Революцию Дюпон пережил, однако его уход в спиритуализм ознаменовал собой кончину Просвещения. По окончании Террора месмеристы могли остаться революционерами, как Бонвиль, или стать консерваторами, как Бергасс, но они больше не строили свои храмы на фундаменте Разума. Идеи Фабра д’Оливе показывают и то направление, которое избрали консервативно ориентированные месмеристы, и их новые пристрастия в храмовом строительстве. Он попытался создать новую религию, пустив в дело обычные для спиритуалистов строительные материалы – переселение душ, изначальный язык, сообщение с Богом через иерархию духов, – и разве что добавил к ним месмеризм. Ему неоднократно удавались месмеристские исцеления, и это убедило его в том, что флюид и в самом деле работает как посредник между человеческой волей и природой, которую он понимал как волю «универсального человека», состоящего из всех людей. «Месмерический флюид есть не что иное, как сам универсальный человек, возбужденный и приведенный в движение одной из собственных эманаций». Именно благодаря воздействию флюида на волю, а не благодаря разуму, Фабр исцелял страждущих, общался с духами и в моменты наивысшего сомнамбулического состояния обретал знание Бога, а также познания в области естественных наук и политической теории. Иерархия духов дала Фабру модель, согласно которой надлежало организовать людей на земле: граждан следовало разделить на классы, укрепив традиции и государственную власть. Ему претил революционный идеал всеобщего равенства; он предпочитал монархическую форму правления, а еще того лучше – теократию, которую мог бы создать Наполеон, а его самого, быть может, избрать в понтифики. Для империи эта философия, в общем, была вполне подходящей, поскольку известно, что Жозефина де Богарне консультировалась с несколькими пережившими революцию предсказателями-месмеристами, и если верить воспоминаниям графа д’ Аллонвиля, месмериста и соратника Бергасса и д’Эпремениля, точно так же поступал и сам Наполеон: «Еще большая странность заключалась в том, что генерал Бонапарт, намереваясь отправиться в первую свою итальянскую кампанию, пожелал, чтобы сомнамбулист Майи-Шаторено [возможно, тот самый Шаторено, который был членом Общества гармонии] предсказал ему дальнейшую судьбу… Бонапарт верил, что битва при Кастийоне была исполнением пророчества, и приложил усилия к тому, чтобы отыскать этого сомнамбулиста перед отбытием в Египет»86.
Мистический и теократический консерватизм Фабра имеет множество точек соприкосновения со взглядами Жозефа де Местра, который провел по крайней мере часть своих долгих санкт-петербургских вечеров, впитывая идеи Сен-Мартена, Сведенборга, Виллермоза и, видимо, нескольких месмеристов. Де Местр считал, что теория месмеризма уже была сформулирована в трудах Сведенборга; по большому счету, он отслеживал ее в глубь веков вплоть до Солона, однако, судя по всему, все эти поиски не убедили его в необходимости примкнуть к месмеристскому движению. Гораздо большее влияние месмеризм оказал на другую политическую систему, которая также пришла из России и со временем приобрела выраженное консервативное звучание, – на Священный союз. Источником вдохновения для самой концепции Союза как идеального христианского братства под покровительством Бога – «Слова Жизни» (la parole de vie) – по крайней мере, отчасти стала баронесса фон Крюденер, дама-мистик месмеристско-мартинистско-физиогномистского толка, которой удалось завоевать доверие царя Александра I, раскрыв ему религиозный характер его миссии по низвержению Наполеона, то есть Антихриста. Прибыв в Париж в 1815 году вместе с русскими войсками, мадам де Крюденер собрала вокруг себя патриархов месмеризма Бергасса и Пюисегюра и его матриарха герцогиню де Бурбон. Бергасс к тому времени обитал в кое-как обставленном садовничьем домике в одном из парижских пригородов, но царь без каких бы то ни было колебаний несколько раз подряд наносил ему визиты в компании мадам де Крюденер, чтобы проконсультироваться по вопросам установления универсальной гармонии в Европе на ближайшую тысячу лет. Согласно одному из источников, именно Бергасс написал проект Священного союза. Во всяком случае, он серьезно повлиял на процесс его создания и в последующие годы пытался поддерживать это свое влияние на царя посредством переписки87.
Приезд мадам де Крюденер в Париж совпал с возрождением моды на месмеризм и другие спиритуалистские течения, чья популярность с неизбежными перерывами, однако, удерживалась на высоком уровне и в эпоху Июльской монархии, и в эпоху Второй империи. Ее собственные сеансы собирали самую изысканную парижскую публику первых лет Реставрации, но количество поклонников сильно поубавилось после того, как предсказанный ею Апокалипсис не случился в назначенный срок, а в пророчествах ее после разрыва с Александром все более отчетливо начали проступать либеральные взгляды ее нового друга – Бенжамена Констана. Бомонд нашел себе более привлекательную предсказательницу, очаровательную индийскую сомнамбулистку по имени Алина д’Элдер; изысканная публика гурьбой ходила на месмеристкие сеансы доктора Кореффа, мадемуазель Ленорман и аббата Фариа (который умел придавать воде вкус шампанского), а позже покровительствовала мистическому масонскому месмеризму Анри Делаажа. Трудящийся класс, если случалась такая нужда, обращался к менее известным месмеристам-предсказателям, вроде тех, кого Бальзак во множестве находил в бедных районах Парижа времен Июльской монархии. К 1850‐м, то есть к тому времени, когда месмеризм достиг своего апогея, были выработаны новые техники вызывания духов и конвульсионных кризов. Месмеризированные жезлы и цепи никуда не делись, но про ванны почти забыли; зеркала были усовершенствованы, так что теперь они не просто усиливали течение флюида, но и могли показывать духов; духи же научились передавать послания через рисунки углем или стук по столешнице; а старомодные специалисты по месмерическому массажу уступили лидирующие позиции в движении сомнамбулистам. Месмеристы новой генерации вроде Альфонса Каганье проводили все время в общении с духами, а те телеграфировали медиуму или, еще того чаще, гадательному столику, который выстукивал их тексты чем-то вроде азбуки Морзе, поэтические отрывки, приветы близким и описания загробного мира.
С развитием всех этих инноваций «апостольская преемственность» протянулась от Бергасса и Пюисегюра к Ж. П. Ф. Делёзу и далее – к барону дю Поте. Общество вселенской гармонии, которое вместе с большей частью провинциальных филиалов прекратило свое существование в 1789 году, возродилось в 1815‐м под руководством Пюисегюра уже под именем Общества магнетизма (Société du Magnétisme), а затем, в 1842‐м, снова подверглось реорганизации. К 1850‐м годам, когда движение возглавил дю Поте, посвященные собирались дважды в неделю в комнатах над рестораном братьев Провансо в Пале-Рояле. Этим заседаниям недоставало великолепия прежних собраний в отеле Куаньи, но людей приходило много и стоило это существенно дешевле (входная плата составляла 15 су); новая организация, следуя коммерческому духу эпохи, объявила официальные часы работы, прилежно экономила финансовые средства и издавала ежемесячный «Journal du Magnétisme» (20 тт., 1845–1861). Возрождение месмеризма вызвало вполне предсказуемую реакцию со стороны его природных врагов – ортодоксальных врачей и естествоиспытателей, – которые снова прибегли к надежному и испытанному сочетанию насмешек и атак академических комиссий. В 1816 году «Театр де Варьете» поставил вполне успешную сатиру на месмеризм «Магнетизомания» («La Magnétisomanie»), а в 1825 году Медицинская академия инициировала серию исследований и дебатов, которые, в свою очередь, вызвали новую волну полемических памфлетов. В 1831 году полувековая война академиков против месмеристов, по всей видимости, подошла к концу – после того, как в Академии заслушали доклад следственной комиссии, признавшей за месмеризмом некоторую терапевтическую значимость. Но в 1837‐м академики возобновили боевые действия: после очередного, на сей раз откровенно враждебного, доклада новоназначенной комиссии они сделали весьма неглупый ход – предложили приз в 5000 франков любому месмеристу, который сможет читать, не используя физическое зрение. В 1840 году, после того как все претенденты на приз благополучно провалились, Академия окончательно отказалась иметь дело с месмеризмом, определив его в ту сумеречную зону, где обретались бессмысленные проекты вроде поисков квадратуры круга. Впрочем, в других странах месмеризм чувствовал себя куда увереннее. В середине века относительно умеренные разновидности флюидизма и сомнамбулизма всерьез изучались по всей Европе. Месмер умер в 1815 году и незадолго до смерти успел передать свое благословение вновь учрежденному курсу по месмеризму в Берлинском университете. В Англии Джеймс Брейд приступил к исследованию наведенных гипнотических состояний, а французские специалисты по гипнозу во главе с Ж.-М. Шарко уже сформировали традицию, которая вскоре окажет серьезное воздействие на становление фрейдистской психологии88.
Месмеризм продолжал оказывать воздействие и на политических мыслителей – причем не только на склонных к мистицизму консерваторов, следующих курсом, проложенным Фабром д’Оливе, но и на либералов, и на социалистов-утопистов, которые продолжали традицию Ретифа и Бонвиля. Пьер Балланш, крупнейший постреволюционный лионский мистик, заигрывал едва ли не с каждой из иллюминистских доктрин, включая месмеризм, придерживаясь консервативно-теократичесих убеждений в духе Фабра и Жозефа де Местра; но кроме того, он дал путевку в жизнь самому значимому из мистиков – оппонентов капитализма, Шарлю Фурье. Именно в издававшемся Балланшем «Bulletin de Lyon» Фурье заявил о том, что открыл «вселенскую гармонию», ключевой принцип всей его философии. Для Фурье, как и для Бергасса, вселенская гармония была организующим принципом будущего утопического государства, которое возникнет после неминуемого Апокалипсиса: «Все политические, этические и экономические теории надлежит швырнуть в огонь и приготовиться к удивительнейшему событию… К ВНЕЗАПНОМУ ПЕРЕХОДУ ОТ СОЦИАЛЬНОГО ХАОСА КО ВСЕЛЕНСКОЙ ГАРМОНИИ». Подобно Бергассу, Фурье выстроил свою систему на аналогии между физическими и нравственными законами природы. Как и Бергасс, он считал себя Ньютоном в области политики: «Вскоре я понял, что законы гравитации страстей во всех смыслах сходятся с законами материальной гравитации, которые объяснили Ньютон и Лейбниц, и что существует ВСЕОБЩАЯ СИСТЕМА ДВИЖЕНИЯ МИРА МАТЕРИАЛЬНОГО И ДУХОВНОГО». Несмотря на множество совпадений с «Теорией четырех движений» («Théorie des quatre mouvements») Фурье, «Рассуждения о животном магнетизме» («Considérations sur le magnétisme animal») Бергасса были обречены на костер, поскольку Фурье намеревался сжечь все книги, кроме своих собственных. Какого-либо влияния со стороны других авторов он категорически не признавал. Он, и только он открыл природные законы общественной жизни, гравитационную природу страстей, и все это надлежит теперь не прятать под сукно, а воплотить в жизнь, чтобы объединить всех людей во всемирное братство. Впрочем, претензии Фурье на оригинальность – всего лишь ширма, за которой он прячет ту точку фокуса, в которой подключился к месмеристской традиции. Влияние месмеризма вполне очевидно во многих ег