– Уверяю вас, мистер Стэддок, – сказал Уизер, глядя вдаль, – вам незачем… э-э… совершенно незачем беспокоиться. Мы ни в коей мере не собираемся ограничить круг вашей деятельности, не говоря уже о вашем плодотворном сотрудничестве с коллегами, представляющими другие области знания. Мы всецело, да, всецело учтем ваши научные интересы. Вы увидите сами, мистер… Стэддок, что, если мне позволено так выразиться, институт – это большая и счастливая семья.
– Поймите меня, сэр, – сказал Марк. – Я имел в виду другое. Я просто хотел узнать, что именно я буду делать, если перейду к вам.
– Надеюсь, между нами не может быть недоразумений, – сказал и. о. – Мы отнюдь не настаиваем, чтобы в данной фазе решался вопрос о вашем местопребывании. И я, и все мы полагаем, что вы будете проводить исследования там, где этого требует дело. Если вы предпочитаете, вы можете по-прежнему жить в Лондоне или в Кембридже.
– В Эджстоу, – подсказал лорд Феверстон.
– Вот именно, Эджстоу. – И Уизер обернулся к Феверстону. – Я пытаюсь объяснить мистеру… э… Стэддоку, что мы и в малейшей мере не собираемся предписывать или даже советовать, где ему жить. Надеюсь, вы со мной согласны. Где бы он ни поселился, мы предоставим ему, в случае надобности, и воздушный, и наземный транспорт. Я уверен, лорд Феверстон, что вы объяснили, как легко и безболезненно решаются у нас такие вопросы.
– Простите, сэр, – сказал Марк, – я об этом и не думал… То есть я могу жить где угодно. Я просто…
Уизер прервал его, если это слово применимо к такому ласковому голосу:
– Уверяю вас, мистер… э-э… уверяю вас, сэр, вы и будете жить, где вам угодно. Мы и в малейшей степени…
Марк почти в отчаянии решился сказать:
– Меня интересует характер работы.
– Дорогой мой друг, – сказал и. о., – как я уже говорил, никто и в малейшей мере не сомневается в вашей полнейшей пригодности. Я не предлагал бы вам войти в нашу семью, если бы не был совершенно уверен, что все до единого оценят ваши блестящие дарования. Вы среди друзей, мистер… э-э. Я первый отговаривал бы вас, если бы вы думали связать свою судьбу с каким бы то ни было учреждением, где бы вам грозили… э… нежелательные для вас личные контакты.
Больше Марк не спрашивал – и потому, что он должен был сам уже все знать, и потому, что прямой, резкий вопрос изверг бы его из этой теплой, почти одуряющей атмосферы доверительности.
– Спасибо, – сказал он, – я только хотел немного ясней представить себе…
– Я счастлив, – сказал Уизер, – что мы с вами заговорили об этом по-дружески… э-э-э… неофициально. Могу вас заверить, что никто не намеревается загнать вас… хе-хе… в прокрустово ложе. Мы здесь не склонны строго разграничивать области деятельности, и я надеюсь, такие люди, как вы, всецело разделяют неприязнь к насильственному ограничению. Каждый сотрудник чувствует, что его работа не частное дело, а определенная ступень в непрестанном самоопределении органического целого.
И Марк сказал (прости его, Боже, ведь он был и молод, и робок, и тщеславен):
– Это очень важно. Мне очень нравится такая гибкость…
После чего уже не было никакой возможности остановить Уизера. Тот неспешно и ласково вел свою речь, а Марк думал: «О чем же мы говорим?» К концу беседы был небольшой просвет: Уизер предположил, что Марк сочтет удобным вступить в институтский клуб. Марк согласился и тут же страшно покраснел, ибо выяснилось, что вступать туда надо пожизненно и взнос – двести фунтов. Таких денег не было у него вообще. Конечно, если бы он получил здесь работу, он смог бы заплатить. Но получил ли он? Есть тут работа или нет?
– Как глупо, – сказал он. – Оставил дома чековую книжку…
Через несколько секунд он снова шел по лестнице с Феверстоном.
– Ну как? – спросил он.
Феверстон, видимо, не расслышал.
– Ну как? – повторил он. – Когда я узнаю, берут меня или нет?
– Привет! – заорал Феверстон, кинулся куда-то вниз и, схватив своего друга за руку, мгновенно исчез.
Марк спустился медленно и оказался в холле, среди каких-то людей, которые, оживленно беседуя, шли по двое, по трое налево, к большим дверям.
Долго стоял он здесь, не зная, что делать, и стараясь держаться поестественней. Шум и запахи, доносившиеся из-за двери, указывали на то, что народ завтракает. Марк не был уверен, идти ему или нет, но потом решил, что еще хуже стоять тут как дураку.
Он думал, что в столовой – столики и он найдет место подальше, но стол был один, очень длинный, и места почти все заняты. Не найдя Феверстона, Марк сел рядом с кем-то, пробормотав: «Здесь можно сесть где хочешь?» – но сосед его не услышал, ибо деловито ел и разговаривал с другим своим соседом.
Завтрак был превосходный, но Марк с облегчением вздохнул, когда он кончился. Вместе со всеми он пересек холл и очутился в большой комнате, куда подали кофе. Здесь он увидел наконец Феверстона и одного из своих коллег, Уильяма Хинджеста, которого (конечно, за глаза) называли Ящерка Билл и просто Ящер.
Как и предвидел Кэрри, Хинджест на заседании не был и вряд ли знал Феверстона. Не без страха Марк понял, что тот попал сюда как бы в обход всемогущего лорда. Занимался он физической химией и был в их колледже одним из двух ученых мирового класса. Надеюсь, читатель не думает, что в Брэктоне собрались крупные ученые. Конечно, передовые люди не приглашали нарочно тех, кто поглупее, но, как выразился Бэзби, «нельзя же иметь все сразу!..». У Ящера были старомодные усы, светло-рыжие, с проседью. Нос его походил на клюв.
– Вот не ожидал, – вежливо сказал Марк. Он всегда побаивался Хинджеста.
– Хм? – сказал Ящер. – Что? Ах, это вы, Стэддок? Не знал, что они вас подцепили.
– Жаль, что вас не было вчера на заседании, – сказал Марк.
То была ложь. Прогрессисты не любили, чтобы Хинджест ходил на заседания. Как ученый, он принадлежал к ним, но, кроме того, он был аномалией, и это им очень не нравилось. Дружил он с Глоссопом. К своим поразительным открытиям он относился как-то небрежно, а гордился своим родом, восходившим к мифической древности. Особенно оскорбил он коллег, когда в Эджстоу приезжал де Бройль. Знаменитый физик был все время с ним, но когда кто-то потом восторженно обмолвился об «истинном пиршестве науки», Ящер подумал и сказал, что о науке они вроде бы не говорили.
«Хвастались предками», – прокомментировал это Кэрри, хотя и не при Хинджесте.
– Что? Заседание? – сказал Ящер. – С какой это стати?
– Мы обсуждали проблему Брэгдонского леса.
– Ерунда какая!
– Наверное, вы бы согласились с нашим решением.
– Какая разница, что вы там решили!
– То есть как?
– А так. Институт все равно забрал бы лес. Это они могут.
– Странно! Нам сказали, что, если мы откажемся, они поедут в Кембридж.
Хинджест громко хмыкнул.
– Вранье. А странного ничего не вижу. Наш колледж любит проболтать весь день впустую. И что институт превратит самое сердце Англии в помесь американского отеля с газовым заводом, здесь тоже ничего странного нет. Одно мне непонятно – зачем им этот участок.
– Мы это скоро увидим.
– Вы, может, увидите. Я – нет.
– Почему? – растерянно спросил Марк.
– С меня хватит. – Хинджест понизил голос. – Сегодня же уеду. Не знаю, чем вы занимаетесь, но мой вам совет: езжайте назад и занимайтесь этим дальше.
– Да? – сказал Марк. – Почему вы так думаете?
– Такому старику, как я, ничего, – сказал Хинджест, – а с вами они могут сыграть плохую шутку. Конечно, что кому нравится.
– Собственно, – сказал Марк, – я ничего еще не решил. Я даже не знаю, что буду делать, если останусь тут.
– Вы чем занимаетесь?
– Социологией.
– Хм, – сказал Хинджест. – Могу вам показать вашего начальника. Некий Стил. Вон, у окна.
– Вы меня не познакомите?
– Значит, решили остаться?
– Ну, надо же мне хотя бы с ним побеседовать!
– Хорошо, – сказал Хинджест. – Дело ваше. – И он крикнул: – Стил!
Стил обернулся. Он был высокий, суховатый, с длинным худым лицом, но с толстыми губами.
– Это Стэддок, – сказал Хинджест, – в ваш отдел, – и отвернулся.
– Он сказал, в мой отдел? – не сразу выговорил Стил.
– Сказать он сказал, – ответил Марк, пытаясь улыбнуться, – но сам я не знаю. Я социолог, конечно…
– Да, отдел мой, – прервал его Стил, – только я о вас не слышал. Кто вам говорил, что вы ко мне поступите?
– Понимаете, – сказал Марк, – все это довольно туманно. Я сейчас виделся с Уизером, но он ничего не объяснил.
– А к нему вы как пролезли?
– Меня представил лорд Феверстон.
Стил свистнул.
– Коссер, – окликнул он веснушчатого человека. – Послушайте-ка! Феверстон сгрузил вот этого нам. Повел его прямо к и. о., за моей спиной. Здорово, а?
– Черт знает что! – сказал Коссер, сурово глядя не на Марка, а на Стила.
– Простите, – погромче и потверже сказал Марк. – Вам беспокоиться незачем. Это недоразумение. Я, видимо, чего-то не понял. Собственно, я просто приехал посмотреть. Я совсем не уверен, что останусь.
Ни Стил, ни Коссер не обратили на его слова никакого внимания.
– Феверстоньи штучки, – сказал Коссер.
Стил обернулся к Марку.
– Я бы вам не советовал принимать всерьез то, что говорит лорд Феверстон, – сказал он.
– Поймите меня, пожалуйста, – сказал Марк, надеясь, что не краснеет. – Я приехал посмотреть, больше ничего. Мне все равно, получу я здесь место или нет.
– Сами видите, – сказал Стил Коссеру, – у нас в отделе места нет, особенно для тех, кто не знает дела.
– Вот именно, – сказал Коссер.
– Мистер Стэддок, если не ошибаюсь, – проговорил сзади тоненький голос, принадлежавший, однако, очень толстому мужчине. Марк сразу узнал профессора Филострато, знаменитого физиолога (тем более что тот говорил с иностранным акцентом), года два тому назад они сидели рядом на банкете. Марку польстило, что такой человек вспомнил его.
– Я чрезвычайно счастлив, что вы среди нас, – сказал итальянец, ласково уводя Мар