– «Seva sonare verbera, tum stridor ferri tractaque catenae», – заметил Глоссоп сидящему рядом Джуэлу. Совсем рядом, за рекой, старый лес успешно превращали в ад. Те прогрессисты, чьи окна выходили на эту сторону, выражали недовольство. Даже Кэрри удивлялся тому, как странно воплощаются его мечты, но скрывал это и беседовал как ни в чем не бывало с Феверстоном, хотя им обоим приходилось кричать.[5]
– Значит, – орал он, – Стэддок не вернется?
– Вот именно! – вопил Феверстон.
– Когда он подаст заявление?
– Еще не подал? Ах, молодость, молодость! Ничего, нам же лучше!
– Сможем как следует подготовиться?
– Да. Пока бумажки нет, они не в курсе.
– То-то и оно! Они ведь сами не знают, чего хотят! Мало ли кто им понравится!
– Да! Надо сразу же подсунуть своего кандидата! Объявим о вакансии, и тут же – бац! – кролик из шляпы!
– Значит, думать начнем сейчас!
– А непременно социолога?
– Нет, это все равно!
– У нас нет политолога.
– Да… хм… Понимаете, они эту науку не жалуют. А может, Феверстон, лучше… как ее… прагматометрию?
– Занятно, что вы это сказали. Тот, о ком я думаю, как раз интересуется и ею. Можно было бы назвать так: специалист по социальной прагматометрии.
– А кто это?
– Лэрд, он из Кембриджа.
Кэрри никогда о нем не слышал, но глубокомысленно сказал:
– А, Лэрд.
– Как вы помните, – продолжал Феверстон, – он хворал и окончил средне. Но в Кембридже экзамены так плохо поставлены, что никто на это не смотрит. Потом он руководил «сфинксами», издавал журнальчик. Ну, Дэвид Лэрд…
– Да, конечно… Только, Дик…
– Что такое?
– Это не очень хорошо. Сам я тоже не придаю значения дипломам, но у нас тут, бывало, выбирали… – И он почти невольно посмотрел туда, где сидел Пэлем, толстолицый человек с маленьким ротиком. Даже Кэрри не мог припомнить, что он сделал или написал.
– Да, знаю, – сказал Феверстон. – Мы иногда берем не тех, кого следовало бы. Но без нас колледж приглашает вообще невесть кого.
То ли от шума, то ли от чего Кэрри на минуту заколебался. Недавно он обедал в Нортумберленде. Там был Тэлфорд, и все его знали, все слушали, даже сам Кэрри дивился его уму и живости, которых тот почему-то в колледже не проявлял. А вдруг все «эти» так коротко и скучно ему отвечают, потому что он им не интересен? А вдруг он глуп? Эта дикая мысль мелькнула в его мозгу, и он ее забыл. Приятней было думать, что «они» – просто отсталые, косные люди.
– На той неделе я буду в Кембридже! – кричал тем временем Феверстон. – Даю там ужин. Премьер, два газетных босса, Тони Дью. Что? Конечно, знаете. Черный такой, плюгавый. И Лэрд там будет. Он в каком-то родстве с премьером. А вы не придете? Дэвид мечтает с вами познакомиться. Он очень много о вас слышал… от вашего бывшего студента, забыл фамилию.
– Не знаю… Тут еще Билла хороним, я нужен… Как по радио, не передавали, нашли убийцу или нет?
– Не слыхал. Кстати, раз Ящера нет, у нас уже две вакансии.
– Что-о-о? – взвыл Кэрри. – Какой шум! Или я оглох?..
– Эй, Кэрри! – крикнул ему Брайзекр, перегнувшись через Феверстона. – Что это делают ваши друзья?
– Почему они так кричат? – спросил кто-то. – Разве нельзя работать без крика?
– По-моему, они не работают, – сказал кто-то еще.
– Слушайте! – воскликнул Глоссоп. – Какая там работа! Скорее уж футбольный матч.
Все вскочили.
– Что это? – закричал Рэйнор.
– Они кого-то убивают, – сказал Глоссоп.
– Куда вы? – спросил Кэрри.
– Посмотрю, в чем дело, – сказал Глоссоп, – а вы соберите всех слуг. И позвоните в полицию.
– Я бы не выходил, – сказал Феверстон, наливая себе еще вина. – На мой взгляд, полиция уже там.
– То есть как?
– А вы послушайте.
– Я думал, это дрель…
– Слушайте!
– Господи, неужели пулемет?
– Смотрите! Смотрите! – закричали все. Зазвенели стекла. Кто-то кинулся спустить жалюзи, но вдруг все застыли, тяжело дыша и глядя друг на друга. У Глоссопа на лбу была кровь, а пол усыпали осколки прославленного окна, на котором Генриетта-Мария вырезала бриллиантом свое имя.
Глава VГибкость
Наутро Марк поехал в Бэлбери поездом. Он обещал жене уточнить насчет оплаты, и это смущало его, но вообще он чувствовал себя неплохо. Самое возвращение ему очень понравилось – он просто вошел, снял шляпу, спросил виски. Слуга его узнал. Филострато ему кивнул. Женщины вечно выдумывают, а вот она, реальная жизнь! Выпив виски, он пошел к Коссеру, пробыл у него пять минут, и все померкло.
Стил и Коссер взглянули на него, как глядят на случайного посетителя, и не сказали ничего.
– Доброе утро, – неловко начал Марк.
Стил сделал пометку на каком-то большом листе бумаги, лежащем перед ним, и спросил не глядя:
– В чем дело, мистер Стэддок?
– Я к Коссеру, – сказал Марк. – Вот что, Коссер, в последнем разделе нашего отчета…
– Какой отчет? – спросил Коссера Стил.
Коссер криво усмехнулся.
– А я тут подумал, составлю-ка отчетик про эту деревню. Вчера у меня дел не было, я поехал туда, а Стэддок мне помогал.
– Не важно, – сказал Стил. – Поговорите в другой раз, Стэддок. Сейчас Коссер занят.
– Простите, – сказал Марк, – давайте разберемся. Значит, этот отчет – частное дело Коссера? Жаль, что я не знал. Я бы не потратил на него восемь рабочих часов. И вообще, кому я подчиняюсь?
Стил, играя карандашом, смотрел на Коссера.
– Я спросил вас, кому я подчиняюсь, мистер Стил, – сказал Марк.
– При чем тут я? – сказал Стил. – Вы, я вижу, не заняты, а я – занят. Ничего я не знаю о ваших делах.
Марк обратился было к Коссеру, но просто глядеть не смог на его линялое веснушчатое лицо и пустые глаза. Выходя, он хлопнул дверью и направился к Уизеру.
У его дверей он помедлил немного, услышал какие-то голоса, но сердился так сильно, что все-таки вошел и не заметил, что на стук его ответа не было.
– Мой дорогой!.. – сказал и. о., глядя куда-то. – Как я рад вас видеть!..
Тут Марк разглядел, что в кабинете еще один человек, некий Стоун, с которым он познакомился в первый же день за обедом. Стоун переминался с ноги на ногу перед столом, сворачивая и разворачивая кусок промокашки. Рот у него был открыт, и он не обернулся.
– Рад, очень рад… – повторил Уизер. – Тем более что прервали вы… э-э-э… неприятную беседу. Я как раз говорил бедному Стоуну, что я всем сердцем хочу превратить наш институт в единое семейство… да, Стоун, единая воля, полное доверие, вот чего я жду от своих сотрудников. Вы напомнили мне, мистер… э-э… Стэддок, что и в семьях бывают нелады. Да, дорогой мой, потому я сейчас и не совсем… нет, Стоун, не уходите, мне еще многое нужно вам сказать.
– Может, мне позже зайти? – спросил Марк.
– Вообще-то… вообще, мистер Стэддок, обычно записываются у моего секретаря. Поймите, я сам ненавижу формальности и был бы всегда рад вас видеть. Я просто жалею ваше время.
– Спасибо, – сказал Марк. – Пойду запишусь.
В соседней комнате секретаря не оказалось, но за длинным барьером сидели какие-то барышни. Марк записался у одной из них на завтра, на десять утра – раньше все было занято – и, выходя, столкнулся с Феей.
– Привет, – сказала она. – Рыщем вокруг начальства? Нехорошо, нехорошо!..
– Или я все выясню, – сказал Марк, – или уеду.
Фея смотрела на него как-то странно, по-видимому – развлекаясь. Потом обняла его за плечи.
– Вот что, сынок, – сказала она, – ты это брось! Толку не будет. Пошли поговорим.
– О чем тут говорить, мисс Хардкасл? – сказал Марк. – Мне все ясно. Или я получаю здесь работу, или возвращаюсь в Брэктон. Собственно, мне все равно.
Фея не отвечала и так сильно надавливала на его плечо, что он чуть ее не оттолкнул. Объятие это напоминало и о полицейском, и о няньке, и о любовнице. Марк шел с ней по коридору и думал, что вид у него поистине дурацкий.
Она привела его к себе в кабинет, перед которым кишели девицы из Женской общественной полиции института (ЖОПИ). Под началом Феи служили и мужчины, их было много больше, но гораздо чаще, буквально повсюду, вы натыкались на девиц. В отличие от своей хозяйки они, по словам Феверстона, были «женственны до идиотизма» – все маленькие, пухленькие, в локонах и вечно хихикали. Мисс Хардкасл обращалась к ним с мужской нагловатой ласковостью.
– Лапочка, нам коктейль! – проревела она, входя в свой кабинет. Там она усадила Марка в кресло, а сама стала спиной к камину, широко расставив ноги. Когда девица принесла коктейли и вышла, Марк начал рассказывать о своих бедах.
– Плюнь и разотри, – сказала Фея. – Главное, не лезь к старику. Начхать тебе на эту мразь, пока он за тебя. А станешь к нему лезть, будет против.
– Это прекрасный совет, мисс Хардкасл, – сказал Марк, – но я не собираюсь оставаться. Мне здесь не нравится. Я почти решил уйти. Только хотел с ним поговорить, чтобы все окончательно выяснить.
– Выяснять он не любит, – сказала Фея. – У него порядки другие. И очень хорошо, сынок… он свое дело знает. Ох, знает! А уйти… Ты в приметы веришь? Я верю. Так вот, уйти отсюда – не к добру. А на Стилов и Коссеров тебе начхать. Ты проходишь проверочку. Вытянешь – перепрыгнешь через них. Ты знай сиди тихо. Когда мы начнем работу, их и в помине не будет.
– Коссер говорил то же самое о Стиле, – сказал Марк, – а что вышло?
– Вот что, друг, – сказала Фея, – нравишься ты мне, твое счастье. А то бы я обиделась.
– Я не хотел вас обижать, – сказал Марк. – Господи, да посмотрите вы с моей точки зрения!
– Нечего мне смотреть. – Фея покачала головой. – Знаешь ты мало, и твоей точке зрения грош цена. Тебе не место предлагают, куда больше. Выбор простой: или ты с нами, или не с нами. А я-то разбираюсь, где лучше.
– Я понимаю, – сказал Марк. – Но я вроде с вами, а делать мне нечего. Дайте мне конкретную работу в отделе социологии, и