Не способным поверить в произошедшее, сраженным горем родственникам важно было точно знать, как погибли их близкие: утонули, умерли от переохлаждения или от физической травмы. Семейство Шилдс довело дело до крайности и потребовало, чтобы тело эксгумировали. Они хотели, чтобы было проведено вскрытие. Добиться этого было не так уж легко. “Стоит ли говорить, – писал Фрост, – что это оказалось, по сути, задачей невозможной: разыскать врача зрелых лет и всеми уважаемого, чтобы тот анатомировал останки спустя семьдесят пять дней после кончины”{695}. И все же Фросту удалось найти двух врачей помоложе, готовых взяться за эту работу. О характере этого начинания можно было судить по заключению одного из врачей, доктора Джона Хиггинса, старшего хирурга Северной больницы графства Корк.
Вскрытие началось 23 июля, в 14.30, в похоронной конторе; на следующий день второму врачу предстояло произвести независимое вскрытие. Паяльщик вскрыл свинцовый гроб, в котором лежал Виктор Шилдс, и вскоре к запаху расплавленного свинца добавился другой. При этом присутствовал консул Фрост, однако Хиггинс отметил, что где-то на середине дела тот ушел, “когда его вызвали”.
При жизни, по оценке Хиггинса, Шилдс весил 14 или 15 стоунов, или около 200 фунтов. Теперь его тело находилось в “сильно разложившемся состоянии”, отметил Хиггинс. Это было преуменьшение. “Мягкие части лица и головы отсутствовали целиком, включая скальп, – записал Хиггинс. – Большая часть зубов отсутствовала, в том числе все передние. Кисти рук тоже отсутствовали, как и мягкие части правого предплечья. Задняя часть правой голени главным образом отсутствовала, как и часть левой. Гениталии сильно разложились, от них почти ничего не осталось”.
Мистер Шилдс лежал, глядя на них снизу вверх, жутковато осклабившись. “Я исследовал череп, – писал доктор Хиггинс. – Снаружи он был совершенно гол до нижней части затылочной кости”. Затылочная кость образует нижнюю заднюю часть черепа. “Я снял верх черепа и обнаружил, что мозг разложился до такой степени, что исследование было невозможным, однако оболочки остались целы”. Вынув мозг, он исследовал внутреннюю часть черепа. Никаких признаков переломов в основании и в шейном отделе позвоночника он не обнаружил. Это означало, что можно исключить смерть, вызванную падающими обломками или другим тупым ударом по голове. Переломов позвоночника он тоже не обнаружил, как и повреждений спины. По внутренним органам Шилдса также нельзя было определить, от чего он умер, зато они дали доктору Хиггинсу возможность взглянуть на то, что осталось от последнего обеда, съеденного им на борту Лузитании. “В желудке содержалось около пинты зеленой полутвердой массы, явно полупереваренной еды, однако воды как таковой там не было”.
Отсутствие ясной причины смерти вводило в недоумение. “По моему мнению, – писал Хиггинс, – на теле не имеется никаких повреждений, способных объяснить смерть. Признаков утопления нет; вероятно, смерть была вызвана потрясением или переохлаждением, вероятнее, первым. По содержимому желудка можно предположить, что смерть наступила спустя несколько часов после последнего приема пищи, возможно, от двух до трех часов”.
После всех стараний было вынесено заключение: “Причина смерти не установлена”. Другой врач пришел к такому же выводу.
Многострадального мистера Шилдса снова положили в гроб и отвезли в Америку. Консул Фрост в письме в Вашингтон оценил усилия, предпринятые полицией после обнаружения тела Шилдса. “Если бы наследники мистера Шилдса нашли возможным переслать сержанту и его коллегам сумму от двух до пяти фунтов за превосходное исполнение ими своих обязанностей, это был бы поступок весьма достойный и похвальный”.
От чего умер Шилдс, так и осталось загадкой, и семейство продолжало гадать, что за ужасы выпали на его долю. Та же участь постигла почти всех родственников погибших. Нет сомнений в том, что многих пассажиров смерть застала врасплох. Десятки матросов, находившихся в момент удара в багажном отделении, погибли мгновенно от силы торпедного взрыва, но, сколько в точности и кто именно, неизвестно. Некоторых пассажиров раздавило спускаемыми шлюпками. На тех, кто поплыл, падали стулья, ящики, растения в горшках и другой мусор, валившийся с палуб высоко наверху. Были еще и такие – самые невезучие, – кто неправильно надел спасательный жилет и оказались в воде вверх ногами, словно в какой-то дьявольской комедии.
Вообразим себе последние минуты семейства Кромптонов с детьми. Как спасти ребенка, не говоря уж о шестерых, особенно когда один из них – младенец, а одному – шесть лет? Никто из Кромптонов не выжил. Пятерых детей так и не нашли. Младенец, Питер Ромилли Кромптон, месяцев девяти от роду, стал телом № 214.
Председатель “Кунарда” Бут хорошо знал семейство Кромптонов. “Сам я пережил огромную личную утрату, – писал он в письме от 8 мая нью-йоркскому управляющему компании Чарльзу Самнеру. – Мы все как один испытываем одинаковые чувства в отношении этой ужасной трагедии, постигшей «Лузитанию», и пытаться выразить что-либо на бумаге совершенно невозможно”{696}. В ответ Самнер писал, что потерять корабль с таким количеством пассажиров – “горе, не поддающееся описанию”{697}.
В связи с тем, что в трех моргах было множество неопознанных тел, перед руководством “Кунарда” встала нелегкая задача, притом такая, решать которую следовало быстро. Тела – около 140 – начали разлагаться, а теплая весенняя погода ускорила этот процесс. Компания решила устроить массовое захоронение. Каждому телу полагался отдельный гроб; матерей с маленькими детьми положили вместе; хоронить всех решили в трех братских могилах, обозначенных буквами А, В и С, на Старом церковном кладбище, что на холме в предместье Куинстауна.
Назначили число – 10 мая, понедельник. Накануне солдаты весь день и всю ночь копали могилы, а похоронные конторы укладывали тела в гробы, как можно дольше не закрывая их крышками в надежде на то, что в последний момент кого-то опознают. Из-за нехватки транспорта гробы перевозили с раннего утра понедельника, а три гроба оставили, чтобы устроить настоящую погребальную процессию, которой предстояло начаться днем.
Скорбящие и любопытные приезжали на поезде. Лавки закрылись на весь день – задернули шторы и закрыли ставни. Капитаны кораблей приказали приспустить флаги. Пока процессия двигалась по Куинстауну, военный оркестр играл “Похоронный марш” Шопена. Возглавляли кортеж священники, среди них – отец Каули Кларк из Лондона, уцелевший в катастрофе. С ними шел и консул США Фрост. По всей длине маршрута стояли солдаты и горожане, обнажив голову в знак почтения. Они шли по дороге, которая проходила через ярко-зеленые холмы, усеянные дикими цветами, там и сям зелень прорезал цветущий ярко-желтый утесник. Небо было чистое, безоблачное, вдалеке, в гавани, на легком бризе покачивались суда. “Мирная картина, – писал один репортер, – ничем не напоминающая о недавней трагедии”{698}.
Процессия с тремя гробами прибыла на кладбище около трех часов и остановилась у края вырытых могил. Остальные многочисленные гробы, каждый из которых представлял собой продолговатый ромб из вяза, были аккуратно расставлены внутри могил в два яруса, с указанием номера тела и его местоположения, на случай, если фотографии и списки личных вещей, составленные “Кунардом”, впоследствии позволят кого-нибудь опознать, – тогда семьям будет, по крайней мере, известно, где в точности лежат их близкие.
Когда три гроба опускали в могилы, собравшиеся запели “Пребудь со мною”. Церемониальный взвод сделал оружейные залпы, а отряд горнистов сыграл “Конец пути” – сигнал к отбою в британской армии. Солдаты начали засыпать могилы. На фото видна группа мальчиков, стоящих на холмике выкопанной земли, – они с живым интересом наблюдают за работой солдат.
Церемония прошла хорошо, с достоинством и глубоко тронула присутствовавших, но это массовое захоронение обернулось душевными страданиями для родственников, которые с опозданием узнали о том, что тут погребены их близкие. По последним подсчетам “Кунарда”, около половины из этих безымянных погибших впоследствии опознали по личным вещам и фотографиям. Для некоторых семей мысль о том, что их родные покоятся вдалеке от них, была невыносима. Семейство Элизабет А. Секкум, тридцативосьмилетней женщины из Питерборо, штат Нью-Гемпшир, умоляло консула Фроста помочь им эксгумировать тело и вывезти его на родину{699}. Это было тело № 164, захороненное 14 мая в могиле В, шестой ряд, верхний ярус.
Фрост сделал что мог. Он рассуждал так: при таком расположении в могиле тело Секкум достаточно легко найти. Хотя транжирить государственные средства консул не любил, тут он предложил целых 100 фунтов на покрытие расходов.
Британское правительство готово было согласиться, но местные власти сказали нет, и их решению пришлось подчиниться. Отчасти свою роль сыграли местные предрассудки – “религиозные предубеждения”, как выразился Фрост, – но главное, власти не хотели создавать прецедент. Эксгумировать тела близких хотели бы по меньшей мере еще двадцать семейств – им отказали. Позиция местных властей, писал Фрост, “для меня необъяснима”.
Самое тяжкое бремя легло на родственников тех пассажиров и членов команды, чьи тела так и не нашли. В пропавшие без вести “Кунард” записал 791 пассажира; из них в конце концов были найдены лишь 173, около 22 процентов, а про 618 душ так ничего и не удалось узнать{700}. Еще меньше было сведений о команде – несомненно потому, что многие из них погибли в багажном отделении при взрыве торпеды.