Почти все люди, в большей или меньшей степени, не самодостаточны. Поэтому они пребывают в состоянии постоянного поиска объекта (любви), который находился бы в их распоряжении.
Выявление подобных деформаций собственного «я» является делом чрезвычайной сложности, поскольку они не очевидны. Здесь на сцену выходит то, что Хабермас[3] еще в 1970 году назвал «замаскированным самосознанием». Оно побуждает нас на протяжении всей жизни вспоминать душевные травмы, переживать их снова и снова. Это побуждение так хорошо маскируется посредством сменяющих друг друга инсценировок, что мы зачастую не замечаем его.
Если, к примеру, все мужчины, появляющиеся в жизни женщины, неизменно исчезают через несколько недель, можно говорить о том, что в силу случайного совпадения ей попадаются исключительно такие особи, которые неспособны к долгосрочным отношениям. Однако можно говорить и о том, что эта женщина своими неосознанными действиями неизменно отталкивает их от себя.
«Замаскированное самосознание» побуждает нас на протяжении всей жизни вспоминать душевные травмы, переживать их снова и снова.
«Замаскированное самосознание» побуждает ее снова и снова переживать боль – к примеру, боль брошенного отцом ребенка. Только повторяющиеся переживания, связанные с уходом партнера, способны уменьшить ее душевные страдания. При этом ее довольно неуклюжие и ни в коей мере не осознанные действия уязвляют мужчин. Она рассказывает о своих бывших партнерах, о бившей через край сексуальной жизни, вспоминает всевозможные малоприятные истории, делает страшные признания, произносит сомнительные остроты. Многие женщины после этого чувствуют, что вели себя глупо, им становится стыдно, но они не в состоянии объяснить причину такого «выплеска».
Неуверенность в себе, возникающая вследствие неудач в любовных делах, порождает страх. Но почему женщина так боится того, кого желает или любит? Ее страшит не мужчина, а сама любовь. Практически ни одна из женщин, с которыми я беседовал, не обладала способностью испытывать в полной мере какие бы то ни было эмоции. Одна собеседница поведала мне, что ей недоступны такие чувства, как скорбь и сострадание. К примеру, на похоронах ей приходится копировать манеру поведения других участников траурной церемонии или воспроизводить стереотипы проявления сочувствия из фильмов, чтобы соответствовать ситуации.
Если, к примеру, все мужчины, появляющиеся в жизни женщины, неизменно исчезают через несколько недель, можно говорить о том, что это женщина своими осознанными действиями неизменно отталкивает их от себя.
Одиночество – это не свобода. В детстве оно приводит к отчуждению, а впоследствии – под воздействием процесса социальной адаптации подростка – к маскировке собственного «я». Отчуждение способствует образованию в душе маленького тайника, где хранится боль. Подобный тайник имеется у каждого человека, но у тех, кто испытал отчуждение, он полностью заполнен. Нередко в нем содержится целый архив потерь, понесенных собственным «я». Источником его пополнения являются равнодушие окружающих и душевные травмы – равно как унижения и страдания, причиненные садистским отношением, которое скрывалось за завесой фальшивого доброжелательства. Нечто подобное описывает Герман Гессе в автобиографическом рассказе «Детская душа».
Все мы постоянно пытаемся очистить этот архив, снова и снова воссоздавая ситуации, которые провоцируют возвращение болезненных переживаний в различных вариациях. «Вспоминаем, повторяем, переживаем вновь», – писал Фрейд в своей знаменитой статье в 1914 году. Душа с невероятной точностью отыскивает людей, способных вызывать эти болезненные переживания. Людей, которым не только отводится без их ведома определенная роль, но которые в силу своей предрасположенности подходят для участия в этой игре и подсознательного исполнения отведенной им роли (на фоне историй собственного прошлого).
Человеку свойственно перенимать образцы поведения и эмоциональные установки своих родителей на подсознательном уровне.
Человеку свойственно перенимать образцы поведения и эмоциональные установки своих родителей на подсознательном уровне. Чувствующая себя брошенной мать переносит свои эмоции и соответствующее поведение непосредственно на ребенка – даже если у нее при этом совершенно противоположные намерения. Это имеет далеко идущие последствия. Например, если мужчина сталкивался в детстве с равнодушием со стороны матери, что причиняло ему душевную боль, он ищет таких женщин, которым может снова и снова мстить за эту боль. При этом сам факт – причина пренебрежительного к нему отношения матери – остается хорошо зашифрованным. Таким образом, в этом случае мы имеем дело с замаскированной навязчивой идеей повторения переживаний, в которой проявляется разрушенное собственное «я».
Существуют некоторые свидетельства, позволяющие определить, какие переживания выпадали в прошлом на долю человека, и даже ключ к их расшифровке. Так, презрение является наиболее распространенной и самой эффективной формой маскировки собственного бессилия. Оно представляет собой непосредственное выражение скрытой слабости. Но есть и другие механизмы защиты собственных чувств.
• Отрицание (собственных страданий).
• Перенос (не мой отец, а мой друг причинил мне боль).
• Идеализация (жесткость отца делает меня сильнее).
• Рационализация (я обязан воспитывать своего ребенка).
Механизмы маскировки, отрицания и утаивания служат одной-единственной цели: превращению собственных пассивных страданий в активное поведение. В большинстве случаев основной причиной такого поведения является отсутствие объекта чувств, в особенности объекта любви.
Презрение является наиболее распространенной и самой эффективной формой маскировки собственного бессилия.
Итак, выбор партнера непосредственно связан с характером «первичного объекта». У Кристин, подруги Клауса, таким объектом был отец. В результате отношение к Клаусу у нее было весьма противоречивым. Попавшая в подобную ситуацию женщина выражает свои чувства следующим образом: «Я не могу жить ни с ним, ни без него». Бесконечные расставания, за которыми следуют примирения, и отнюдь не противоречащая этому сильная привязанность к партнеру являются свидетельством инсценировки «брошенности», свидетельством наличия мании. Женщина мучительно боится потерять партнера, то есть заместителя отца. С другой стороны, в ней вновь пробуждается укоренившееся еще в детстве чувство безысходного одиночества. Это выражается в неожиданных и беспричинных, с точки зрения партнера, вспышках гнева и бесконечных упреках в безразличии с его стороны.
Страдания Кристин были интроекцией[4] отцовского презрения и безразличия. Затаенная боль выливалась у нее в чувство, которое она сама называет «духовным уничтожением». Одновременно с этим она выражала по отношению к Клаусу, объекту своей любви, презрение, хорошо замаскированное под совершенно противоположное чувство смирения и покорности. По сути дела, отец еще в детстве разрушил ее эмоциональную сферу. Выбирая партнера, Кристин с неизменным упорством искала не того, кто мог бы разобраться в ее проблеме. Она искала такого человека, который точно так же, как отец, не имел бы возможности войти в ее положение, понять ее, откровенно поговорить с ней. Клаус же с не меньшим упорством искал женщин, которые, казалось бы, желали его, но в глубине души отвергали. Его собственная мания – стремление к независимости – побуждала его из раза в раз повторять попытки сделать невозможное возможным.
Таким образом, встреча Кристин и Клауса была заранее обречена на неудачу. Они признавали друг за другом определенные достоинства, и в этом смысле между ними царило «согласие». Но спираль взаимных противоречий и разрушительных маний раскручивалась все сильнее и сильнее. В литературе подобная ситуация описывается как отношения двух партнеров, которые страдают расстройствами, связанными с нарциссизмом, и склонны к депрессии.
Под занавес отношений, когда боль расставания, преследовавшая Клауса на протяжении нескольких месяцев, немного утихла, он прислал Кристин сообщение по электронной почте:
«Желаю тебе, чтобы ты была свободна. Не от моей персоны, а от объекта, которым я для тебя являлся».
Из истории Кристин и Клауса можно сделать вывод, что каждый из двух партнеров привносит с собой в отношения груз детских переживаний и опыт предыдущего общения с разными людьми, которые вели себя совершенно по-разному. В партнерских отношениях каждый является для другого «объектом» и исполняет определенную роль, которую тот (без ведома партнера) ему отводит. Поэтому один и тот же мужчина для одной женщины может быть «мерзавцем», а для другой на первый план выходят совсем иные его черты.
Каждый из двух партнеров привносит с собой в отношения груз детских переживаний и опыт предыдущего общения с разными людьми.
Признаком проблемных отношений, в которые решительно вторгаются прошлые негативные переживания, служит взаимное убеждение: мы искренне любим друг друга, и все же нам очень трудно вместе. Паре свойственно как взаимное притяжение, так и взаимное отталкивание. (Такие проблемы гораздо глубже проблем поверхностного общения, обсуждаемых в первой части этой книги.)
При этом не имеет никакого смысла выискивать совершенные партнером ошибки и возлагать на него ответственность за ссоры и расставания. Единственная возможность развязать этот узел эмоциональной путаницы заключается в том, чтобы каждый партнер идентифицировал проблему своих отношений с родителями в детстве (если именно она определяет его поведение) и преодолел ее.
Возможно это только в случае интеграции, а значит, выявления и признания разрозненных и замаскированных элементов собственного «я». Другими словами: нужно вынести из архива старые папки и навести порядок в его помещении. Только так мы сможем осознать и признать собственную жизнь, собственное «я».