Воорт обдумывает ее слова, но упрямо отвечает: «Записки об убийствах адресованы мне, а не классу».
Длинная пауза. Потом слова: «Почему вам?»
Воорт всматривается в экран. Курсор пульсирует над вопросительным знаком. Каждый электронный бит направляет стрелу вины Воорту в грудь, и в где-то в голове начинает медленно пульсировать боль.
«Я не знаю. — Он сразу переходит к следующей теме: — Вы слышали когда-нибудь о Габриэль Вьера?»
«Нет».
«Простите, что спрашиваю, но не пользовался ли ваш бывший муж услугами проституток?»
Воорт задерживает дыхание, боясь, как бы Марсия не начала сходить с ума, но он обязан был задать этот вопрос. В комнате напряженное молчание, слышен только шорох проносящихся мимо машин. Пустые ящики шкафчика для документов открыты, как будто если они выдвинуты, то внутри магически возникнет улика.
«Никаких проституток и никогда», — холодно, как кажется Воорту, отвечает Марсия.
«Благодарю вас. За границей бывали? Пользовались услугами бюро путешествий?»
«Нет. А что такое?»
«Знаете что-нибудь о Филиппе Халле? Вам знакомо это имя?»
Пауза.
«Филипп Халл консультировал Управление образования при составлении строительного плана».
— Опять строительство, — выдыхает Воорт и просит ответить подробнее. Стоящие сзади наклоняются ближе к экрану. Они совершенно спокойны.
Долгая пауза.
— Где она там? — говорит Ева.
Вдруг на экран врывается сплошной поток букв: «Обожеперила».
«Перила? Объясните». «СломалисьвНатанХейле».
«Сломались перила? Пострадали люди?» — спрашивает Воорт.
Ответа нет.
Воорт повторяет затаив дыхание: «Кто пострадал?»
Ничего.
— Подождите, я помню, — говорит Томми Динс. — Это произошло при прошлой администрации. В школе обвалились перила. Было большое внесудебное разбирательство. Погибло трое или четверо ребят.
— А ведь у Уэнделла вроде бы был сын школьного возраста? — еле слышно произносит Воорт. — Помните, это сказала Эстель Мур.
— О, черт! — говорит Ева. — Среди погибших был их ребенок.
Внезапно на экран вновь выливается поток слов: «Привет, меня зовут Роб Вайрт, еще один путешественник. Марсия плачет. Мы стараемся ее успокоить. Оставайтесь на связи».
Воорт посылает сообщение: «Что она говорит? Передайте точно ее слова. Печатайте, как она говорит».
«Онетобожеобожебожебожебоже».
«И все потому, что я не зашел в ту квартиру», — думает Воорт.
«ОстановитеуэнделлапожалуйстанетБенБенБен».
— Мы с шефом были тогда в Куинсе, — говорит Сантини, словно объясняя, почему они не узнали мгновенно о падении перил в Бруклине.
— Пресса не раструбила об этом, потому что удалось не предавать факт огласке. Это была школа Натана Хейла? — говорит Динс.
Воорт даже и не помнит такого происшествия. Может быть, он был в отпуске. Начнись судебная тяжба, сломавшиеся перила в школе оказались бы среди новостей на день-два или чуть дольше. Но в Нью-Йорке столько всего происходит… Эта новость, вероятно, просуществовала всего несколько дней, особенно если юристы оказались умелыми и соглашение сторон помешало разоблачению.
Он печатает: «Можете ли вы попросить Марсию вернуться к клавиатуре?»
«Она в истерике».
«Можете ли передавать ей вопросы?»
«Монахи кормят ее супом».
«Спросите, было ли судебное разбирательство».
«За ужином она что-то говорила о внесудебном соглашении. Проиграть…»
Связь прерывается.
Мики бьет кулаком по столу:
— Черт!
Предметы на столе подпрыгивают, а Воорт думает, что связь со строительством и обрушение лестницы так или иначе прояснятся в ближайшие несколько часов. Но проблема во времени.
— Постарайтесь вернуть ее, — говорит Ева.
— Нам нужны все отчеты по этому плану строительства, — произносит Воорт.
Сантини и Динс уже говорят по сотовым.
— А еще нам нужны рекомендации Халла и принятые на их основании решения правления, — продолжает Воорт.
Общий читальный зал главного здания Манхэттенской библиотеки на Пятой авеню очень большой и обшит деревянными панелями, ряды ламп с зелеными плафонами освещают длинные столы орехового дерева. Исследователи сосредоточенно изучают федеральные отчеты — штатов и городского правительства. Недавние публикации доступны в печатном виде. Все остальное — документы, которым более двух лет, — микрофильмы.
И вот три года назад Уэнделл сидит в центре зала, изучая три толстых отчета. Сердце бьется учащенно, глаза болят от напряжения — он сидит здесь семь часов не вставая.
Не так уж и трудно вычислить, с чего начать поиски, раз известно, что надо искать.
— Пятнадцать минут до закрытия, — объявляет служитель, лампы мигают и выключаются.
А Уэнделл сопоставляет отчеты, делая краткие записи в перекидном блокноте.
В первом отчете отражены первоначальные строительно-ремонтные планы Управления образования, работы по которым завершились в связи с жесткой экономией.
Во втором, пересмотренном отчете установлено, работы по каким объектам рекомендовано приостановить или вывести из плана в связи с отсутствием фондов их финансирования.
Из последнего отчета Уэнделлу становится ясно, какие работы пережили сокращение, какие компании исчезли и, что еще важнее, какие сохранили свое выгодное дело, после того как Халл за взятку подтасовал демографические данные.
В этих отчетах крутится два миллиарда долларов.
Теперь Уэнделл — осведомленный горожанин. Уэнделлу пришлось потрудиться, чтобы узнать всю подноготную, и это превратило простофилю в циника. Он изучает пустые заявления председателя Управления образования, рядом лежит фотография этого высокопоставленного лжеца. «В городе свыше миллиона школьников, — говорит председатель Уэнделлу, — и свыше тысячи ста школ, в которых преподают семьдесят пять тысяч учителей. Годовой бюджет города составляет девять миллиардов долларов. Ежедневная доставка школьников на занятия обходится налогоплательщикам в двадцать два миллиона долларов ежегодно. Одно обновление школьных лабораторий будет стоить свыше тридцати одного миллиона долларов».
«И это открывает всякого рода возможности для воровства», — думает мертвый, который теперь призван жить. Два миллиарда долларов дефицита? Сколько же миллионов из них было разворовано?
Уэнделл составляет таблицу. Из первого отчета он выбирает четырнадцать крупных строительных компаний, выигравших тендеры на контракты по сорока трем объектам запланированных работ, включая ремонтные работы в школе Натана Хейла.
Ко времени составления второго отчета сорок три объекта сократилось до семнадцати, хотя работы в школе Натана Хейла все еще считались достаточно важными и оставались в плане.
Еще одно предупреждение:
— Остается пять минут!
Уэнделл завершает перечень строительных работ, приведенный в третьем отчете, и вдруг — большой сюрприз! Четыре подрядчика сохранили за собой все свои объекты за счет того, что управление исключило из плана другие — вроде школы Натана Хейла.
— Библиотека закрывается!
Уэнделл с трудом осознает, что последние читатели встают, надевают плащи и направляются к выходу. У него все время перед глазами лестничная площадка третьего этажа во время перемены. Топот ребят по ступенькам. Шумный смех.
«О, Бен! Мальчик мой, мальчик».
— Сэр, с вами все в порядке? Библиотека закрывается, пора уходить.
Спустя десять минут он сидит на ступенях библиотеки, между каменными львами, глядя то на школьников с портфелями, стремительно вырывающихся из здания, то в перекидной блокнот на названия четырех строительных компаний.
Э.Р. Эмпко.
Пи энд Пи констракшн.
Виктор Дзенски констракшн.
Тинкер энд Уэдделл.
«Я перепугал Халла, и тот позвонил юристу, с которым встречался у карусели. Потом юрист, или кто-то другой, связанный с одной из этих компаний, послал ко мне человека, держу пари».
Позвонить в полицию?
Насколько далеко может зайти дело?
Сообщить в газеты?
«У меня нет доказательств».
И кто виноват — одна из компаний или все четыре? Уэнделл, узнав из десятка книг о строительном мошенничестве, смотрит теперь на ситуацию масштабно. «Искусственное завышение цен», как он выяснил, — это когда несколько подрядчиков тайно сговариваются поднять цены на одни работы, занизить на другие, что гарантирует всем участникам большую прибыль. Завышение цен означает наем ненужных работников. Добавьте махинации с бетоном и штукатуркой и взятки людям, которые помогают вам сохранить место у общественной кормушки.
«Теперь я преподал бы своему классу урок по гражданскому праву совсем по-другому».
Уэнделл маниакально вычисляет, стараясь предугадать следующий шаг, а сам тем временем поднимает гири, ест стероиды, пробегает трусцой мили, выписывает книги по инвестициям.
Спустя месяц нового режима книга «Моя жизнь. Личный взгляд» дает Уэнделлу мысль о том, как взяться за поиски людей.
«Я непременно вычислю всю систему.
Я обязательно разрушу ее».
Посетители «Нью-Йорк таймс», которые оказываются там впервые, уходят без впечатлений от этого большого газетного центра. Фасад здания покрыт копотью, вестибюль тесный, а выражение лиц сотрудников, снующих туда и сюда, угрюмое — словно, по их мнению, они заслуживают лучшей участи. А может, на лицах написан испуг, словно газетчики боятся, что у них украдут сенсацию.
Уэнделл ждет в мраморном вестибюле возле поста охраны. Здесь нет ни стульев, ни телефонов. Нет развешанных по стенам под стеклом статей, которые завоевали Пулитцеровскую премию. Нет фонтанчика для питья. Ничего впечатляющего о газете, переместившейся в Нью-Джерси.
Эти люди выглядят более разочарованными, чем учителя в школе Натана Хейла.
— Миссис Гарсия сейчас спустится, — говорит Уэнделлу охранник, вешая трубку.
Спустя несколько минут темноволосая круглолицая женщина в джинсах и репортерской курточке цвета хаки огибает лифты и, скрипя кроссовками «Рибок», большими шагами направляется к Уэнделлу.