Вдалеке грохнула дверь. Не успел Ванзаров поверить в чудо, как в зале появился господин массивного телосложения, сразу заполнивший собой все пространство.
– Вы откуда? – вместо «здравствуйте» брякнул Родион.
– Отлично. Блестяще. Я в полном восторге, да. – Гость водрузил походный чемоданчик на ближайший стол. – Выдергиваете почтенного старика из сладких снов и не желаете его принимать. Из-за вас сорочку шиворот-навыворот натянул.
Скажем прямо, ранний подъем не помешал старику облачиться в роскошный сюртук, благоухать ароматом коньяка, о запахе сигарок и говорить нечего. И даже жилетка с бутоньеркой были на месте. И сорочка почти свежая. Все ясно: не ложился, а был пойман у порога дома, по пути с кутежа.
– Это я отправил за господином Лебедевым от вашего имени, – встрял Курочкин с таким обреченным видом, словно был приговорен к расстрелу. А пулей больше или меньше – какая разница.
– Спасибо за усердие, Афанасий Филимонович, вы очень помогли, – искренне поблагодарил Родион. Но бедный Курочкин услышал ядовитую иронию и сник окончательно.
– Вы еще поцелуями обменяйтесь, очаровашки, – заметил Аполлон Григорьевич, хищно устремившись к телу. – Что тут за подарочек? Ух ты, какая штучка. Опять хорошенькая. Умеете, Ванзаров, трупы выбирать. Позвольте. Это как же такое соорудили? Честное слово, подобное вижу впервые. Надо будет статейку тиснуть. Это ведь человека четыре надо, чтоб держать за руки и ноги. Понимаю – на кол посадить, но как кол проглотить? Зрелище незабываемое.
И правда, редко когда на бильярдном столе находят женщину, заглотившую кий по самую рукоятку, так что конец торчит над носом.
– Примитивно, Аполлон Григорьевич.
– Да? Тогда расскажите, умник полуночный, как это удалось?
– Проще простого, – не чувствуя радости от победы логики над криминалистикой, ответил Родион. – Госпожа Незнамова умела показывать фокус наподобие глотания шпаги: открывала рот и опускала кий.
– До самого пищевода? – уточнил Лебедев. – Странно, что с такими манерами умерла только теперь. Лежа глотала?
– Видел один раз, тогда стояла в полный рост. Но здесь потолок низкий, кий невозможно поставить вертикально. Вот и легла на стол.
– Хотите сказать, сама?
– Судя по пустым стаканам и бутылкам, настроение было отличное. Неплохо бы выяснить, почему фокус не удался.
– Как прикажете, ваше благородие. Нам, старикам, любое дельце в радость. Ну-ка выпейте чего-нибудь в буфете.
Натянув перчатки и облачившись в глухой кожаный фартук поверх костюма, Лебедев занялся осмотром. В такой миг, когда гений берется за дело, посторонним следовало удалиться как можно дальше и вести себя как можно тише. А то ведь и по шее недолго.
Отведя в уголок едва живого Курочкина, Родион спросил вполголоса:
– Значит, когда вошли в залу, Блоха не шевелилась?
– Моя вина, ох, моя огромная вина, – запричитал филер.
– Проверили пульс?
– Ну что тут поделать. Еще теплая. А не дышит. И кровища хлещет.
– То есть была мертвой какое-то время. Может, пять минут, а может, полчаса.
– Так опозориться…
– Когда половой закричал, спутник Блохи уже ушел?
– Не знаю, как такое вышло.
– Значит, сыграли столько партий, что в зале остались одни, были последними.
– Ведь так сел, чтоб и муха не пролетела.
– Афанасий Филимонович, вы на службе, – строго сказал Родион. – Хватит скулить как баба.
Сказанное волшебным образом оживило филера. Словно стакан воды в лицо. Иногда так надо. Курочкин внутренне собрался, да и внешне вытянул руки по швам.
– Есть прийти в себя!
– Благодарю. Будем рассуждать логически.
– Так точно!
– Как знаете. Итак, проснулись от крика полового. Значит, никакого шума не было. Не могли же вы так глубоко заснуть на посту. Так, задремали самую малость. Логично предположить, что Блоха показала фокус по доброй воле и в отличном расположении духа. То есть умирать не собиралась. Что из этого следует?
– Не могу знать.
– Она хотела произвести впечатление на мужчину. На знакомого мужчину.
– Выходит, так.
– Заходил кто-нибудь в залу?
– Только уходили. Три стола. Всего одна пара играла. А больше посетителей не было.
– Бородина не замечали? – спросил Родион на всякий случай, не сомневаясь, что в это время получал от маэстро урок игры в пирамиду.
Курочкин только подтвердил очевидное.
– Вернемся назад. Блоха остановила мужчину на улице.
– Нет, ее остановили.
– Набросайте словесный портрет.
Курочкин пришел в себя. Неизвестный был описан четко и подробно: чуть ниже среднего роста, худощав, лицо несколько вытянутое, бороды нет, усы небольшие, нос прямой, губы тонкие, зачесан гладко, волосы темные, примерно двадцати пяти лет. Кое-как составив детали в подобие лица, что всегда трудно со слов, Родион спросил:
– Точно его раньше не видели?
– Ну, уж про это даже говорить неудобно. Если задремал, это не значит, что…
– В ваших талантах не сомневаюсь. Но все-таки хочу знать: в особняке Бородина или около этот господин не попадался?
Курочкин готов был присягнуть: Стручок не возникал в поле наблюдения.
– Господин Ванзаров…
Аполлон Григорьевич отставил руки в перчатках, словно балерина в па-де-де.
– Несчастный случай? – Равнодушие юному чиновнику явно не удалось.
– Как прикажете. Но есть несколько фактов, не позволяющих в это поверить.
– Обрадовали.
– Причина смерти, безусловно, видна невооруженным глазом. Но госпожа Незнамова погибла от удушения.
– Как это возможно?
– С таким предметом в теле – несложно. Но ей помогли. Умелая рука ударила по концу кия, чтобы пробить внутренности, при этом надавила так, чтобы палка сжала дыхательный канал до асфиксии. Барышня билась в тихих конвульсиях. Я бы сказал, почти бесшумных. Кровь пошла горлом, горло придавили. Даже пискнуть не могла. Хотя и дралась за свою жизнь.
– Есть следы?
– Под ногтями кусочки кожи. Преступник помечен: у него расцарапаны руки или лицо. Он ваш.
Как раз вовремя прибыла заспанная и крайне недовольная делегация от 2-го Московского. Городовой остался у входа, а дежурный чиновник только взглянул и принялся за протокол. Несчастный случай оформлять, что же еще. Ванзаров не встревал. Только попросил держать тело в мертвецкой участка.
Курочкин был отправлен в меблированные комнаты Худякова ждать и хватать любых гостей, при этом тщательно осмотреть комнату Липы. Филер поклялся, что оправдает доверие, искупит проступок любой ценой и все такое, и выскочил из трактира. А Родион, подхватив под локоток криминалиста, доверительно спросил:
– Могу рассчитывать на ваш талант и терпение в это прекрасное утро?
– Ванзаров, вы типичный жулик, – ответил Лебедев, подхватывая готовый саквояж. – Но с вами занятно. Ведите, юноша, к славе. Можно и по трупам, но только не хорошеньких барышень.
2
Развитие нравов дошло до того, что бесполезных людишек на помойку не выбрасывают, а отправляют в больницу для неимущих. Называют такие заведения больницами для приличия и красоты в отчетах господина градоначальника, и проходят они по статье «забота о народе». Нельзя же в официальном документе назвать их как есть – морилками. А так приличия соблюдены. Здоровым, а тем более живым такие больницы покидать не принято. Невежливо не помереть от врачебной заботы. Да и к чему жить одиноким старикам, солдатам-инвалидам, горьким пьяницам, покалеченным мастеровым и прочим отбросам общества. Отжил свое, хватит – отправляйся в больницу для неимущих и помирай на здоровье за казенный счет.
Обуховская больница была особо знаменита. Горожане знали: попал в Обуховку – обратно не вернешься. Для скорой кончины тут предусмотрели массу удобств: прогнившее белье, жуткий холод в палатах, из лекарств – одна касторка. Зато морг образцовый: большой, просторный, светлый, никогда не пустует. Одно удовольствие для студентов-медиков, режь не хочу, никто слова не скажет.
Двум ранним господам из полиции не удивились. Тут вообще редко чему удивлялись. Хмурый прозектор неопределенного возраста со следами глубокого человеколюбия на лице спросил, когда доставили, покопался в бумажках и указал на верхнюю полку, предоставив доставать, как господам будет угодно. Клиентов здесь хранили, как банки у запасливой хозяйки, на многоярусных стеллажах. Криминалисту следовало вскарабкаться метра на три и на плечах снимать тело. Но не тут-то было.
Продемонстрировав характер, а заодно и глотку, Аполлон Григорьевич заставил добыть санитаров с носилками и лестницей. Крошечное тело водрузили на мраморный стол, оскорбленный прозектор вышел вон. Родион, хоть и был неробкого десятка, стальное сердце и все такое, невольно жался к Лебедеву, и вовсе не от холода. Интерьеры музея мертвецов действовали угнетающе. И нечего стыдиться. Кто бы не оробел? Вот именно.
Из походного саквояжа вынырнул хитрый хирургический инструмент с загнутыми кончиками. Руки криминалиста облачились в резиновые перчатки. Мягким и не лишенным изящества движением Лебедев раздвинул складки кожи над левым глазом. Родион заглянул в черную, будто бездонную пропасть.
Реакция оказалась мгновенной. Аполлон Григорьевич впервые услышал, как в устах юного чиновника полиции звучит крепкое русское слово.
– А еще из приличной семьи, – с некоторым уважением заметил Лебедев. – Это на факультете классической древности таким оборотам учат? От меня ничего подобного набраться не могли. Да будет вам, Ванзаров, в нашей службе без этого нельзя.
– Я полный идиот, тупица, надутый, самодовольный осел, – сообщил Родион, переходя на литературный язык.
– Не спорю, порой вы редкий негодник, но зачем так убиваться. С этим живут.
– Ведь было же очевидно: песенка!
Лебедев искренне не понял. Пришлось напеть.
– Марфуша принесла ягодку. Ягодка – это глаз! Она в самом деле его принесла. Еще Курочкина корил за промах. А сам такое отмочил, что вам, Аполлон Григорьевич, в глаза смотреть стыдно.