то так и не выучилась этому на танцевальных уроках. Тут она проснулась.
В город она пошла сразу после завтрака, на поиски «приходящей». На Маркет-стрит случилось то, что побудило ее ехать в Сент-Энн немедленно, поездом на 10:23. У тротуара стояла большая машина. Когда она поравнялась с ней, из магазина вышел человек, пересек ей дорогу и заговорил с шофером. Даже в тумане она рассмотрела его, очень уж он был близко. Она узнала бы его везде: ни лицо Марка, ни собственное лицо в зеркале не было ей теперь так знакомо, как эти восковые черты, пенсне и бородка. Ей не пришлось думать о том, как быть. Тело само направилось к станции. Она боялась до тошноты, но гнал ее не страх. Она просто не могла находиться поблизости от этого человека. Ее трясло при одной мысли о том, что она могла до него дотронуться.
В поезде было тепло и пусто, и ей стало легче, когда она села на скамью. Медленное движение сквозь туман почти укачало ее. О Сент-Энн она не вспоминала, пока не приехала; даже взбираясь на холм, она думала не о том, что ей делать, что сказать, а о Камилле и о м-сс Димбл. В душе ее всплывали прежние, детские ощущения. Ей хотелось к хорошим людям, туда, где нет плохих, и это разделение казалось теперь более важным, чем все другие.
Она очнулась, когда заметила, что здесь, на дороге, слишком светло, намного светлей, чем в городе. Неужели деревенский туман реже городского? Воздух был уже не серым, а ясно-белым; еще дальше она увидела что-то синее наверху и тени деревьев внизу. Потом ей открылось безбрежное небо и бледно-золотое солнце. Оглянувшись, она увидела, что стоит над туманом, на зеленом островке. Он был не единственный — вон тот, к западу, этот холм над Сэндауном, где они с Деннистоунами устроили пикник, а к северу — большой — это почти гора, с которой и течет их речка. Джейн глубоко вдохнула воздух. Ее поразило, что над туманом — так много земли. Внизу все эти дни люди жили, словно в каморке, и она забыла, как велико небо и как далек горизонт.
7. ПЕНДРАГОН
Еще не дойдя до дверцы в стене, Джейн встретила Деннистоуна, и он провел ее в усадьбу через главные ворота, которые выходили на ту же дорогу, но подальше. По пути она все ему рассказала. С ним она ощущала то, что знакомо многим мужьям и женам: она никогда не вышла бы за него замуж, но он был ей намного понятней, чем Марк. Входя в дом, она встретила свою бывшую служанку.
— Ой, подумать только, это м-сс Стэддок! — воскликнула м-сс Мэггс.
— Да, Айви, — подтвердил Деннистоун, — и с важными вестями. Дело сдвинулось. Мы идем прямо к Грэйс. Макфи дома?
— Он в саду, — сказала м-сс Мэггс. — А доктор Димбл на работе. А Камилла на кухне. Позвать ее вам?
— Позовите, пожалуйста. Вот только бы мистер Бультитьюд не вылез…
— Ничего, я его не пущу. Чаю хотите, м-сс Стэддок? Все же поездом ехали…
Через несколько минут Джейн снова сидела перед мисс Айронвуд. И хозяйка, и чета Деннистоунов глядели на нее, как экзаменаторы. Айви Мэггс принесла чай и уселась рядом с ними, словно четвертый член комиссии.
— Так вот… — начала Камилла. Глаза ее горели не любопытством и не возбуждением, а истинной духовной жаждой.
Джейн огляделась.
— Айви нам не помешает, — проронила мисс Айронвуд. — Она — человек свой.
Мисс Айронвуд немного помолчала.
— В письме от десятого числа, — продолжала она, — вы пишете, что вам приснился человек с остроконечной бородкой. Вы видели, как он сидит и что-то пишет в вашей комнате. На самом деле его там не было. Во всяком случае, наш хозяин считает, что он там быть не мог. Но за вами он действительно наблюдал.
— Не расскажете ли вы всем, — попросил Деннистоун, — то, что говорили мне?
Джейн рассказала о трупе (если это был труп) и о сегодняшней встрече с человеком из сна. Все явно заволновались.
— Нет, подумайте! — воскликнула Айви Мэггс.
— Значит, мы были правы насчет леса! — подхватила Камилла.
— Да, это их дело, — подтвердил ее муж. — Но где же тогда Алькасан?
— Простите, — спокойно произнесла мисс Айронвуд, и все сразу замолчали. — Сейчас мы ничего обсуждать не будем. М-сс Стэддок еще не с нами.
— Мне ничего не объяснят? — изумилась Джейн.
— Моя дорогая, — сказала мисс Айронвуд, — не сердитесь на нас. Мы не можем, да мы и не вправе что-нибудь объяснять вам. Разрешите задать вам еще два вопроса?
— Пожалуйста, — согласилась Джейн чуть-чуть суховато. При Деннистоунах ей хотелось вести себя как можно лучше.
Мисс Айронвуд выдвинула ящик и, пока она рылась там, все молчали. Потом она протянула Джейн фотографию.
— Вы знаете этого человека? — спросила она.
— Да, — прошептала Джейн. — Его я видела во сне и встретила сегодня утром.
Под фотографией было написано «Огастес Фрост» и еще что-то.
— И второе, — продолжила мисс Айронвуд. — Вы готовы видеть хозяина?
— Да… — нетвердо ответила Джейн.
— Артур, — обратилась мисс Айронвуд, — пойдите к нему, расскажите все и спросите, может ли он сейчас принять миссис Стэддок.
Деннистоун встал.
— А мы пока что, — добавила мисс Айронвуд, — поговорим наедине.
Тут встали все остальные и вышли вместе с Деннистоуном. Большая кошка, которую Джейн до сих пор не заметила, прыгнула на кресло, где сидела Айви Мэггс.
— Я уверена, — сказала мисс Айронвуд, — что хозяин вас примет.
Джейн не ответила.
— Тогда, — продолжала хозяйка, — вам и придется сделать выбор.
Джейн кашлянула, чтобы хоть как-то снять ненужную торжественность, воцарившуюся в комнате, когда они остались вдвоем.
— Кроме того, — говорила мисс Айронвуд, — вам нужно узнать кое-что о нашем хозяине сейчас. До встречи с ним. Он покажется вам молодым, м-сс Стэддок, чуть ли не моложе вас. Но это не так. Ему под пятьдесят. Он очень много пережил, был там, где никто не был, и видел тех, кого не видел никто.
— Как интересно… — без особого энтузиазма сказала Джейн.
— И наконец, — заключила хозяйка, — помните, он часто мучается болью. Что бы вы ни решили, не огорчайте его.
— Если он болен… — начала Джейн, но мисс Айронвуд ее перебила.
— Простите меня, я врач, единственный врач в доме. Я отвечаю за его здоровье. Если вы не возражаете, я вас к нему провожу.
Она придержала дверь, пропуская гостью, и по узкому коридору они дошли до старинной красивой лестницы. Дом оказался очень большим, тихим и теплым. После всех этих пропитанных туманом дней золотой осенний свет особенно весело сверкал на коврах и стенах. На втором этаже, вернее — еще на шесть ступенек выше, на квадратной площадке, их ждала Камилла. За ее спиной была дверь.
— Он ждет, — сказала она.
— Как ему, больно? — спросила мисс Айронвуд.
— То хуже, то отпустит. В общем, ничего.
Когда мисс Айронвуд подняла руку, чтобы постучаться, Джейн подумала: «Берегись! Не дай себя обвести! Не успеешь оглянуться, как станешь одной из его поклонниц!..» Додумывала она это, уже войдя в комнату. Там было очень светло, словно стены состояли из одних окон, и очень тепло — в камине горел огонь. Все было или голубое, или синее. Джейн вздрогнула, увидев, что мисс Айронвуд присела в реверансе, и быстро сказала себе: «Не буду. Не могу!» Действительно, она давно разучилась.
— Джейн Стэддок пришла, сэр — объявила мисс Айронвуд. Джейн подняла глаза, и мир ее рухнул.
На тахте лежал очень молодой человек с забинтованной ногой. По длинному подоконнику ходила ручная галка. Слабые отблески огня и яркие отблески солнца играли на потолке, но казалось, что все они золотят волосы и бороду раненого человека.
Конечно, молодым он не был. Он просто был очень сильным. Она думала увидеть калеку, а сейчас ей казалось, что плечи его вынесли бы тяжесть всего этого дома. Мисс Айронвуд стала маленькой, старой, бесцветной, и легкой, как одуванчик.
Тахта находилась на помосте, куда вели ступеньки. Сзади мерцало что-то синее (потом Джейн разглядела, что это просто ковер), и казалось, что ты — в тронном зале. Она бы не поверила, если бы ей об этом рассказали, но за окном не было ни деревьев, ни домов, ни холмов, словно она и этот человек — на башне, высоко надо всеми.
Боль иногда искажала его лицо, но спокойствие ее поглощало, как поглощает молнию ночная тьма. «Нет, он совсем не молодой, — подумала Джейн. — И не старый». Вздрогнув от страха, она поняла, что у него вообще нет возраста. Раньше ей казалось, что борода идет только седым людям; но она просто забыла о короле Артуре и царе Соломоне, которых так любила в детстве. При имени «Соломон» на нее хлынуло все, что она знала о сверкающем, словно солнце, мудреце, возлюбленном и волшебнике. Впервые за много лет она ощутила то, что связано со словами «король» и «царь» — силу, поклонение, святость, милость и власть. Она забыла, что немножко сердится на хозяйку и сильно сердится на Марка; забыла свой народ и дом отца своего. Конечно, только на минуту — она сразу пришла в себя, стала нормальной, светской, и устыдилась, что так нагло смотрит на незнакомого человека. Но мир ее рухнул, и она знала это. Теперь могло случиться все, что угодно.
— Спасибо, Грэйс, — произнес незнакомый человек, и голос его тоже походил на золото и солнце. Ведь золото не только прекрасно, но и весомо; солнце не только играет на уютных английских стенах, — оно порождает и убивает жизнь.
— Простите, что не встаю, миссис Стэддок, — обратился он к ней. — У меня болит нога.
И Джейн услышала, что отвечает мягко и чисто, как мисс Айронвуд:
— Не беспокойтесь, сэр.
Она хотела беззаботно поздороваться, чтобы замять свою неловкость, но сказала почему-то эти слова. Потом она поняла, что сидит у тахты. Она дрожала, ее почти трясло, она надеялась, что не разрыдается и сможет говорить, и не сделает какой-нибудь глупости. Мир ее рухнул, и случиться могло все.
— Мне остаться, сэр? — спросила мисс Айронвуд.
— Нет, Грэйс, — ответил златобородый. — Не надо. Спасибо.
«Вот оно, — думала Джейн, — сейчас, сейчас, сейчас…»