– Закройте дверь, Макфи, – сказал Рэнсом по-английски.
Ответа не было, и, оглянувшись впервые, он увидел, что Макфи спит на единственном стуле.
– Что это значит? – спросил Рэнсом, остро глядя на пришельца.
– Если ты тут хозяин, – сказал тот, – ты знаешь и сам. Если ты не хозяин, должен ли я отвечать? Не бойся, я не причиню вреда этому рабу.
– Это мы скоро увидим, – сказал Рэнсом. – А пока входи, я не боюсь. Скорее, я боюсь, как бы ты не ушел. Закрой двери сам, ты видишь – у меня болит нога.
Не отрывая глаз от Рэнсома, пришелец отвел назад левую руку, нащупал засов и запер дверь. Макфи не шевельнулся.
– Кто же твои господа? – спросил пришелец.
– Господа мои – Уарсы, – отвечал Рэнсом.
– Где ты слышал это слово? – спросил пришелец. – Если ты и впрямь учен, то почему ты одет как раб?
– Ты и сам одет не лучше, – сказал Рэнсом.
– Удар твой меток, – сказал пришелец, – и знаешь ты много. Ответь же мне, если посмеешь, на три вопроса.
– Отвечу, если смогу, – сказал Рэнсом.
Словно повторяя урок, пришелец напевно начал:
– Где Сульва? Каким она ходит путем? Где бесплодна утроба? Где холодны браки?
Рэнсом ответил:
– Сульва, которую смертные зовут Луною, движется в низшей сфере. Через нее проходит граница падшего мира. Сторона, обращенная к нам, разделяет нашу участь. Сторона, обращенная к небу, прекрасна, и блажен, кто переступит черту. На здешней стороне живут несчастные твари, исполненные гордыни. Мужчина берет женщину в жены, но детей у них нет, ибо и он и она познают лишь хитрый образ, движимый бесовской силой. Живое тело не влечет их, так извращена похоть. Детей они создают злым искусством, в неведомом месте.
– Ты хорошо ответил, – сказал пришелец. – Я думал, только три человека это знают. Второй мой вопрос труднее: где кольцо короля, в чьем оно доме?
– Кольцо короля, – сказал Рэнсом, – на его руке, в царском доме, в круглой, как чаша, земле Абходжин, за морем Лур, на Переландре. Король Артур не умер, Господь забрал его во плоти, он ждет конца времен и сотрясения Сульвы с Енохом, Илией и Мельхиседеком. В доме царя Мельхиседека и сверкает кольцо.
– Хороший ответ, – сказал пришелец. – Я думал, лишь двое это знают. На третий вопрос ответит лишь один. Когда спустится Лурга? Кто будет в те дни Пендрагоном? Где учился он бранному делу?
– На Переландре я учился брани, – сказал Рэнсом. – Лурга спустится скоро. Я Пендрагон.
Только он произнес эти слова, ему пришлось отступить, ибо пришелец зашевелился. Каждый, кто видел бы их сейчас, подумал бы, что дело идет к драке. Тяжко и мягко, словно гора, сползшая в море, гость опустился на одно колено. Однако лицо его было вровень с лицом Рэнсома.
– Да, возникает непредвиденная трудность, – сказал Уизер, когда они с Фростом уселись у открытой двери. – Должен признаться, не думал, что нас ожидают… э-э… лингвистические неувязки.
– Нужен кельтолог, – сказал Фрост. – У нас с филологией слабо. Подошел бы Рэнсом. Вы ничего о нем не слышали?
– Вряд ли нужно напоминать, – сказал Уизер, – что доктор Рэнсом интересует нас не только как филолог. Смею вас заверить, если бы мы напали на малейший след, мы бы давно… э-э… имели удовольствие видеть его среди нас.
– Сам понимаю. Наверное, он на Земле… Хорошо по-валлийски говорит Стрэйк. У него мать из Уэльса.
– Было бы чрезвычайно желательно, – сказал Уизер, – сохранить все… э-э-э… в семейном кругу. Мне исключительно неприятно приглашать кельтологов со стороны.
– Ничего, мы его потом спишем. Другое плохо, время уходит. Как у вас там Стрэйк?
– Превосходно! Я даже сам теряюсь. Он продвигается так быстро, что мне придется оставить свой проект. Я хотел объединить наших… э-э… подопечных, сопоставив тем самым наши методы. Конечно, нет и речи о каком бы то ни было соперничестве…
– Еще бы, я работал со Стэддоком только один раз. Результат – оптимальный. Про Стрэйка я спросил, чтобы узнать, может ли он тут дежурить. А вообще, пусть дежурит Стэддок. Пока там что, а сейчас пускай трудится.
– Вы думаете, мистер… э… Стэддок… достаточно продвинулся?
– Это не важно. Что он может сделать? Выйти он не выйдет. Нам нужно, чтобы кто-нибудь стерег, а ему – польза.
Макфи, только что переспоривший и Рэнсома, и Алькасана, почувствовал, что кто-то трясет его за плечо. Потом он ощутил, что ему холодно, а левая нога у него затекла, и увидел прямо перед собой лицо Деннистона. Народу в сенях было много – и Деннистон, и Джейн, все усталые и вымокшие.
– Что с вами?
– Ничего, – сказал Макфи, глотнул несколько раз и облизал губы. – Ничего. – Тут он выпрямился. – Эй, где же он?
– Кто? – спросил Деннистон.
– Трудно сказать, – отвечал Макфи. – Понимаете, я сразу уснул.
Все переглянулись. Макфи вскочил.
– Господи! – крикнул он. – Да тут же был Рэнсом! Не знаю, что со мной случилось. Наверное, это гипноз. Прискакал человек на лошади…
Все обеспокоились. Деннистон распахнул дверь в кухню, и в свете очага взорам новоприбывших предстали четыре спящие женщины. Спала и птица на спинке стула, спал и медведь, по-детски посвистывая. Миссис Димбл уронила голову на стол, вязанье – на колени (Димбл смотрел на нее с той жалостью, с какой мужчина смотрит на спящего, особенно – на жену). Камилла свернулась в качалке, как кошка, которая спит где угодно. Айви дышала ртом, а Грейс Айронвуд сидела прямо, словно она с суровым терпением приняла унизительное бремя насильственного сна.
– Будить их некогда, – сказал Макфи. – Идемте наверх.
Они пошли, зажигая по пути свет, через пустые комнаты, беспомощные, как все комнаты ночью, – огонь в камине погас, часы остановились, на диване газета. Никто и не ждал увидеть что-нибудь другое на первом этаже.
– Свет наверху, – сказала Джейн, когда они дошли до лестницы.
– Мы сами зажгли, еще в коридоре, – сказал Димбл.
– Нет, это не то, – сказал Деннистон.
– Простите, – обратился Димбл к Макфи, – мне лучше идти первым.
Еще со второй площадки Джейн и Деннистон заметили, что первые двое вдруг остановились. Хотя у нее немыслимо устали ноги, Джейн кинулась вперед и увидела то, что видели Димбл и Макфи.
Наверху, у балюстрады, стояли два человека в пышных одеждах, один – в алой, другой – в светло-синей. Страшная мысль поразила Джейн: собственно, что она знает о Рэнсоме? Он заманил ее сюда… из-за него она узнала сегодня, что такое адский страх… Теперь он стоит вот с этим, и они ведут себя, как ведут себя такие люди, когда остаются одни. Один пролежал много лет в земле, другой побывал на небе… Больше того, один говорил, что другой им враг, а теперь они слились, словно две капли ртути. Рэнсом стоял очень прямо, без костыля. Свет падал сзади, и от его бороды шло сияние, а волосы сверкали чистым золотом. Вдруг Джейн поняла, что смотрит, ничего не видя, прямо на пришельца. Он был огромен и что-то говорил, указывая на нее.
Слов она не поняла, но их понял Димбл.
– Сэр, – говорил Мерлин на какой-то странной латыни, – вот лукавейшая дама из всех живущих на земле.
– Сэр, ты не прав, – отвечал Рэнсом. – Эта дама грешна, как и все мы, но она не лукава.
– Сэр, – сказал Мерлин, – знай, что она причинила королевству величайшее зло. Ей и ее господину было суждено зачать дитя, которое, возросши, изгнало бы наших врагов на тысячу лет.
– Она недавно замужем, – сказал Рэнсом. – Дитя еще родится.
– Сэр, – сказал Мерлин, – оно не родится, ибо час миновал. Она и ее господин бесплодны по своей воле. Я не знал, что вам ведомы мудрости Сульвы. И в отцовском роду, и в материнском рождение это уготовили сто поколений. Если сам Господь не совершит чуда, такое сочетание людей и звезд не повторится.
– Молчи, – сказал Рэнсом. – Она понимает, что речь идет о ней.
– Было бы великой милостью, – сказал Мерлин, – отрубить ей голову, ибо поистине тяжко глядеть на нее.
Димбл загородил собою растерянную Джейн и громко спросил:
– Рэнсом, что это значит?
Мерлин что-то говорил, и Рэнсом слушал его.
– Отвечайте! – сказал Димбл. – Что случилось? Почему вы так одеты? Зачем вы беседуете с этим кровожадным стариком?
– Доктор Рэнсом, – сказал Макфи, глядевший на пришельца, как терьер на сенбернара, – я не знаю латыни, но прекрасно знаю, что вы разрешили загипнотизировать меня. Поверьте, не так уж приятно видеть вас в оперном костюме с этим йогом, шаманом или кто он там есть. Скажите ему, чтобы он на меня так не смотрел. Я его не боюсь. Если вы, доктор Рэнсом, перешли на их сторону, я здесь не нужен. Можете меня убить, но смеяться над собой я не дам. Мы ждем ответа.
Рэнсом молча глядел на них.
– Неужели дошло до этого? – спросил он наконец. – Неужели вы мне не верите?
– Я верю вам, сэр, – сказала Джейн.
– Чувства к делу не относятся, – сказал Макфи.
– Что ж, – сказал Рэнсом, – мы ошиблись. Ошибся и враг. Это Мерлин Амвросий. Он с нами. Вы знаете, Димбл, что такая возможность была.
– Да, – сказал Димбл, – была… но посудите сами: вы стоите здесь рядом, и он говорит такие жестокие слова…
– Я и сам удивляюсь его жестокости, – сказал Рэнсом. – Но, в сущности, можно ли ожидать, чтоб он судил о наказании как филантроп девятнадцатого века? Кроме того, он никак не поймет, что я не полновластный король.
– Он… он верит в Бога? – спросил Димбл.
– Да, – отвечал Рэнсом. – А оделся я так, чтобы его почтить. Он пристыдил меня. Он думал, что мы с Макфи – рабы или слуги. В его дни никто не надел бы по своей воле бесцветных и бесформенных одежд.
Мерлин заговорил снова.
– Кто эти люди? – спросил он. – Если они твои рабы, почему они столь дерзки? Если они твои враги, почему ты терпишь их?
– Они мои друзья, – начал Рэнсом, но Макфи перебил его.
– Должен ли я понять, доктор Рэнсом, – спросил он, – что вы предлагаете нам включить в нашу среду этого человека?
– Не совсем так, – отвечал Рэнсом. – Он давно с нами. Я могу лишь просить вас, чтобы вы это признали.