– Откуда она? – спросил.
– Официантка, – неохотно объяснил Антон. – Оля зовут. Неделю как взяли. Сам не успеваю.
Перезвонили заказчики. Спросили, где он. В баре, объяснил Фима, смотрю футбол. Какой счёт? – спросили зказчики. Финальный или на этот момент? – переспросил он. Послушайте, сказали заказчики, мы тут застряли перед мостом. Как до вас добираться? Фима начал объяснять, но тут подоша Оля. Ты что? – сказала Фиме. – Там же ремонт, им нужно влево, на проспект, там вверх, потом направо. Дай сюда, – сказала, забирая у Фимы телефон. Быстро всё объяснила, вспомнила несколько улиц, назвала несколько магазинов, которые нужно проехать, школу, военкомат. Отдала телефон, подошла к арабам, долго с ними о чём-то говорила. Арабы смотрели на неё встревоженно, но вели себя тихо. Фиму удивляло её спокойствие, он привык, что работа официантки, как правило, связана с истериками. Арабы, похоже, её чем-то загружали, тогда она едва заметно коснулась ладонью плеча одного – и тот сразу замолчал. Наклонилась ко второму, что-то переспрашивая, он начал возражать и оправдываться. Другие, не замечая, что за ними наблюдают, метали гром и молнии, высекали из озона искры, глядя ей в лицо, ловя её руки, слушая её колкости.
Минут через пятнадцять снова перезвонили заказчики. Всё, сказали, всё отменяется. Выяснилось, что на мосту в кого-то въехали, сейчас стоят, ожидают ГАИ. Извинились, ещё раз поинтересовались счётом. Фима попрощался с Антоном, подождал, пока подойдёт Оля, хотел ей что-то сказать, но растерялся, не нашёл нужных слов, лишь протянул руку, как на деловой встрече. Она засмеялась, стиснула ему ладонь, и он, не сдержавшись неуклюже, но чисто по-дружески, не выходя из-за стола, обнял её, легко проведя рукой по спине. И когда выяснилось, что белья она под блузкой не носит, Фима совсем растерялся и как-то поспешно выскочил во двор. Сел. Подождал. Набрал Антона.
– Эта официантка, – сказал, – Оля – кто она?
– Ты далеко? – переспросил его Антон после паузы.
Через минуту вышел, сел рядом, осторожно закрыв дверь.
– Курить есть? – спросил Фима.
– Бросил, – оправдываясь, ответил Антон. – Жвачку жую. Не помогает. Будешь?
Антон с отвращением посмотрел на жвачку, махнул рукой, давай, мол.
– Ну, значит, Оля, – начал, сосредоточенно разжёвывая свой стиморол. Со стороны выглядело, будто он пережёвывает каждое слово. – Короче, она проституткой работала. Было такое.
– А ты откуда знаешь? – зажевал в ответ Фима.
– Так она в соседнем подъезде живёт, – объяснил Антон. – Я её сто лет знаю. Я её сюда и привёл. Думаешь, много желающих тут сидеть?
– Ну, а что ж она ушла из проституток?
– Откуда я знаю? Проститутки – они как боксёры, карьера у них яркая, но короткая.
– Я понял, – ответил Фима.
Открыл окно. Выстрелил стиморолом в воздух. Антон тоже открыл, тоже выстрелил. Молча пожали друг другу руки, разошлись.
Разве так уж плохо быть проституткой? Разве такое уж это жизненное поражение? – думал Фима, возвращаясь к себе. – Что нас отталкивает от этих женщин? Общественное пренебрежение? Работников прокуратуры общество презирает ещё больше. Если подумать, – говорил он себе, – кто вообще идёт в проституки? Люди трудной судьбы, противоречивого жизненного пути. Покинутые влюблённые, преданные невесты, нелюбимые дети. Студентки, лишённые семейной поддержки. Работницы, выброшенные из швейных цехов. Матери-одиночки, женщины-алкоголики, сироты, пришлые и вдовы. Становятся вдовы проститутками? Вероятно, что становятся – чем им ещё заниматься? И кто я такой, чтобы их осуждать? Какие у меня основания думать о них плохо? Более того, подозреваю, что большинство из них живёт жизнью куда более интересной, чем моя, более насыщенной, наполненной приключениями и опасностями. Несомненно, в проститутки идут женщины, нуждающиеся в любви. Несомненно. Только так. Женщины, способные делиться нежностью, способные вызывать ревность и обрывать депрессию. Уверен, что среди проституток часто встречаются натуры образованные и начитанные, выражающие таким необычным способом своё восхищение перед миром, прибегающие к нему для более глубокого и полного познания. Ясно, что большинство из них постигли тайны психологии и медицины, способны снимать усталость и возвращать память, большинство из них носит шёлковое белье или пирсинг в самых неожиданных местах. Все они влюблены в музыку и в свою работу, все они владеют искусством эти занятия соединять. Вечерами они слетаются в свои комнаты, легко и весело накладывают дорогой макияж, надевают маски и украшения, расстилают красные простыни в ожидании смелых и щедрых мужчин. Открывают окна и впускают в помещение зелёные круглые луны, серебрящие их кожу и делающие зубы белыми, как колотый фарфор. Они курят в комнате травы, чтобы мужчинам потом снились леса и чёрные реки с неизвестными городами, они не спят ночью и засыпают днём, как вампиры. Утром собираются на террасах, обвитых виноградом, и говорят о пении и астрономии, находят на чёрных полотнищах предрассветного неба созвездия, наблюдают за птицами, предсказывают погоду на ближайшие дни, потягивая сладкий ром. Потом расходятся по домам, набирают полные ванны холодной воды, лежат в них часами, и колени их светятся в темной воде, как луны.
На следующее утро он снова приехал. Долго завязывал праздничный галстук, едва при этом не удушился. Припарковался под пиратским флагом, набрал Антона. Тот выскочил озабоченный и мрачный. Молча пожал руку, взял предложенный стиморол.
– На месте? – спросил Фима.
– На месте, – ответил Антон.
– Я зайду?
Антон сосредоточенно жевал.
– Слушай, – сказал, помолчавши, – оно тебе надо?
– А что такое? – не понял Фима.
– Для чего тебе?
– Для равновесия, – объяснил Фима.
Антон молча вылез, хлопнув дверцами. Фима посидел, подождал, вылез вслед. В баре было пусто. Он кивнул Антону, тот раздражённо отвернулся. Выбрал место напротив барной стойки. Показывали тот же футбол, что и вчера. Фима подумал, что за три дня смог выучить составы команд. Но смотрел на экран с неподдельным интересом. Оля выбежала минут через десять. О чём-то пошепталась с барменом, снова пропала, даже не посмотрев в зал. Фима занервничал. Смотрел матч, с отчаянием ожидая нулевой ничьей.
Через какое-то время она вышла. Спросила, что он будет пить. Фима растерялся. Что бы ей сказать? – подумал. Что-то заказал, чем-то поинтересовался, невольно пошарил по карманам.
– Что там? – спросила.
– Трубу посеял, – недовольно ответил Фима.
– Давай тебя наберу.
Оля достала разбитую и перемотанную скотчем нокиа. Фима продиктовал, она набрала. Подождали. На баре Антон со скрипом протирал посуду. Фима смущённо что-то сказал на прощание, выходя, махнул Антону, даже не стал ждать ответа. Да и не было никакого ответа. Труба лежала в фиате, на полу, под рулём Фима поднял, посмотрел входной, набрал её номер.
– Ты сегодня когда заканчиваешь? – спросил.
– А что? – она даже не удивилась.
– Давай заеду за тобой?
– Ну, заезжай, – легко согласилась Оля.
Он хотел что-то добавить. Но что тут можно добавить.
В июле эти пустые здания кажутся особенно запущенными. Трава на подоконниках теряет свежесть, сухо показывая направление утренних воздушных потоков. Деревьям у подъездов не хватает влаги. Горький запах битого камня, солнечная липкая паутина, уличные псы – чувствительные и медленные, как беременные женщины, июль удлиняет тени и выжигает краски, долгие вечера наступают внезапно и неожиданно, старые мужчины сидят в тихих дворах, залитых вечерним светом, кожа их становится тёплой, морщины делаются глубокими, лето переваливает на другую сторону города и заливает светом на противоположном берегу красную кирпичную кладку старых складов и заводских проходных. Солнце плывёт по течению, как сброшенный с моста квартирный вор, горизонт до глубокой ночи полыхает вспышками. В конце июля умирают старые безработные в своих захламленых жилищах, поскольку вся любовь этих дней достаётся молодым. Девушки изнемогают от жары, спускаются к воде, держатся её прохлады, остерегаются прибрежной зелени. Улицы особенно звонки, каждый неосторожный шаг и случайный возглас тревожат голубей на крышах и разомлевших от солнца бездомных, живуших летом в покинутых, разбомбленных помещениях. Хочется говорить тихо, чтобы тебя никто не услышал, а услышав – не понял.
Он еще не успел припарковаться, как Оля уже поднялась по лестнице наверх. Увидела его фиат, села на переднее сиденье. Фима потянулся целоваться, она сухо коснулась его выбритой щеки. Всё как меж старыми друзьями. Или между мужем и женой, решившими расстаться. На ней было короткое платье. Ноги её от этого казались еще длиннее. Она всё время поправляла причёску, щурясь от вечернего солнца.
– Курить можно? – спросила.
– Я бросил, – ответил Фима.
– Молодец, – ответила на это Оля, достала сигареты и закурила. Посмотрела на его расстроенное лицо, скептически хмыкнула, опустила со своей стороны стекло.
– Куда поедем? – Фима справился-таки со своим волнением и взялся за дело.
– Да никуда, – ответила Оля. – Давай тут постоим.
– Тут? – не понял Фима. – Ну давай.
– Ты чего хотел то? – спросила Оля, даже не посмотрев в его сторону.
– Просто поговорить хотел, – ответил Фима.
– Хорошо, – согласилась она, – говори.
И отвернулась к окну.
Обижается, понял Фима. Возможно, Антон ей всё рассказал. Возможно, она догадывается, что я про всё знаю. Возможно, думает, что отношусь к ней, как к бывшей проститутке. Возможно, это её угнетает. На самом деле, это свинство с моей стороны – играть на её прошлом, извлекать пользу из её ошибок. Она давно начала новую жизнь, а тут я. Ясно, что это её обижает. В любом случае нельзя ей говорить, что я про всё знаю. Даже намёками, даже шутками. Нужно, чтобы она успокоилась, чтобы поняла, что я не собираюсь её шантажировать. Лучше говорить про что-то нейтральное.
– Расскажи о себе, – попросил Фима. – Чем ты интересовалась в детстве? Мальчиками?