Бесконечно текли секунды. Наконец я не выдержала и приблизилась к неизвестному. Подхлестываемое страхом и ядом сердце стучало так, словно хотело разбить грудную клетку и сбежать в одиночку.
Я сделала еще пару шагов, готовая в любой момент отскочить в сторону, как вдруг где-то наверху вспыхнули сразу несколько зеленоватых лампочек, и я остолбенела, не в силах выдавить из себя ни звука. Передо мной на железной решетке, больше похожей на раму для картины или приспособление для садовых растений, по которому они поднимаются к солнцу, цепляясь тонкими стеблями, висел Пава. Его тонкие, безжизненные кисти охватывали черные цепи и голова безвольно свисала на плечо. Я бросилась к нему, не зная, чем тут можно помочь. Его лицо закрывали слипшиеся, спутанные волосы. Я пальцами зачесала их назад, только теперь заметив длинную резаную рану, тянувшуюся от брови до виска. По всей видимости, она не была глубока и кровь уже потемнела и запеклась, но, боже, я не знала, как давно он был ранен, правая сторона белой рубашки потемнела от крови и прилипла к телу, на полу тоже были страшные пятна. Я пощупала пульс – Павел был жив! Сердце мое разрывалась от жалости и сознания полной своей беспомощности. На какое-то время собственные страдания отошли на второй план, я поискала на себе что-нибудь вроде шпильки, чтобы открыть замок (как это обычно делают в кино), и тут до моей шеи дотронулось что-то острое.
– Привет, Диана, – произнес спокойный, хорошо знакомый голос. – А я ждал тебя.
Лезвие исчезло, и я обернулась, загораживая собой любимого.
– Ты, вероятно, хотел, чтобы я клюнула на письмо, что написал по приказу Зерцалов, и уехала отсюда?
– Ну что ты, дорогая? – Шоршона отступил на шаг, разглядывая меня. – Я прекрасно знаю все, на что ты способна, мне известно, как движутся мысли в твоей черепной коробке и что ты правильно прочтешь мое приглашение и явишься сюда. – Он усмехнулся и одной рукой поправил очки. Я заметила, что его волосы были совершенно седыми…
– Сначала отпусти Павла, он тебе не нужен. А потом делай со мной все, что хочешь! – выдохнула я.
– Да уж точно не нужен. Одного не пойму, как ты могла связаться с таким ничтожеством, как Зерцалов?
– Отпусти его! Не видишь – он нуждается в помощи!
– Отпустить? Чтобы вы сбежали вместе?
– Я не сбегу… скорее, Слава!
Паша застонал, и я обняла его, в то время как Шоршона забежал за решетку с другой стороны.
– Ты должна дать слово, что будешь покорна мне во всем.
– Прежде всего ты отпустишь Павла и позволишь мне вызвать врача.
– Вот еще! Ты думаешь, что говоришь?!
– Я позвоню своему врачу и скажу, что произошел несчастный…
– Не глупи! Я раскую его и, когда все будет сделано, обещаю довести до первой попавшейся больницы, если ты так этого хочешь.
– Но помощь ему нужна сейчас! Или ты боишься Павы? – не унималась я, непроизвольно гладя длинные волосы моего принца.
– Вот еще! Но мне надоело спорить. – Он взял ключ и отомкнул замочек на правой кисти, отчего Зерцалов застонал и всем телом повис на левой руке. – До пяти считать умеешь? – Шоршона помахал перед моим лицом тонкой кистью Павла и, потянув за указательный палец, приставил нож, намереваясь сходу перерезать сухожилие.
– Нет! Не надо! Я все сделаю!
– Хорошо. – Он протянул руку, и я не без колебаний подошла ближе. – Но только сначала освободи Пашу, а то я боюсь, как бы ты не приковал нас рядышком.
Слава пожал плечами и расстегнул второй браслет. Пленник повалился на пол, и Шоршона, не глядя перешагнув через него, направился ко мне.
– Но ты… ты обещал вызвать врача. – Я отступила, косясь на нож.
– Когда все будет закончено. Но не думай, что я буду теперь гоняться за тобой. – Он одним движением повернулся к Зерцалову и, потянув за волосы, приподнял его голову на несколько сантиметров над полом, после чего вопросительно посмотрел на меня.
– Хорошо.
Сверкнул нож, и Слава отсек длинную черную прядь волос, за которую только что держал. Я услышала стук и хотела вновь броситься к Павлу, но Шоршона не дал мне сделать этого.
– За тобой остался должок, Дианочка, и я намерен получить его с процентами. Пятясь, я наткнулась на неизвестно откуда взявшийся верстак, оказавшийся на месте нашего с принцем ложа. До этого момента я почти что была уверена, что он хочет получить меня, но сейчас… Я оглянулась и тут же моя рука угодила в немедленно захлопнувшийся капкан. Острые зубья пронзили кожу на запястье, я закричала, пытаясь избавиться от проклятой штуки, но Владислав уже подскочили, схватив меня за другую кисть, быстро зашептал, брызгая слюной.
– В тот последний вечерок пять лет назад ты сломала мне руку. Поэтому сегодня я намерен поломать тебе обе.
– Нет! – я кричала, забыв обо всем и содрогаясь всем телом, предчувствуя новую боль. – Не надо, Слава! Я же и так умираю! Уже скоро! Ну, не надо! Я же не хотела… Я спасала себе жизнь, я сопротивлялась!..
– А не должна была. Я придумал тебя, сделал такой, какая ты сегодня, а ты предала меня! Ты решила, что можешь жить, когда я велел тебе умереть, что можешь пересилить судьбу. Ты – взбесившаяся марионетка – чудовище, которое я вызвал к жизни и теперь должен уничтожить! Ты и только ты расстраивала все мои блестящие планы, ты смогла даже изменить Паву, внушив ему, что он не то, что есть на самом деле. Что он, смешно сказать, мужчина. Нет, нет и нет! Мне нравилось играть с тобой, ты была сильнее и лучше Маргариты, ее любовницы Татьяны, глупого коллекционера, комнатного ничтожества Зерцалова. Но теперь ты перешла уже все дозволенные пределы. Поэтому я сломаю свою марионетку и выброшу, как старый хлам. А твой муженек, он тоже получит свое, когда мы докажем, что это он убил свою собственную жену и…
Он вдруг резко замолчал и навалился на меня, ткнувшись потным лицом мне в щеку. Я закричала и тут же увидела Павла, сжимавшего в руках трехрожковый канделябр, один из тех, что так нравились божественному маркизу.
Шатаясь, он подошел к нам почти что вплотную и, взяв Шоршону за шкирку, стянул его на пол. Я услышала глухой звук упавшего тела, и тут же ко мне вернулась боль.
Как во сне, Зерцалов опустился перед Славой на корточки и, чуть-чуть повозившись, показал мне ключ.
Я подумала, что наивно предполагать, будто все приспособления для пыток в этом доме открывались одним способом, но Паша не знал этого и чудо свершилось.
Я хотела только одного – чтобы боль прошла любой ценой, только бы прошла.
Вместе мы сковали бесчувственного Шоршону, воспользовавшись цепями, на которых всю ночь висел раненый Пава.
Мысль отправить Владислава в милицию или психушку казалась отвратительной, но единственно верной. Перспектива жизни в вечном ожидании нападения или яда, мягко говоря, не была привлекательной. Потому, наверное, я застегивала браслеты на его руках и ногах с каким-то просто физическим наслаждением.
«Надо бы вызвать Линду, – вяло от предчувствия очередного приступа слабости соображала я. – Ведь предсказание сбылось – мы с Зерцаловым задержали убийцу, в какой-то степени Павла спасло именно то, что около письма он оставил заветную ручку… И еще, еще Линде непременно надо теперь посмотреть на дом, который она видела в медитации, загородный дом Белкиной и Шоршоны!
Ведь именно его она описала: лебяжье ложе и зеркальный зальчик. Слава богу, что я вспомнила об этом сейчас, а не когда разбиралась в своих эротических видениях».
В этот раз слабость накатила на меня, едва только я справилась с путами Шоршоны. Мир качнулся, в последнюю минуту я инстинктивно отстранилась от Владислава, по-рачьи пятясь назад и ища в пустоте заботливые руки Зерцалова.
Принц выволок меня из зала. У зеркальной стены мы лишились последних сил. Яд совершал очередную атаку, я прижалась лицом к холодному паркету пола, борясь с наползающим кошмаром, как вдруг Зерцалов резко вскочил на ноги и подошел почти что вплотную к зеркалу. От неожиданности я приподнялась на локтях, ища, что же так взволновало моего принца.
– Черт возьми! Диана! Он же меня изуродовал! Этот псих! Ты только посмотри! – Павел с возмущением ткнул в свой рассеченный лоб, и тут же скривился от боли и заплакал. – Подлец! Кто меня теперь полюбит? Кому я нужен?!
– Мне нужен, я люблю.
Реальность ускользала, множась и тут же теряясь в лабиринтах зеркал. Зерцалов приподнял меня с пола.
– И главное, ты не знаешь, зачем этот извращенец мне прическу попортил?
– Ничего… вырастут.
– Слушай, Диана… а мы ведь все правильно сделали… гм… в этом сне.
– Во сне? Почему во…
Принц остановил мой вопрос поцелуем.
– Потому что это был сон. И теперь мы проснемся в своих постелях и…
– Но если ничего не изменилось, то я не хочу просыпаться!
– Все зависит от нас одних. Поверь, мы нашли и полюбили друг друга во сне. А теперь нужно сделать над собой еще одно усилие и остаться верными этому чувству в жизни.
Внезапно стены заплясали с удвоенной силой, и я почувствовала, как кровавый туман, захлестнув меня с головой, потащил за собой в разверстую бездну ужаса.
Возможно, мой обморок не был бесконечно долгим, несколько раз я словно вырывалась на поверхность, чтобы отыскать в нарастающем отчаянии руку любимого.
Сквозь сон я слышала, что явился старик-сторож и Пава велел ему разогревать мотор, а сам отзвонил Линде, попросив ее опять прикрыть наши задницы перед милицией и деть куда-нибудь скованного по рукам и ногам Шоршону.
А затем, должно быть, вытащил меня из дома. На наше счастье, сосед оказался не только великолепным механиком, но и шофером от бога.
Потом я провалилась в сон, беспокойный и полный ожиданий, как сама жизнь. По какому-то состоянию, посетившему меня в первые же моменты видения и не покидающего до самого пробуждения, я догадалась, что это один из тех снов, которые призваны изменять жизнь, мало этого, вдруг мне стало ясно, что он и последний мой сон, потому что я уже не могу жить по-прежнему, в вечном ожидании любви. Не могу также, как нежелаю проводить время, убивая его с нелюбимыми, имя которым легион! Не хочу!