‒ Погоди-погоди. ‒ Она шлепнула меня обеими руками. ‒ Прекрати, тупой ты великолепный громила. Я сама.
Я убрал руки, пытаясь не рассмеяться, но это мне удалось с трудом.
‒ Прекрати смеяться надо мной!
‒ Прости, просто это забавно. Ты забавная, но это так мило.
Наконец, она справилась с рубашкой и окинула меня печальным, полным тоски взглядом.
‒ Я не должна быть забавной. Я должна быть сексуальной, ‒ скорбно пожаловалась она. ‒ Предполагается, что я должна быть замужем. Я сейчас уже должна быть замужем! Предполагалось, что это Майкл разденет меня. И именно его член должен был быть во мне прямо сейчас, но вместо этого я здесь бухая, с разбитым сердцем, и хотела бы, чтобы это ты был во мне, и мне все равно, потому что Майкл ‒ МУДАК!
Она выкрикнула последнее слово так громко, что я вздрогнул.
Я заставил себя проигнорировать одну фразу из ее монолога, ту конкретную, которая действительно что-то значила... угадайте какую. Я осторожно погладил ее по щеке.
‒ Ты сексуальная, Дрю. Мне жаль, что твой тупоголовый жених разбил тебе сердце. Он просто последняя сволочь, и тебе без него лучше.
Она вновь захихикала.
‒ Хочешь, расскажу, почему Майкл ‒ мудак?
‒ Он продинамил тебя?
Она мотнула головой из стороны в сторону широким, подчеркнуто небрежным жестом.
‒ Нееееет. Он трахал мою подружку-свидетельницу прямо перед чертовой свадьбой. И ее зовут Тани! Кто, черт возьми, называет своего ребенка Тани? Ее родители хотели, чтобы она была шлюхой? Ну так вот, получите шлюху. И она шлюха. Ну, я уверена, есть хорошие, нормальные, нешлюховатые девушки, которых так назвали, уж извините ‒ я имею в виду... Тани ‒ дерьмо. В общем, я имею в виду, что очень жаль всех приличных девушек в мире по имени Тани, ведь считается, что все они шлюхи. Но она ‒ шлюха. Она трахала моего жениха в день моей свадьбы! Кто так делает? Тани так делает, потому что она шлюха! Пошла ты, Тани, чертова шлюха.
Она уставилась на меня, ее зрачки не могли сфокусироваться, а потом Дрю ухмыльнулась, будто я пропустил какую-то шутку.
‒ Ты слышал, что еще я сказала? Я сказала, что хочу, чтобы твой член был во мне, твой, а не Майкла. Готова поспорить, у тебя о-о-ооочень большой член, самый большой, самый крупный, самый красивый член из всех, правда? Так и есть, точно. И если бы я не была полностью раздавлена и не должна была быть замужем ПРЯМО СЕЙЧАС, я бы трахнула тебя так, что ты даже и представить себе не можешь. Ты. Даже. Не. Представляешь!
Она ткнула указательным пальцем мне в грудь.
‒ Ты все понял?
Я вздохнул, пытаясь справиться с собой.
‒ Да, Дрю, я все понял.
‒ И?
Я нахмурился.
‒ «И», что?
‒ Я права?
‒ На счет чего?
Она указала на мой пах.
‒ У тебя самый огромный член из всех, что я когда-либо видела?
Мне чертовски сильно хотелось продемонстрировать ей, какой у меня на самом деле член, ведь несмотря на всю ситуацию, я так возбудился, что это даже причиняло боль.
‒ Никто не жаловался. Но пока, думаю, тебе стоит поспать.
‒ Одной.
Я кивнул.
‒ Да, одной.
‒ Ладно.
Она плюхнулась на подушки, я вытащил из-под нее одеяло и укрыл ее. Я подходил к двери, когда ее сладкий сонный голос остановил меня.
‒ Знаешь, что хреново, Себастиан?
‒ Что же?
‒ Ты все это будешь помнить завтра, а я нет.
Она попыталась указать пальцем на меня, но промахнулась и, вместо этого ударилась им о кровать.
‒ Или, по меньшей мере, я надеюсь, что ничего не запомню. Надеюсь, и ты тоже, потому что я просто в хлам. Надеюсь, я проснусь с амнезией. У тебя нет лишней амнезии для меня?
‒ Нет. А если бы была, я бы не поделился.
‒ Почему? Я не хочу ничего помнить. Ничего из этого.
‒ Потому что «забвение» ‒ это просто отговорка, а ты, ангелочек, куда сильнее таких вещей.
‒ Откуда ты знаешь?
Я щелкнул выключателем, услышав, как она засыпает.
‒ Сразу видно. А теперь спать. Здесь тебе ничего не грозит.
‒ Это потому что ты громила, а с громилами никто не трахается. Правда, ты сексуальный громила. Чертовски сексуальный громилище.
Становилось все интереснее.
Я оставил ее посапывать с мусорным ведром под рукой и пошел в свою спальню.
Запер за собой дверь. Закрылся в ванной, разделся, включил душ и приказал себе перестать думать о ней.
Но это было бесполезно.
Я встал под душ и боролся с этим, пока мыл голову. Боролся, пока смывал с себя мыльную пену.
Она была всем, что я мог видеть. Что мог вдыхать. Всем, что я мог чувствовать. Я мог нарисовать каждый дюйм ее обнаженного мокрого тела; я почти ощущал ее влажную тугую киску, принимающую мой член, в то время как я входил в нее. Я практически слышал ее сексапильный, игривый смешок, в то время как я бы дразнил ее. Черт, черт... она была бы так возбуждена, я бы ощущал ее как... Господи, как никого до этого. Я просто знал: трахнуть ее было бы незабываемо. То, как бы она двигалась подо мной, на мне, то, как бы она хныкала и стонала, и умоляла меня трахать ее еще жестче...
Мой член пульсировал у меня в кулаке, пока я ласкал себя, думая о Дрю, воображая ее влажную кожу, ее мокрую киску, вбирающую каждый дюйм моего члена. Я знал, что мой детородный орган на самом деле был бы самым длинным, крупным и жестким из всех, что были в ней. Я бы трахал ее, пока мы оба не сошли бы от этого с ума.
Я так возбудился, что думал, ослепну, пока кончаю, до тех пор пока я не обмяк и мне не пришлось прижаться к стенке, чтобы оставаться в вертикальном положении.
Я был чертовым ублюдком.
Потому что знал: я снова буду дрочить на Дрю, и буду делать это часто.
Я просто не мог ее тронуть.
Вы не трахаете разбитые сердца: они прикипают к вам, а я не связывался с таким типом девушек.
Ни за что, особенно с семью братьями, которые собирались обрушиться на меня.
Что, кстати, породило один очень насущный вопрос. Нас будет восемь, и где все мы будем спать? По факту, мы вчетвером не влезали в комнату еще будучи детьми. Сейчас мы все большие дядьки, которым нужно много места, а эти комнаты хоть и не самые маленькие, точно не подходили для восьми здоровых мужчин. Даже если я пожертвую своей собственной комнатой, отчего я был вовсе не в восторге. Черт, да никто из нас не был бы.
Что за черт, отец? Я не отказался бы от помощи в баре, однозначно... но тем не менее. Какого черта?
ГЛАВА 5
Дрю
Голова раскалывалась, а во рту ужасно пересохло к тому времени, как я проснулась.
Что за черт? Где я? И что произошло?
Я ничего не могла вспомнить. В каком-то смысле это было даже хорошо.
Я попыталась снова уснуть, но, как правило, если проснулась, то было уже не важно, насколько я устала, была пьяна или страдала от похмелья, уснуть уже не могла.
Кровать была неудобной, значит, она была не моя. Слишком жесткая, простынь была постелена не так, одеяло пахло чем-то чужим, подушка была слишком плотная и тоже чем-то пахла. Я с душевными муками еле открыла глаза и несколько минут смотрела в потолок, и это была ошибка, так как он также подтвердил то, что я была не дома. Потолок был покрыт белой штукатуркой, без потолочных плинтусов, чтобы сделать плавный переход на стены. Дома, в Сиэтле, потолок был гораздо выше и выполнен в стиле промышленного шика ‒ с черными металлическими стропилами и кирпичными стенами.
Повернувшись на другую сторону, я увидела свое спасение: литровую бутылку воды и две таблетки аспирина. Рядом лежала записка.
Написанная мужским почерком, быстро и небрежно, но разборчиво:
«Дрю,
Готов поспорить, что тебе сейчас очень плохо. Выпей всю бутылку воды и аспирин, а потом спускайся вниз. Приготовлю тебе завтрак.
И хочу, чтобы ты знала, здесь мой брат, и он самый страшный уродец в мире, будь осторожна. И он абсолютный мудак, не жди от него хороших манер, в последние годы он ведет себя словно настоящий засранец. Его зовут Зейн, и он отстанет, если не обращать на него внимания. В отличие от меня.
И еще кое-что: мой знакомый владеет прачечной, поэтому твое платье у него, он там поколдует над потеками грязи. И еще, у меня есть знакомая, которая владеет магазином подержанной одежды, поэтому она привезла тебе сменку. Без понятия, какой у тебя размер, поэтому назвал размер твоего платья, и она подбирала одежду по нему. Надеюсь, все подойдет.
И последнее, похоже, я ничего не помню о прошлой ночи. Наверное, из-за виски. Так что не волнуйся: мы с тобой оба нихрена не помним.
Себастиан.
P.S. Ты просто очаровательная, когда спишь. И ты храпишь».
Черт.
Черт.
ЧЕРТ.
ЧЕРТ.
Я все вспомнила. Все и сразу, словно поезд привез груз переживаний и смущения.
Видео на телефоне Эрика, в котором Майкл трахал Тани в примерочной незадолго до того, как должен был сказать мне «Да» у алтаря.
То, как я напилась с друзьями отца ‒ копами.
Буквально запрыгнула в первый попавшийся самолет и предложила пилоту любые деньги, чтобы он отвез меня туда, куда он направлялся.
И пункт прибытия назывался Кетчикан, штат Аляска.
Спотыкаясь, наполовину пьяная и наполовину уже с похмелья, я ввалилась в дешевый бар на пристани и опять напилась с самым сексуальным мерзавцем из тех, кого когда-либо встречала.
Кто без конца подливал мне скотч.
Кто накормил меня вкусной едой.
Кто вытащил меня из грязи.
Раздел.
Отправил под душ.
Уложил спать.
И даже не воспользовался положением.
Даже не смотря на то, что я говорила ему, в чем была абсолютно уверена, что у него наверняка был самый огромный член, и как я хотела, чтобы он был во мне.
А после этого... потом... он оставил мне воду, аспирин и милую записку.
И отправил мою одежду в химчистку.
И достал другую одежду.
И приготовил мне завтрак.
Возможно, виной всему было похмелье, но мне хотелось плакать от заботы, которой он меня окружил.