— Очень постараюсь, — серьезно ответил Тумил.
— Ну вот и славно. — Я повернулся к идущему чуть позади, в числе прочих, казначею. — Милейший князь, я задолжал своему стремянному жалованье за месяц, да и на обустройство выделить бы надо. Распорядитесь.
— Как прикажет ваше величество, — ответил тот и подал знак какому-то ошивающемуся в отдалении типу. — Пусть юноша проследует за моим помощником.
— Понял? — спросил я парня. — Дуй. Да, Тумил, а как та деревня называется, у которой мы пристали и корреру выстроили?
Мальчик ответил. Я прямо там чуть и не сел.
Но что-то еще подбирать уже некогда.
— Оформите эту деревню в наследственное владение первому десятнику первой сотни Блистательных, Касцу из Коренных Зубов, и принесите бумагу мне, как только будет готово. Я желаю пожаловать его в князья перед строем.
Хорошо быть царем — никто лишних вопросов не задает. Казначей понесся исполнять так, что только пятки сверкают.
— Кабинет все там же или Каген его перенес? — негромко поинтересовался я у Зулика, продолжая двигаться по дворцовым коридорам.
— Там же, где и последние сто лет, — ответил князь Тимариани. — Уже традиция — заниматься делами именно там.
Я кивнул.
Очень удачно, что у нас народ традициям столь привержен. Можно не бояться опростоволоситься — не придется блуждать по дворцу в поисках нужного помещения, помню еще, где отцовский кабинет располагался.
Обстановка там, правда, за прошедшие годы сменилась полностью. Лисапетов папаня любил окружать себя вещами изящными, утонченными, гобелены с фривольной вышивкой очень уважал, а после братца мне досталось мрачноватое помещение с тяжелой канцелярской мебелью и картами на стенах. Единственной живой вещью, пожалуй, в этом пристанище бюрократа оказалось нефритовое пресс-папье, украшенное резьбой с похождениями все того же Громолета Охальника. Последнее напоминание о блистательном царствовании Лендеда, устроившее нового хозяина из-за исключительно удобной ручки, надо полагать.
— Присаживайтесь, князья. — Я указал своим спутникам на даже с виду неудобные кресла. Не иначе Каген их заказал такими, чтобы посетителям не пришло в голову подольше задержаться. — Присаживайтесь, у нас есть несколько минут, дабы обсудить некоторые нововведения.
Арцуд, Зулик и Шедад не заставили себя упрашивать, я же усаживаться не спешил — и так уже наприседался да навставался до ломоты в коленях.
— Я долго думал, какой именно награды достойны вернейшие, те, что поддержали меня с самого начала. — Под угрозой потока и разграбления, но к чему вспоминать об этом в столь торжественный день? — Если с досточтимым Зуликом все понятно и он по праву занял место главного министра, то как использовать таланты остальных, дабы это было выгодно и стране, и вам самим, у меня были сомнения. Однако же я принял решение. Надеюсь, оно понравится и вам всем. Князь Хатикани, я уже упоминал, что желал бы видеть вас во главе царского двора.
Тот кивнул с плохо скрываемым разочарованием. Не о должности верховного церемониймейстера он мечтал. Ну что же, подсластим пилюлю до полноценного торта.
— То, как сейчас у нас разделены полномочия, меня не устраивает, и потому я решил ввести должность придворного министра, назначить же на нее вас. Это не означает, что я просто переименовываю на новый лад распорядителя-кастеляна Ежиного Гнезда, вовсе нет. Круг ваших задач будет гораздо шире и значительнее. Не только хозяйственное управление дворцом, но и церемониал, включая дипломатические приемы и богослужебные торжества, будет отныне на вас. Все, даже самые малые развлечения, та же царская охота, царские выезды, вообще все, что касается быта, моего и моей семьи, я хочу возложить на ваши плечи. Но не только это. Вам предстоит с нуля создать истинный царский двор.
— Не просветит ли меня ваше величество о том, что он под этим подразумевает? — Шедад уже явно прикидывал, на чем он тут сможет нагреть руки, и лицо князя с каждой секундой светлело все больше и больше.
— Как бы это вам объяснить в двух словах?.. Ну вот что сейчас есть царский двор? Сборище чиновников и военных, людей, вне всякого сомнения, очень нужных и полезных, но ведь сие, согласитесь, есть скука смертная. Разговоры если о чем и ведутся, то лишь о делах, а мне бы хотелось некоторого разнообразия, развлечений, что ли… Ведь как приятно, если после тяжелого дня можно спуститься в общий зал, сыграть несколько партий в джетан, под легкую музыку и вино обсудить нечто, совершенно государственного устройства не касающееся… С женщинами, наконец, пообщаться. Да-да, царицы и царевны ведь тоже безумно скучают, а мы, подобно замшелым парсюкам, запираем их на женской половине, совершенно исключаем их из круга своего общения, хотя среди женщин ничуть не меньше ценительниц того же одеона, и что дурного в том, если они будут обсуждать постановку наравне с мужчинами? В этом ведь ничего предосудительного нет!
— В пьесах-то, конечно, да и в их обсуждении… — задумчиво протянул князь Хатикани.
— А теперь представьте эту беседу между царевной Тинатин и… — я хохотнул, — казначеем. «Ах, как блистал сегодня солист!» — «Да-да, украшений на нем было немало, это казне встало в кругленькую сумму».
Присутствующие негромко засмеялись — именно так это наверняка и происходило бы.
— Для того, чтобы было разнообразие в высказываниях и мнениях на отвлеченные темы, я бы желал ввести некоторые сугубо церемониальные должности для сыновей и дочерей знати. Такие, что не приносили бы реального дохода, хотя жалованье за них положить и стоит, но были бы почетными, являлись бы поводом задирать нос перед иными, кто не служит при дворе. Этим мы сможем достигнуть разом несколько целей. — Я перевел дыхание и покосился на князей.
Те слушали с большим интересом. Еще бы — такое устройство придворной жизни было внове.
— Первое — мы превратим дворец в центр не только военно-политической, но и культурной жизни страны, что позволит мне не хандрить. А бодрый и веселый царь на престоле — это и для страны полезнее, и для подданных безопаснее. Верно? — Я залихватски подмигнул князьям.
Все трое закивали, пряча ухмылки в бороды.
— Второе — мы сможем сосредоточить в Ежином Гнезде всю активную молодежь из знатных родов, дадим им занятие, они смогут завести знакомства промеж собой еще в юные годы, будучи пока лишь царскими сокольничими, загонщиками, да хоть и проветривальщиками моих тапок — придумаете вы им всем занятия, а к ним самим смогут присмотреться высокопоставленные чиновники, которым надо пополнять свои ряды. Наверняка самые деятельные и деловитые из них получат предложения по службе, когда достигнут совершенных лет, — а до тех пор побудут царскими заложниками, и их отцы сто раз задумаются перед тем, как злоумышлять. — И знакомства, завязавшиеся в юные годы, помогут им в дальнейшем исполнять свои обязанности куда успешнее. Хотя и для взрослых мужчин и женщин потребуются вакансии, не все же мне с молодняком общаться. Третье, и самое для вас, милейший Шедад, приятное.
Я сделал паузу.
— Деньги. Если заявить, что ко двору могут поступить представители лишь самых достойных родов, многие, кто обладает изрядной мошной, пожелают дать вам взятку, дабы пропихнуть в столь блистательную компанию свое чадо. Не отнекивайтесь, берите — но лишь за право купить должность. Чтобы и вам старания свои вознаграждать, и казне был прибыток.
— Ваше величество предлагает продавать должности? — нахмурился Зулик.
— Только те, которые не дают реальной власти, — ответил я. — Девиц в свиту Валиссы и Тинатин тоже будут совать с расчетом на выгодную партию в дальнейшем, не так ли?
— Это может привести к совершенно неожиданным союзам, — ухмыльнулся Арцуд. — И мне эта идея нравится.
— Общие мысли по этому поводу я изложил и уже через неделю ожидаю первых предложений по новому устройству царского двора. С черновыми расчетами всех расходов. Теперь что касается вашего вознаграждения, князь Софенине.
Я подошел к карте Ашшории на стене.
— Поглядите на нашу страну, господа. Что связывает ее большую часть воедино? Что является ее основной дорогой? — Вопрос был риторическим, разумеется. — Великая Поо и ее притоки. По воде перевозится большая часть всех грузов, и в устье реки они собираются для продажи в другие страны. И наоборот — заморские товары выгружаются в Аарте и расходятся по Ашшории водным в большинстве своем путем. Но Великая Поо переменчива. Ранней весной и большую часть осени она почти несудоходна и бурлива, а зимой ее верховье и среднее течение сковывают льды, тонкие, по которым ничего не провезешь на санях. Когда же начинается ледоход, льдины грозят повредить грузовые суда. Удобное сообщение по реке возможно не более чем по полгода, а изрядную часть того времени, когда она закрыта для судоходства, сухопутные пути представляют собой грязевое месиво, малопроходимое вообще и непреодолимое для тяжело нагруженных обозов. Даже если забыть о том, что война может случиться в любое время года, а войска как-то перемещать надо… Вот ты, князь Арцуд. Сколько лично ты теряешь оттого, что не можешь вовремя сплавить на продажу излишки урожаев? Сколько шерсти с тонкорунных софенских овец спревает в мешках, подвергается порче?
— Много, государь, — тяжело вздохнул он. — К зиме, когда дороги устанавливаются, уже слезами умываюсь.
— Ну а будь тракты проходимы для караванов, смог бы ты, да и остальные владетельные, отправлять свои грузы туда, куда это требуется?
— Это накладнее, чем по реке, государь, но всяко лучше, чем часть и вовсе потерять. Только над погодой люди не властны… — Из груди Арцуда вновь вырвался вздох.
— Зато властны над дорогами. Много ли грязи ты на улицах Аарты видал? Да и в твоем Софенбаше улицы, поди, мощеные.
— Конечно, моще… — Князь прервался и в изумлении уставился на меня. — Ваше величество, вы нешто хотите замостить все торговые тракты?
— На это потребуются огромные расходы, — добавил Зулик.
— Все не все, а основные надо, — отрезал я. — Пусть не сразу, не за один год, а за пятилетку… Может, и дольше. Но главное-то — начать. И дороги эти окупятся, если в Ашшории торговля на полгода з