[6] — воскликнул мой словоохотливый собеседник. «И, наверное, обостренное чувство ответственности?» — спросила я. — «Absolutely!»[7] Возьмем, к примеру, завод, который хочет увеличить своим рабочим зарплату на сто рандов в месяц, потому что была, скажем, забастовка, восстание, кто-то погиб, как вы сообщите клиенту, что порядок цен изменился? Ответственный человек отправит ЮАР куда подальше и поищет более дешевый завод где-нибудь в Гватемале или в Аризоне. И бог с ними, с заморскими делами, с перелетами. Впрочем, если настроиться на часовой пояс Гонконга, можно чувствовать себя комфортно. «Кстати, знаете, что забавно? — продолжал Тьерри, которому, похоже, нравилось просвещать простушек вроде меня. — В Европе снова стали производить вещи, от которых отказались из-за огромной разницы в цене, по сравнению с Азией. Например, сноповязалки, бельевые прищепки, шнурки. Старый Свет взялся за старое, и это плохая новость! Да, — улыбнулся Тьерри Вагнер, — really chilling[8]. Кое-где в Европе теперь производят такие дешевые вещи, что даже таджикским деревням не снилось, безумие! Лучшие эксперты не предвидели, что в такой развитой зоне вдруг случится столь благоприятный для торговли упадок».
Тьерри надеялся, что на том этапе ужина я вникла в суть дела. И я действительно вникла. Тьерри Вагнер признался нам с Летицией — и мы восприняли его слова как откровение, — что если благодаря обнищанию Европы появится возможность меньше летать, меньше менять часовые пояса и гоняться за клиентами, он будет рад. Конечно, бизнес-класс неплох, некоторые авиакомпании предлагают настоящие удобства первого класса, однако самолет остается самолетом со всеми привходящими сложностями. Мы с Летицией выразили молчаливое согласие с оратором. После чего он заявил, что если мы думаем, будто колесить по свету так же легко, как сидеть в офисе, мы ошибаемся. Кажется, наш собеседник, как и мы, мечтал о будущем, в котором он будет зарабатывать больше, а уставать меньше.
Затем новый возлюбленный моей подруги наклонился и что-то прошептал ей на ухо. Со стороны выглядело как сладкий щебет голубков. Однако далее, вместо поцелуя, последовало нечто другое: Тьерри встал, кивнул официанту, который поспешил принести пальто, оделся, удостоил меня очень милого прощального жеста и удалился восвояси. Официант, принесший пальто, воспользовался случаем и убедился, что мы с Летицией закончили с первой порцией рыбы. Он аккуратно взял приборы, твердой рукой ловко разрезал пикшу, остававшуюся до сего момента в тепле, и разложил по тарелкам.
Странная судьба у Тьерри Вагнера. Поглощая вторую порцию рыбы, я вспоминала, что рассказывала мне о своем возлюбленном Летиция в последние недели. Она рассказывала мало. Не из скромности, а потому, что я не проявляла должного интереса, следует признать. Тьерри немец. Получил отличное образование, после докторантуры стажировался в США. Не помню, какая у него специальность. Он хотел остаться в Америке, но все-таки вернулся в Европу по причине, которую Летиция, конечно, упоминала, но я забыла. Очень быстро Тьерри покорил какую-то важную компанию, занимающуюся тоже не знаю чем, а потом ему предложили преподавать в университете Ганновера. Какой предмет Тьерри позвали преподавать, я, разумеется, не помню. В любом случае он согласился и строил одновременно университетскую карьеру и карьеру в бизнесе, а еще занимал разные должности в ассоциациях по защите профессиональных интересов. Мало-помалу СМИ стали обращаться к Тьерри, брать у него интервью как у эксперта в разных областях. И он успешно совмещал роль эксперта с другими ролями, до тех пор пока однажды не случилось что-то серьезное, а может, просто накопилось много несерьезных событий, которые все вместе стали восприниматься как что-то очень важное, в общем, как бы там ни было, Тьерри решил, что достаточно прогибался и вкалывал на этот мир и пришла очередь мира прогнуться в ответ и дать Тьерри все, что он пожелает. Так он и сказал Летиции, а Летиция — мне. Еще моя подруга видела разные паспорта своего нового друга. Она гордилась тем, что среди прочих паспортов у Тьерри имеется и швейцарский. Помню, с каким восхищением она рассказывала о том, что многие документы Вагнера составлены на языках, о которых она даже не слыхивала. Было очевидно, что приключение Летиции обретает размах как благодаря значимости Тьерри, так и за счет всех его удивительных штампов, проставленных в соответствии с законодательствами разных стран. Летиция мне сказала (и я запомнила ее слова наизусть), мол, она бы никогда не поверила (я бы, кстати, тоже не поверила), что человек может иметь столько документов, а главное — что все эти удостоверения личности ему нужны, ведь большинство из нас пользуется одним-единственным паспортом на протяжении всей жизни, не говоря уж о тех, кто вообще остается без документов, и, однако, каким-то образом путешествует по нашим морям, островам, оказывается на наших пляжах, а затем проникает в наши кварталы.
9Везучие женщины встречают мужчину своей жизни в тот момент, когда меньше всего этого ждут
Декабрьским вечером во вторник, когда Тьерри Вагнер примерно в двадцать один час отчалил и мы с Летицией остались за столиком вдвоем, моя подруга воспользовалась тем, что я до сих пор не доела рыбу, — она уже со своей порцией расправилась, — чтобы излить душу. Войдя в ее жизнь, Тьерри расширил ее границы. Словно Летиция, до сих пор державшаяся за край скалы, вдруг поняла, что может отпустить несчастный камень, забраться на него и увидеть прекрасные бескрайние земли. «Вот что происходит, когда встречаешь необыкновенного человека», — призналась Летиция дрожащим голосом. Когда подобное случается, спрашиваешь себя, почему все время жил так скучно, почему был таким посредственным? Таким жалким. Таким ограниченным. Таким обыкновенным. Таким безыдейным. Лишенным будущего. Планов. Почему мы готовы смириться с тем, что наша жизнь ограничена… ограничена этим… всеми этими препятствиями?.. «Короче, — сказала Летиция, — когда траектория такого потрясающе свободного человека пересекается с твоей, начинаешь смотреть на вещи совсем иначе», — убеждала меня она. Начинаешь думать, что у тебя есть выбор. Например, выбор — жить здесь или далеко-далеко, говорить на этом языке или на другом, общаться с этими людьми, а не с теми, бесконечно переживать из-за ребенка или нет, говорить «нет» вместо «да-да». «Все вокруг становится необъятным, клянусь, — воскликнула она, — твоя жизнь перестает быть захламленной комнатой, где не пошевелиться, жизнь превращается в замок, в замок, ты понимаешь, о чем я? В восхитительный, просторный замок, и это великолепно! Ты себе не представляешь, как у меня внутри все встало с ног на голову, когда я встретила Тьерри, и мне бы так хотелось, чтобы это произошло с тобой». Чтобы яснее выразить свое пожелание, моя подруга взяла меня за руку и посмотрела мне прямо в глаза — она действительно хотела, чтобы я содрогнулась и в корне изменилась, повстречав Тьерри Вагнера во плоти. Я ведь и вправду повстречала Тьерри Вагнера, и он не был выдумкой, ни он, ни его жизнь, ни его мир. Следовало это признать, и я изо всех сил постаралась улыбнуться, чтобы не раздражать Летицию сдержанностью, которую я никак не могла преодолеть.
После того как я доела пикшу, а Летиция завершила излияния, она набралась смелости заказать десерт. Я же набралась смелости как можно более спокойно спросить, где Летиция встретила такого мужчину, как Тьерри Вагнер. Подруга рассказала мне все о своих отношениях, но забыла упомянуть о том, как они начались. Летиция стала кокетничать: мол, поведаю историю знакомства только в присутствии тирамису. Мы дождались прибытия десерта в тишине. Наконец тирамису явился — бисквит выглядел чрезмерно пропитанным, по-моему. Летиция запустила в десерт ложку и сказала, что все произошло в прошлом ноябре. Десятого ноября. Вечером. Она выходила от остеопата. Тьерри Вагнер выходил из такси. Тьерри уже бежал. Летиция не бежала, но шла довольно быстрым шагом, не глядя перед собой. И Тьерри на нее налетел. Или, наоборот, она налетела. Неважно. Ударились они сильно. Во всяком случае достаточно сильно, чтобы Тьерри потерял равновесие и упал. Может, виной тому еще и его ботинки с экстрагладкой подошвой. Незнакомец лежал на земле. Он стонал и жаловался на боль. По-немецки. У него болела лодыжка. Болело плечо. И он не вставал. Летиция извинилась. По-английски. Английским она владела лучше, чем немецким, поэтому выбрала тот язык, на котором извинение получится более убедительным. Она сказала: «I'm sorry, Iam so, so sorry[9]» — хоть и не была уверена, что виновата в столкновении. Может, Летиция и не была ни в чем виновата, но ей стало не по себе, оттого что мужчина лежит на земле, а она стоит. Никто из прохожих не предложил помощь. Тогда Летиция сказала, что сходит за своей машиной, припаркованной недалеко, и отвезет пострадавшего в травму. Мужчина по-немецки ответил, что предпочитает вызвать такси. Он хотел взять телефон в кармане куртки. Но смартфона не было. Он исчез. Летиция искала его глазами, но не находила. Наверное, в момент удара телефон вылетел из кармана, разбился, а затем под ногами прохожих превратился в пыль. Мужчина потребовал, чтобы Летиция одолжила ему свой телефон. Моя подруга отказалась. Она проявила стойкость. Она сама удивилась, что при подобных обстоятельствах вела себя столь властно. Она объяснила незнакомцу, что надо поехать в травму и удостовериться, что связки не порваны. Каким чудом она вспомнила по-английски слова «связки», «рваться», «травма», она не знала. Она рассказала мужчине обо всех плюсах поездки на ее машине, о том, что ему понадобится помощь, чтобы войти в травму, заполнить бумаги для страховки и прочие формуляры, потом добраться до врача, потом — до рентгена, который, разумеется, назначат. Летиция предвидела ход событий. Мужчина все-таки согласился. А дальше моя подруга узнала, как его зовут, откуда он и чем занимается.