трудно примирить с его поверхностной веселостью.
В символическом объятье напоминающем то что имеет место между голубями и старушками с хлебными крошками.
Ты не сочла сцену омерзительной?
Я не склонна к омерзенью.
Показалось я слышала собачий лай.
Катушки 16-мм пленки каждая с фотографией на коробке намекающей на конкретный мотив или особенность.
Пока не пробил пугающий колокол.
Что?
Вспоминая, оставляя, возвращаясь, оставаясь.
Два это на один больше чем нужно.
Переспала однажды с мужчиной это было очень приятное переживание.
Где бродит бизон.
В постели.
Пора идти.
А вот и нет.
На нем волосы.
А вот и нет.
Ты пробовала кого-нибудь другого?
Пока еще не решила.
День Избиенья Собак. Восемнадцатое октября[31].
Я пыталась тебе сказать но ты желала слушать.
Что?
Простые, честные, щедрые чувства.
Можно и так на это посмотреть.
Самоуважение.
Да у меня было самоуважение.
Да у меня тоже было самоуважение это очень хорошая штука самоуважение.
Да у меня было самоуважение очень долго.
Да у меня оно тоже очень долго было.
Да я могу согласиться или не согласиться.
Да раз оно у тебя было очень долго теперь уже почти никакой разницы.
Ты ставишь под сомнение мою систему ценностей?
Я нет.
Ты сомневаешься в том чем я клянусь?
Я нет мне за это и выеденного яйца жалко. Небольшой лесок или ночь танцев.
Можешь на это деньги ставить.
Быть может это медицинское.
Иногда он пахнет медицински.
От этого никто никогда не умирал.
Это я слыхала.
Изящный способ расставлять стулья там и сям. Дама так всегда.
Любой художник сгодится.
Жуя красные кондитерские сердечки.
И мириад цветочных киосков с их всплеском... рябой на солнце... радуги... Боже правый.
Я об этом читала. В «Die Welt»[32].
9
Я б вот сейчас не отказался выпить, сказал Мертвый Отец. Что-нибудь немножко чего-нибудь.
Я б не против выпить, сказала Джули.
Помнишь тот последний раз, когда ты выпивала, сказал ей Томас.
Ух еще б, сказала она. Ну. Конечно, помню.
У меня в горле паутина, сказала Эмма.
Людям, судя по виду, нужно выпить, сказал Мертвый Отец, прикрывая глаза козырьком ладони и вглядываясь дальше по дороге.
Ну, черт бы его драл, тогда, наверное, нам лучше выпить, сказал Томас.
Он подал людям знак остановиться. Трос обмякши на дороге.
Джули распечатала виски.
Что сегодня? спросил Мертвый Отец.
Аквавит с запивкой пивом, сказала она.
Ух ты, сказала Эмма, пробуя свой стакан. Ух ты ух ты ух ты ух ты.
Да, сказала Джули. Это хихи в сфинксарнях.
Вполне себе, сказал Томас, с пивом получше.
Мне нравится эта выпивка, сказала Эмма, хорошая штука, можно мне еще две?
Еще одну, сказал Томас, нам еще сегодня много лье пройти.
Ты зануда. Сдается мне, это довольно-таки необычайно. Не кто-то, а именно ты.
Что это значит? спросил Томас. Не кто-то, а именно я?
Почему ты всегда всем указываешь, что делать?
Мне нравится указывать людям, что делать, сказал Томас. Большое это удовольствие — быть начальником. Одно из величайших. Ты не согласен? сказал он Мертвому Отцу.
Это одно из высших удовольствий, сказал Мертвый Отец. Тут никаких сомнений. Офигенно, только мы по большей части людям об этом не сообщаем. Главным образом мы преуменьшаем наслаждение. Главным образом мы преувеличиваем страданье. Наслаждение мы держим при себе, у нас в сердцах. Время от времени можем кому-нибудь показать кусочек — приподнять уголок вуали, так сказать. Но делаем мы это лишь для того, чтобы засвидетельствовать удовольствие для самих себя. Полное разоблачение — вещь почти неслыханная. Томас преступно откровенен, по моему мнению.
Эмма закинулась глотком пива, затем глотком аквавита.
Ладно, Толстый Папик, сказала она, поучи-ка меня танцевать.
Что? сказал Мертвый Отец.
Эмма, облаченная в синие бархатные брючки, истертые до серебра там, где сидит.
Ты умеешь «брык-бедром»[33]?
Не умею.
Эмма начинает показывать. Части Эммы бедробрыкаются в разнообразные стороны.
Поразительно, сказал Мертвый Отец. Я помню.
Джули и Томас наблюдаючи.
Очевидно, что, если б не курбет судьбы, я была б его, а не твоею, сказала Джули. Живи я в его владеньях в то время, когда он ими управлял со всею тяжестью руки...
Козел он был, сказал Томас, это хорошо известно.
По-прежнему козлин. Тискает всякий раз, как дорвется.
Я замечал.
Предпочитает попу, сказала она, хватка у него там что надо.
Я наблюдал.
А в смысле скорей вербальных, а не физических знаков внимания он разнообразно предлагал растряхнуть простынки, нырнуть в потемки, подскочить на лесенку и поиграть в гусика с уточкой.
И ты отвечала?
С душераздирающей приятностью, как обычно. Все равно в нем что-то есть.
О да, сказал Томас, что-то в нем есть. Мне бы и помститься не могло это отрицать.
Властность. Хрупкая, однако присутствует. Он как пузырь, какой не хотелось бы чпокнуть.
Но не забывай, было время, когда отрезал он людям уши стамеской по дереву. Двухдюймовым лезвием. И не забывай, было время, когда голос его, голос простой, не звукоусиленный, твою голову способен был вывернуть наизнанку.
Белиберда, сказала она, ты распространяешь мифы.
Черта с два, сказал Томас. Так было.
Ты мне что-то не кажешься слишком уж изувеченным или поврежденным.
Бывают времена, когда ты не слишком сообразительна, сказал Томас.
Времена, когда я не слишком что?
Сообразительна, сказал Томас, бывают времена, когда ты не слишком сообразительна.
Ну и ну тебя нахуй, сказала она.
Ну и ну тебя нахуй, сказал Томас, бывают времена, когда я забываюсь и говорю правду.
Рохля, рохля, сказала она. Жалость к себе чудовищно непривлекательна.
Ох что ж черт ну да. Извини. Но я же действую, разве нет? А с таким же успехом мог сидеть дома, носить колпак с бубенцами и покупать лотерейные билеты в надежде на курбет судьбы, который изменит мою жизнь.
Я, сказала она. Я, я.
Это есть.
Ты и я, сказала она, суя руку к себе в ранец за кусочком бханга. Пожуешь?
Не сейчас, спасибо.
Ты и я, сказала она, мы с тобой.
Томас принялся считать на пальцах.
Да, сказал он.
И Эмма, сказала она. Я видела, как ты на нее смотришь.
Я на все смотрю, сказал Томас. На все, что передо мной. Передо мной Эмма. Стало быть, я смотрю на Эмму.
А она на тебя, сказала Джули, я кое-какие взгляды замечала.
Она недурна, сказал Томас.
Но мы, ты и я, друг другу не безразличны, сказала Джули. Факт есть факт.