42.
К 1789 году эта эклектически-спиритуалистическая форма месмеризма, которой предстоит возродиться в XIX веке, распространилась по всей Европе. Отныне Месмер стал не властен над своими же собственными идеями, ибо те отправились в свободное плавание по области сверхъестественного, к которой в его понимании не должны были иметь никакого отношения. К тому времени он уже покинул Францию и отправился пытать счастья сначала в Англию, затем в Австрию, Италию, Швейцарию и, наконец, в Германию, где и умер в 1815 году близ деревни, где некогда родился. Однако прежде чем мы обратимся к туманному послереволюционному отрезку его биографии, нам следует уделить немного внимания расколу в парижском Обществе гармонии, откуда берет свое начало радикальное течение в месмеризме. Постоянное стремление Бергасса играть первую скрипку на собраниях общества неоднократно приводило к его конфликтам с Месмером. К 1784 году их разногласия разделили общество на две враждовавшие фракции, однако необходимость отстаивать интересы движения перед лицом общей угрозы в виде заключения королевской комиссии заставила их вновь сплотиться. Впрочем, согласие между ними длилось недолго: уже в ноябре того же года споры по поводу предложения о пересмотре устава («регламента») общества привели к окончательному расколу. Комитет во главе с Бергассом, Корнманном и д’ Эпременилем потребовал изменить устав таким образом, чтобы стало возможным свободное распространение учения, ведь сумма, затребованная Месмером за обнародование секретов его метода, к тому времени была уже собрана. Однако Месмер начал упрямиться и требовать себе большей суммы, после чего в мае 1785 года созвал общий совет, на котором был принят устав, подтверждавший его главенствующую роль в движении и право на сохранение тайны учения. Затем совет исключил их из общества – несмотря на разнообразные дипломатические маневры, предпринятые Бергассом и его сторонниками ради достижения компромисса, и все их пламенные речи – и обосновался в отеле Куаньи; помешать этому не смог даже д’Эпремениль с его ораторским талантом парламентария. В ответ на это месмеристы-изгнанники созвали собственный совет и утвердили вариант устава в редакции д’Эпремениля, но уже в июне им всем стало очевидно, что большинство членов общества остались верны Месмеру, а попытка создания параллельной организации потерпела крах. Тем не менее они продолжили проводить неформальные встречи в доме Корнманна. Именно здесь, в обстановке, свободной от догматизма Общества гармонии, начали формироваться социальная и политическая составляющие месмеристской доктрины43.
Хотя волею богатой фантазии аббата Баррюэля месмеризм не избежал упоминания в связи с масштабным антимонархическим и антикатолическим заговором, якобы существовавшим в предреволюционной Франции, на деле Общество гармонии даже отдаленно не походило на революционную ячейку44. В первую очередь, как справедливо отмечал один из потенциальных претендентов на членство в обществе, вступительный взнос в размере 100 луидоров для слишком многих являлся «препятствием ужасным» (un furieux obstacle). Как и в большинстве безобидных масонских объединений той поры, на собраниях Общества гармонии соблюдался принцип «совершенного равенства», призванный, если верить словам выступавшего в защиту месмеризма Антуана Сервана, «связывать представителей всех чинов и сословий узами единства». Сам Месмер торжественно провозглашал: «Меня ничуть не удивляет, что люди благородного происхождения иной раз оскорбляются, находя в моем доме столь разночинное общество, однако я не придаю тому ровным счетом никакого значения. Моим гуманистическим убеждениям чужды любые сословные различия». И все же столь солидные размеры вступительного взноса практически полностью ограничивали состав Общества гармонии аристократами и состоятельными буржуа. Даже царивший на месмерических сеансах общества дух эгалитаризма вполне мог быть сугубо показным, о чем свидетельствует следующий пассаж из одного из антимесмеристских памфлетов: «И вот наконец двери закрыты; все сидят в порядке членского старшинства, и мелкий буржуа, ощутив себя на мгновение ровней голубым кровям, забывает, во сколько обойдется ему это место на обитом малиновым бархатом c золотой каймой стуле». Нам неизвестно, какое положение в обществе занимал каждый из 430 членов парижской организации, соответственно, определение ее точного социального состава не представляется возможным. Тем не менее памфлет, опубликованный спустя несколько месяцев после учреждения данного общества, позволяет составить неплохое о нем представление. На тот момент членами парижского общества числились «48 человек, в их числе 18 дворян, почти все из высокородных; двое рыцарей Мальтийского ордена; один на редкость достойный адвокат, четверо докторов, двое хирургов, семеро или восьмеро банкиров и купцов, частью на покое; двое священников, трое монахов». Судя по сохранившимся источникам, в провинциальных обществах состояло меньше аристократов. К примеру, из 59 членов Общества гармонии в Бордо 20 были негоциантами, 10 – докторами и только двое – аристократами, тогда как преимущественно буржуазное Общество гармонии Бержерака и вовсе трансформировалось со временем в местный якобинский клуб. Однако в парижском обществе числились несколько виднейших аристократов Франции – герцог де Лозен, герцог де Куаньи, барон де Талейран (кузен будущего министра иностранных дел) и маркиз де Жокур, например. Для пущей респектабельности его члены любили при случае упомянуть о том, как много придворных состоит в их рядах, а граф де Сегюр даже использовал этот аргумент, отстаивая интересы общества перед королевой. Месмеровский идеал гармонии легко встраивался в формулу политического квиетизма, о чем свидетельствует содержащийся в одном из месмеристских памфлетов призыв к «слепому почтению, которое должно выказывать правительству». «Ибо разве не говорилось уже о том, что любые действия и даже мысли, ставящие своей целью нарушение общественного порядка, противны природной гармонии?..» Автор другого памфлета рисовал перед читателем подкупающую пастораль, где «владелец поместья простодушно и без треволнений является меж подданных своих лишь для поддержания порядка и за должной мерой к себе почтения». Таким образом, находясь далеко в стороне от революционных заговоров и интриг, Общество гармонии служило своего рода салонной забавой для богачей и знати45.
Справедливость этого суждения подтверждается особенностями организации общества и его церемониалом. Даже лечебные сеансы Месмер проводил с учетом высокого статуса своей клиентуры. Одна из четырех магнетических ванн в его доме предназначалась для бедных и была бесплатной, хотя использовалась довольно редко, тогда как места возле трех остальных, подобно местам в оперном зале, требовали заблаговременного резервирования и, по имеющимся свидетельствам, приносили по 300 луидоров дохода в месяц. Ванна для «благородных дам» была отгорожена от остальных цветами, а лакею-немцу было приказано оповещать хозяина о прибытии очередного посетителя того или иного сословия особым свистом, которого могло быть три разных вида. Собрания общества проходили в отеле Куаньи: здесь Месмер жил и здесь же проводил сеансы. Должностной состав порой немного менялся, но, как правило, выглядел следующим образом: Месмер в качестве бессменного председателя (ужасный акцент делал невозможным его полноценное участие в собраниях); вице-председатели Адриен Дюпор (член Парламента и один из будущих лидеров Клуба фельянов) и маркиз де Шателю (видный военный и писатель); оратор – Бергасс (или, пусть изредка, кто-нибудь другой); казначей – Корнманн; два-три церемониймейстера, архивариус и от одного до четырех секретарей. Каждый новоиспеченный член общества получал из рук Месмера изысканно оформленный диплом, где прописывались его обязательства по сохранению тайны учения и отведенное ему место в иерархии последователей. Так, Бергасс был первым, Корнманн вторым, Дюпор тридцать четвертым, Лафайет девяносто первым, а д’Эпремениль сто тридцать шестым. Привыкший главенствовать на собраниях общества Бергасс утверждал, что изначально они планировались как встречи сугубо философского характера, однако позже его «попросили создать внутренний регламент для этого общества, за которым поначалу – и вопреки моему желанию – едва не закрепилось нелепое наименование „ложа“»46.
Месмерические сеансы, обряды инициации и курсы наставления несли на себе явный отпечаток влияния оккультных учений и околомасонской ритуалистики, о чем можно судить по дневниковым записям барона де Корберона – этому единственному в своем роде непосредственному свидетельству о деятельности общества (см. Приложение 3). Корберон отмечал значительное влияние масонства на формальную сторону мероприятий, проходивших в зале для собраний отеля Куаньи. Характерно, однако, что оставленные им описания скорее напоминают конспекты научных лекций, сродни тем, что выходили из-под пера вольных слушателей в музеях и лицеях Парижа. Дело в том, что в кругу неофитов Бергасс примерял на себя роль профессора. Он наставлял их с указкой в руке, рисовал сложные схемы, использовал восковые шарики для наглядной демонстрации принципов движения атомов в пространстве и даже составил некое близкое к пародии подобие учебника с претензией на наукообразность и множеством иллюстраций (здесь можно было найти изображения сталкивающихся молекул, магнетических токов, а также прочих флюидов притягивающего, отталкивающего и вихревого свойства, то есть света, теплоты, гравитации и электричества). В ходе церемонии предварительного посвящения новые члены общества произносили торжественную клятву, после чего составляли вместе с церемониймейстером позу месмерического «раппорта», и тот заключал их в объятия со словами «Идите же, касайтесь, исцеляйте!» («Allez, touchez, guérissez!»). По завершении инициатических обрядов, продолжает Корберон, неофитов разделяли на две учебных группы, каждая из которых в течение месяца собиралась по три раза в неделю на занятия по подготовке к полноправному вступлению в общество. Содержание этих занятий (сам Корберон посетил одиннадцать из них) по большей части сводилось к прослушиванию лекций Бергасса, во время которых тот излагал основные тезисы из своих «Рассуждений о животном магнетизме» («Considérations sur le magnétisme animal»). Бергасс рассказывал о трех основополагающих началах – Боге, материи и движении; о токе магнетического флюида внутри планет и всех прочих тел, включая человеские; о техниках месмеризирования; о болезнях и способах излечения; о природе инстинктов и об оккультном знании, открывающемся благодаря действию флюида на внутреннее чувство человека. Корберон отмечает, что Бергасс завладевал вниманием аудитории настолько сильно, что «в Париже появилось немало сочувствующих его идеям натур, готовых „бергассировать“ столь же охотно, сколь и „месмеризировать“». В сохранившихся документах общества намеков на политику ничуть не больше, чем в дневнике у Корберона. Из всей обширной корреспонденции общества до нас дошли 103 письма, и по большей части это прошения о приеме, обильно пересыпанные характерными для того времени оборотами в гуманистическом духе. Типичным примером такого прошения может служить письмо некоего господина Оливье, который сообщал, что обладает «хорошим флюидом» и жаждет применить его «во облегчение страданий человечества»