– Кто это? – спросил Марио.
– Святая Сара, – пояснила Настя.
– Что за имя такое? – удивился он. – Еврейка?
– Египтянка, – ответила ему Настя из темноты. – Была такая святая. Спасла лодку с важными людьми.
– Ну, и для чего она тебе?
– Мне в лагере подарили. Когда-то давно, в детстве, мама отправила меня в католический лагерь.
– Для чего? – не понял Марио.
– Ну, нужно же было меня куда-то на лето отправлять? Оставлять меня на лето в порту она не решалась – боялась, что убегу. Денег на нормальный лагерь у нас не было, вот мама и отправила меня к католикам. А Сару мне подарили на память. Там ещё надпись, видишь?
– И что там написано?
– Ну, если опустить все упоминания об Иисусе и церковном руководстве, там написано, что наибольшая опасность прячется в реках. Но и самая надёжная защита – тоже. Потому что реки отделяют своих от чужих, отгораживают свет от тьмы и защищают нас от угроз и неожиданностей. Нужно всего лишь держаться берега и уметь оказать первую помощь на воде. Ты умеешь плавать?
– Плохо. – Марио даже не хотел вспоминать, как они с Колей ночью вытягивали сетями рыбу из водохранилища и как он, Марио, свалился в черную гущу воды, и Коля должен был вылавливать его, а потом отпаивать спиртом, проклиная на чём свет стоит.
– А я подрабатывала на спасательной станции, – поддержала его Настя. – Оказывала первую медицинскую помощь.
– Кому? – не понял Марио.
– Тем, кого спасала, – объяснила Настя.
С утра она залатала ему протёртые на коленях джинсы, накормила завтраком, смазала чем-то царапины – старые и совсем свежие, полученные этой ночью. Больно? – спросила. Нормально, – ответил Марио, чувствуя, как в кожу входит огонь. Ладно-ладно, – не поверила Настя, – не надо говорить неправду.
Коля заметил его ещё из окна. Выглядывал со своего третьего этажа, будто специально ожидая его. Марио собрался с мыслями, вошёл в больницу. В коридоре столкнулся с интересным пациентом – тот стоял в дверях, что-то напряжённо и нервно обдумывая, так, будто сбежал от кого-то, однако забыл, от кого именно. На него налетали студенты-практиканты, на него натыкались пожилые посетители, его недоверчиво обходили больные в потрёпанных халатах. В одной руке держал белый пиджак, в другой – большой бумажный пакет. Увидел Марио, остановил его.
– Курить есть? – спросил. Голос у него был утомлённый, но твёрдый.
– Нет, – ответил Марио.
Постояли какое-то время, глядя друг на друга.
– Ладно, – сказал наконец пациент, – не ссы, всё будет хорошо.
Марио поблагодарил.
В палате снова что-то произошло: пацан с наушниками исчез, только кровать его стояла неприбранной, а интеллигент торопливо бросал свои вещи в чёрные пакеты, никого не слушая и ни с кем не заговаривая. Коля поглядывал на него с пренебрежением, работяга посматривал на Колю со страхом. Марио выкладывал перед Колей йогурты и молоко, но тот даже не смотрел на них, сразу же начал расспрашивать, что там в городе, какие новости, как мама, как работа. Спрашивал, не давит ли шеф, не хочет ли Марио уволиться, а если хочет, то чем думает заняться. А если не хочет, то почему? Потому что думать о таких вещах, – говорил Коля, – нужно всегда: жизнь – штука изнурительная, нужно поддерживать друг друга, особенно если мы одна семья. В нашей семье, цедил Коля, мужчины всегда работали в одном бизнесе. Никто бы даже подумать не мог кидать друг друга, ты понимаешь, Маричек? О Насте не спрашивал, но Марио чувствовал, что именно о ней он спросить и хочет. Ну, хочет и хорошо, – подумал себе Марио и решил не бояться. Ничего он мне не сделает, решил, побоится. Коля расспрашивал, глядя племяннику прямо в глаза, и Марио не выдержал: поймал его взгляд и уже не отводил глаз, разглядывая Колю со всей своей ненавистью и злостью. Коля тоже перехватил его взгляд и старался какое-то время погасить, давил на племянника тёмной силой, но Марио не поддавался, противился и выдерживал, и Коля в какой-то миг поплыл, начал смотреть куда-то ему за плечи. И прикрикнул что-то на работягу, и перевёл разговор на антибиотики. Марио сидел перед ним, упёршись ладонями в колени, и видел Колю таким, каким не видел никогда раньше, – постаревшим, с жёлтой, как старые фото, кожей, с погасшим взглядом, поникшим, сломленным, несвежим и неуверенным, больным и голодным. Марио сначала думал его пожалеть. Да на хуй надо, – подумал в конце концов. Чем они тебя здесь лечат? – спросил. Коля подумал, взвесил ситуацию, заговорил примирительно.
– Меня нормально лечат, Маричек. Лечить меня – это то же самое, что лечить повешенного: проблемы со здоровьем очевидны, а терапия мало чего даёт. Ты сам-то как себя чувствуешь? – спросил, прищурив глаз.
– Нормально я себя чувствую, – ответил Марио, не особо задумываясь.
– А что за следы на шее? – спросил его Коля, будто между прочим.
– Порезался, – ответил Марио. – Когда брился.
– Ага, – с пониманием кивнул Коля. – Ты теперь ежедневно бреешься? Смотри, горло перережешь. Хорошо, если кто-то сможет оказать первую медицинскую помощь. А если нет?
Коля снова смотрел на него холодними волчьими глазами. Марио поднялся, сухо попрощался, пообещал передать всем привет. Стоя на перекрёстке, ощущал на себе Колин вигляд.
– Что он может знать про бизнес? – жаловался Марио вечером, сидя в Колиной ванне. – Он даже новый киоск открыть не может.
Настя сидела на краю ванны в тренировочных шортах и тесном топе, держа в руках сухие полотенца, улыбалась, слушая брата.
– Всё он может, – не соглашалась. – Просто его кинули.
– Да ничего он не умеет, – не соглашался в свою очередь Марио. – Он даже в карты играть не умеет.
– В карты все умеют играть, – возразила Настя. – Даже я.
– Да ладно, – скептически отозвался Марио.
– Хочешь попробовать? – Настя поднялась. Бросила ему полотенца и вышла в коридор.
Марио обмотался полотенцем, пошёл, оставляя мокрые следы. Настя сидела с картами на ковре. Ну, тут я уже знаю, что делать, – подумал Марио, вспоминая, как неумело вёл себя в игре Коля. Ну давай, – сказал Насте с усмешкой. Трижды проиграл. Разозлился. Проиграл еще раз. Порвал колоду, вышел на кухню. Настя переждала немного и вышла вслед.
– Ну, Марик, – сказала успокаивающе, – не злись. Всё равно у тебя не было шансов. Просто я знаю все эти фокусы. Я в цирковую студию ходила.
– Серьёзно? – повернулся к ней Марио. Подумал, что цирковая студия – достаточное основание, чтобы принять поражение.
– Да, – заверила его Настя. – Морские карты, к слову, я тоже умею читать. Как святая Сара.
Лёжа рядом с ней и в темноте чувствуя её движения, Марио думал, что его мама спит так же – разбросав одежду вокруг кровати, поставив будильник до холодного звона, забыв обо всё на свете, ни о чём не жалея, ни о чём не печалясь, оставляя ночные терзания всем смятенным и нервным. Вот таким, как Марио. Марио перебирал в голове все слова, что услышал за три ночи от Насти, все её рассказы и обещания. Просчитывал варианты, пытался выстроить схему защиты, находил неожиданные аргументы в собственную пользу, подыскивал взвешенные ответы. К утру планеты стали на свои места – всё зависит от нас, всё контролируется нашим сердцем, никакого отчаяния, никакого страха, никакого оправдания.
Сквозь сонные эха и утренние воздушные потоки он почувствовал, что света стало больше, что неподалёку слышится еще чьё-то дыхание – глухое и враждебное, и дыхание это становилось с каждым разом сильнее, пока в конце им не переполнилась и не взорвалась утренняя пустота.
– Марик! – Марио подскочил, перевернулся в воздухе, как кошка, приземлился на колени, резко вскочил на ноги, больно ударившись о будильник, что так и не зазвонил, вступил в тарелки с остатками пасты, перевернул на простыни бокал с вином, зацепил Настин чемодан, из которого полетели гигиенические прокладки, подхватил подушку, чтобы как-то прикрыться. – Марик, сука! – Коля стоял в проёме дверей, чёрно-оливковый, грозный, накачанный антибиотиками и ядами, в измятых белых брюках, в жёлтой велосипедной майке.
От его крика Настя тоже проснулась и высунулась из-под одеяла. Узнав её, Коля замер, впадая в бешенство, и бросился вперёд, оставив на полу пакет с больничными вещами, Марио перехватил это его движение, секунды оказалось достаточно, чтобы перегруппироваться, развернуться и рвануть вперёд – чёрными коридорами, запылёнными комнатами, к кухне, подальше от смерти. Коля перепрыгнул через чемодан, поскользнулся на пасте, резко въехал в боковую стенку, его откинуло в другую сторону. Марио уже босоного гремел по кухонному паркету. Коля вскочил и рванул к чулану. За ружьём, конечно. Марио в это время сорвал бархатную занавесь и безуспешно пытался открыть окно. Коля отстал, но было ясно, что ненадолго, что сейчас он его догонит и начнёт переламывать рёбра. Марио сделал несколько шагов назад. Сзади послышались тяжелые торопливые шаги. Обернувшись, Марио успел заметить, с каким спортивным азартом Коля достаёт из мятых карманов патроны, нервно запихивая их в ствол ижевской двустволки. Марио запрыгнул на подоконник, ввалил коленом по оконной раме. Стекло хрустнуло, как мартовский лёд. Сгруппировался и прыгнул вперёд, оставляя за собой кровавые следы. Ничего он мне не сделает, – бежал и успокаивал себя, – побоится.
День Марио просидел в мастерской. Лечил колено, лежал на диване, прислушиваясь к голосам с улицы. Смотрел на мебель, разбросанную вокруг, касался старого дерева, ощущал запах старости. Большинство людей, думал, которым принадлежали эти вещи, выехали. Что-то гнало их из этого города, вынуждало оставлять свои дома, выходить за крепостные стены, перебираться на тот берег реки и растворяться в пространстве. Что их на самом деле вело? Может, бедность и неудачи. Может, потребность в понимании. Или невозможность жить в таких климатических условиях, когда небо полгода обложено облаками и дождями, а остальные полгода сжигает тебя чёрным огнём. Кто-то срывался, чтобы найти покой. Кто-то хотел покоя лишиться. Кого-то звал голос веры. Кто-то уезжал, чувствуя опасность. Почему они не остались, думал Марио, чего им на самом деле не хватало? Покоя? Уверенности? Любви? Марио представлял, как они долго должны были к этому идти, сколько разных неприятностей должно было произойти в их жизни, сколько неверия впитали в себя их души. Кто-то из них решался медленно и болезненно, кто-то – легко и непринуждённо, кто-то долгое время не мог сознаться себе, что уже готов – готов отказаться от всего, что приобрёл, и двигаться вперёд – з